Артем Рыбаков - Ядерная зима. Дожить до рассвета!
Люди внизу, заслышав рокот вертолетов, махали руками и, очевидно, что-то кричали, но мы этого, естественно, услышать не могли.
— Иван! — окликнул я старшего лейтенанта. — Попроси пилотов немного снизиться! Я вымпел сброшу! — Достав из свертка заранее приготовленный плакатик с инструкциями, я продемонстрировал его летчику.
Колмогоров показал мне большой палец и скомандовал в переговорник:
— Андрей, зависни метрах в ста, гражданским привет передать надо!
После того как пилот выполнил приказание, в приоткрытую дверь я выбросил наше послание, в котором предлагалось застрявшим на шоссе людям взять самое необходимое и двигаться в сторону Торжка. К свернутому в трубку и стянутому резинками плакату была присобачена длинная лента из ярко-оранжевой полиэтиленовой пленки, так что была надежда, что вымпел заметят. Так, собственно говоря, и произошло — к месту падения бросились сразу несколько десятков людей.
Стоило нам пролететь еще пару километров, и внизу мы увидели еще множество разбитых машин. Как я и предполагал, проблемой стал ремонтируемый мост через Тверцу. Некоторые машины даже загорелись после аварии, а один фургон, ехавший со стороны областного центра, пробил ограждение и завис над рекой, грозя каждую минуту рухнуть вниз. Задерживаться здесь мы не стали, тем более что людей внизу заметно не было — то ли в машинах сидели, то ли ушли.
— Над Тверью дым! — спустя пару минут доложил искаженный динамиком голос пилота.
— И радиация поползла! — почти синхронно заявил Колмогоров. — Уже семьдесят микрорентген.
— А должна быть сколько? — спросил сидевший до этого момента молча Порошников.
— Десятка где-то… — ответил старлей, щелкая тумблерами.
— Резину надевать не пора? — забеспокоился бывший десантник.
— Нет. Это же с внешних датчиков. А у нас тут подбой есть. Андрей, поднимайся до пятиста! — это было сказано уже пилоту.
Сквозь слегка мутное стекло я заметил, что два других вертолета отвернули немного вправо.
«Ну да, у нас-то спецмашина, и противорадиационный подбой есть. Наверное, и другие фишки имеются?»
— Включаю наддув! — словно в подтверждение моих мыслей объявил Колмогоров и повернул какой-то выключатель.
— Фон — сто двадцать. Капитан, — обратился он ко мне, — смотри и ты тоже. Эпицентры, пожары. Зоны разрушения…
— Понял.
* * *Над Тверью висело облако дыма и пыли. Из-за пробивающихся сквозь густую пелену то тут, то там языков пламени казалось, что весь старинный русский город превратился в сплошное огненное кладбище. Но, когда мы подлетели ближе, стало ясно, что это не совсем так. В основном огнем был охвачен центр города. Горел камвольный комбинат и находящийся рядом с ним торгово-развлекательный центр. Верхние этажи девятиэтажного кирпичного здания областной клинической больницы, стоявшего на другом берегу Волги, тоже горели. Большинство из многоэтажек, стоявших рядом, также были повреждены взрывной волной. Наш вертолет висел над берегом Волги примерно посередине между железнодорожным и автомобильным мостами, и с километровой высоты мы могли в подробностях оценить всю ужасную картину катастрофы.
— Твою мать! — внезапно заорал Колмогоров. — Фон два рентгена и растет! Андрей, отворачивай, ветер на нас! Уходим! — продолжал голосить старлей, не забывая при этом лихорадочно писать в своем блокноте. — Эпицентр, похоже, в Затьмачье, — бросил он через плечо.
Я вспомнил, что так называется исторический центр Твери. Я прикинул на местности.
— Судя по картине разрушений — взрыв маловысотный. Средней мощности. Кил на сто. «Семьдесят шестая»[35] или «восьмидесятая»[36] «башка».
Слушая эту заполошную скороговорку, мой сержант перепугался не на шутку и полез доставать из тюков, на которых сидел, защитные костюмы. Получалось это у него плохо, и, поглядев на мучения своего подчиненного, я наконец сказал:
— Серег, брось ты это! Угроза уже миновала.
