Виталий Сертаков - Демон и Бродяга
Не просто кентавр, а скорее – кентавренок, с некоторым умилением определил про себя Артур, хотя умиление быстро сменилось совсем другими чувствами.
Этот кентавр сильно отличался от своих рисованных мультипликационных собратьев, которых Артур помнил по детским фильмам. Тощие жеребячьи ноги еле его держали, на бабках сочились кровавые мозоли, в неровной бурой шерсти застряли колючки. Каурая масть на спине лошади плавно переходила в темно-шоколадный загар на спине человека, истекающие потом лопатки работали, как поршни, длинные руки при беге едва не доставали земли. Кожа на узкой, цыплячьей груди подростка вздымалась и опадала, натягиваясь на ребрах. Ребер у него было явно больше, чем у человека. На мокрых боках, на животе и плечах клочьями росла светло-коричневая, почти шоколадная шерсть. Когда беглец достиг подножия холма, стало очевидно, что это не шерсть растет клочьями, а ее кто-то совсем недавно активно выдергивал. Наверное, хищники уже неоднократно настигали раненого беглеца, бросались на него скопом, но он находил силы, сбрасывал их и устремлялся дальше. Кентавр дышал со свистом и хрипом, и там, где он пробегал, на мокрый мох осыпался кровавый пот.
Его хотелось спасти.
Его мучительно хотелось спасти от погони.
Не жилец, определил Артур, хотя до этого никогда не имел дела со столь странным творением эволюции. Впрочем, сказал он себе, если Хранители равновесия вывели из ящериц драконов, то что мешало им вывести полкана?
Что-то блеснуло на мгновение, резануло Артура по глазам: ему показалось вдруг, что на груди человека-лошади вспыхнул пристальный угольно-черный глаз. Наваждение продолжалось секунду, не больше, но для Коваля что-то изменилось.
Его позвали. Иначе не скажешь.
Спасти. Приголубить. Защитить от уродов.
Умереть вместо него…
Человека позвало что-то далекое, невыносимо прекрасное, жгучее до одури. Артур потряс головой, потом еще раз. Кентавр споткнулся, захрипел, копыта его провалились в грязь. Артур за рыжими гроздьями ягодных кустов не видел его целиком. Было там что-то, кроме грязной задубевшей кожи, или нет?
– Варька, слыхала когда о таком? – встрепенулся Бродяга.
– Да не вроде… Чо-то мужики болтали, мол, еще по снегу следы встречали, и не кобыла, и не лось, а ширше раза в три. Тока не тут это, а за перевалом, южнее.
– Ишь, болезный, припадает!
– Ни хрена себе болезный, да за ним на коне не угонишься.
Кентавр как раз поравнялся с грузовиком, но он бежал гораздо ниже по склону. Ему приходилось перепрыгивать через обломки пней и корни, вилять среди канав. Несколько раз он оступился, а однажды упал, перевернувшись через голову. В этот момент стала видна свалявшаяся, мокрая от пота и крови шерсть на животе и несколько глубоких царапин, нанесенных когтями.
Защитить. Спасти. Спрятать.
Не допустить его гибели.
– У него два сердца, – прошептал Коваль.
– Откель те ведомо? – удивилась Варвара.
– Слышу, – пояснил президент. – Два сердца и легкие литров на пятнадцать, оттого и выносливый. Он так бежать может дня три, лучше любой лошади…
И тут, как бы в опровержение этих слов, кентавр снова упал, но на сей раз он угодил в серьезную природную западню. В низине, под перевернутыми пнями, подле таежного ручья образовались топкие прогалины, заросшие густой осокой. Кентавр сделал большой прыжок, но не рассчитал сил. Он утопил передние ноги, не удержал равновесия, ударился боком о трухлявый пень и провалился почти по горло. Раздалось противное чавканье, треск болотных газов и жалобный крик.
И вместе с криком – страх. Но не бессмысленный ужас глупой косули, а страх разумного существа, сознающего свою близкую гибель. У Артура сжалось сердце. На короткий миг президент даже приложил руку к груди, недоумевая. Что-что, а мотор еще никогда его не подводил, да и вообще, тьфу-тьфу, все хвори остались там, в прежнем, болезненном мире, мире ангин и аспиринов.
– Он зовет на помощь! – Коваль соскочил с капота. – Вы слышите? Ему надо помочь.
– Кто зовет? – округлила глаза Варвара. – То нечистая тебя манит!
У бывшего тренированного Клинка словно кто-то разом выключил все защитные механизмы. Он пошел на зов, будто его поманила волшебная дудка. Пошел с одной мыслью, что мальчишку надо спасти. Зачем спасти, на кой ляд этот вонючий мутант сдался – эти вопросы Коваля не волновали.
Его волновало одно – не позволить зайцам, или кто они там, сожрать это нелепое чудо-юдо.
Кентавр выбросил вперед неестественно длинные жилистые руки с очень широкими ладонями, ухватился за корягу, подтянулся, но коряга треснула, и бедолага еще глубже увяз в болотной жиже. Он запаниковал, забился, не чувствуя копытами дна, и потому не смог трезво оценить ситуацию. На самом деле, ему стоило подать влево, отдохнуть, полежать в плотной грязи и с новыми силами, помаленьку, выбираться на сухое место.
Артур же оценил ситуацию в мгновение ока, свистнул Бубе и рванул вниз, через ягодную рыжую россыпь. Следовало отсечь стаю, оттянуть на себя, пока они не успели окружить болотце.
– Стой, погодь! – наперебой заорали сверху Варвара и старец. – Какая ему помощь? Нечисть – она и есть нечисть, не ходи к нему!
– Кузнец, налево погляди, ты чо! – умолял Антип. – Зайцы, зайцы же!
Но Артур уже скользил вниз, обдирая кожу с ладоней, цепляясь за ветви чахлых черных елочек. Он не мог объяснить Бродяге, почему так поступает. Старцу были подвластны хвори человеческие, но чудовище с лошадиным телом он воспринимал как уродца с пожарища или как безмозглую лосиху. У Артура не было времени объяснять, что перед ними не просто разумное существо, но, кроме того, это существо обладает чем-то невероятно важным, чем-то таким, что им еще может очень и очень понадобиться, вероятно даже – чем-то таким, чего нет больше ни у кого, и упустить эту возможность никак нельзя. Во всяком случае, именно так до него дошла информация, сжатая в единственном горестном вопле. Кентавр не желал умирать потому, что его смерть несла очень большие проблемы.
Для тех, кто оставался в живых.
Коваль делал огромные скачки через канавы, заполненные водой, слышал, как за ним, нагоняя, бесшумной тенью, несется Буба, а еще дальше, проклиная все на свете, грузно топает Варвара с ручным пулеметом на плече…
Кентавр повернул голову и встретился с президентом глазами. Человек остановился, перебирая ногами, размахивая руками. Человека на мгновение словно пригвоздило к невидимому столбу. В следующий миг Артур справился с наваждением, но внутри его словно выстирали и выжали.
Удивительный зверь не подчинялся воле Клинка, он был намного умнее любого пса или дракона, хотя мыслил совсем иначе. Он был юн, несмотря на солидные размеры, почти ребенок, по меркам тех, кто его родил. А его, несомненно, родила мать, а не вырастили в пробирке и не сотворили из мертвого камня. Его узкое, вытянутое вперед личико, с полными, обезьяньими губами, меньше всего напоминало о лошади, глаза располагались слишком близко к носу, глядели затравленно, на пределе чувств и сил, а на груди, на широкой цепи болтался заляпанный в грязи амулет.
Черная молния.
Капля смолы.
А спустя миг – уже похоже на кипящий глаз, именно этот таинственный предмет привораживал Артура.
Кентавр сделал еще одну попытку освободиться, взбрыкнул задними ногами, запустил когтистые, совершенно не человеческие лапы в мягкий, осыпающийся дерн… но лишь проделал в земле восемь глубоких борозд. Он все глубже зарывался в густую черную жижу.
– Что там, что там? Злые, плохие! – бормотал Буба и дергал Артура за рукав. – Убили много людей Грязи! Страшные. Зубы. Злые.
– Не бойся, я тебя не обижу, – увещевал Коваль, пробираясь поближе к застрявшему беглецу. Совсем близко он подойти не решался – обманчиво сухая прогалина легко поглотила бы человека. То самое чувство, что охватило его подле грузовика, чувство, толкнувшее его на помощь диковинному лесному обитателю, на минуту пропало, уступив место страху. Артур очень быстро понял две вещи – что его использовали, чуть было не заманили в трясину, и что половина крови на груди, боках и лапах кентавра принадлежала не ему. Этот мальчишка-полуконь забил немало врагов, прежде чем они взяли его в оборот.
Его следовало спасти любой ценой…
Артур замер на краю болота. Стая валила кусты уже совсем близко. Кентавр зашипел, обнажая розовые десны, и поднял руку, как бы готовясь к обороне. Такие острые зубы Артур однажды видел у щуки, выловленной на границе Вечного пожарища, а руки мальчика он вполне справедливо издалека окрестил лапами. Четыре пальца, разделенные перепонками, и на конце каждого втягивался и вылезал коготь длиной в два дюйма. Как у белого тигра Лапочки, только намного страшнее. Потому что альбинос Лапочка, при всех его коварных повадках, слушался человека, а этот чумазый уродец считал себя гораздо выше и лучше человека.