Не обращая на меня ни малейшего внимания, сержант продолжал самозабвенно копаться в связке резиновых плащей, подбирая подходящий по размеру.
— Сержант, прекрати фигней страдать! — присоединился к моим увещеваниям прапорщик. — Поверь, нам тут ни хера не грозит! Подбой все на себя возьмет, а пылищу внутрь наддув не пустит!
Отлипнув от окна, я добрался до старшего лейтенанта и примостился на откидном сиденье рядом:
— Какие прогнозы, Иван? Сколько бэр[37] получили? — Кое-что из курса защиты от оружия массового поражения я еще помнил.
— Бэры уж хрен знает сколько не используют, — буркнул Колмогоров, продолжая что-то записывать, — сейчас зиверты[38] в ходу.
— Да по мне, так называй, как хочешь. Десантуру мне успокоить надо!
— Пока все в порядке — считай, на флюорографию сходил! — Я заметил, что, перед тем как ответить, старшой произвел некоторые вычисления на бумажке. — А вот тем, кто внизу остался, — конец!
Эти слова, сказанные без какой бы то ни было экспрессии, будничным, я бы сказал, тоном, подействовали на меня словно сильный удар по голове! Перед глазами все поплыло, я даже не сразу заметил, что Колмогоров придержал меня за плечо. Факт, что случилось то, чего весь мир с содроганием ждал последние полстолетия, встал передо мной во всем своем ужасном великолепии:
«Значит, действительно началась ядерная война! Не учения, не локальная катастрофа, а он — всеобщий тотальный конец! И тут, как ни мучайся, — все едино!»
— Вася! Вася! Ты что, капитан?! А ну, бля, приди в себя!
Смачная оплеуха сбросила меня на пол.
— О! Другое дело! — улыбнулся старлей. — Кулачки сжались, глазки сверкают! Совсем другое дело, капитан! Сразу видно конкретного «сижу в кустах и жду награды»!
Забавно, но именно эта старая как мир шутливая присказка про родные пограничные войска помогла мне прийти в себя.
— Я в норме! Ваня, можешь вкратце рассказать, что тут случилось?
Колмогоров бросил взгляд на свои приборы, посмотрел в окно и наконец снова повернулся ко мне:
— Да, могу. Мы сейчас по периметру Тверь облетать будем, с автоматической регистрацией, так что минут пять у нас есть. Если коротко, то, похоже, амеры реализовали свой план ограниченной ядерной войны. Сюда прилетела одна «голова», причем, по моим ощущениям, довольно криво прилетела. В смысле — не на той высоте взорвалась. Обычно они метрах на четырехстах должны взрываться, а тут, видимо, наземный взрыв произошел. Разрушения слишком слабые. Но проблема в том, что предупреждения о ракетном нападении или не было, или оно слишком поздно пришло.
— С чего ты взял?
— Нас вообще не оповещали, а ведь у нас авиабаза. Да и много других признаков. Вон посмотри! — Он ткнул пальцем в окно.
— Поясни! — На мой неискушенный взгляд, ничего необычного я не видел, если, конечно, не считать вида уничтоженного атомной бомбой города.
— Машины в большинстве своем не припаркованы, а стоят так, как их электромагнитный импульс вырубил, то есть тревогу не объявляли. Ты же помнишь, как вас во времена Союза учили?
— Конечно!
— Вот! А тут такое ощущение, что никто и не дернулся. Вон смотри, около моста машин сколько.
Мы летели сейчас над северной частью города, и в поле зрения у нас были сразу два моста через Волгу. Старый, которому, насколько я помнил, было больше ста лет, пострадал при взрыве очень сильно — ажурные мостовые конструкции погнуло взрывной волной, а центральный пролет сбросило с быков. Второй мост пострадал меньше, хоть пролеты его тоже сдвинуло на опорах так, что это было заметно невооруженным глазом, и именно перед этим мостом стояло много остовов машин, на которые, собственно говоря, и обратил мое внимание старший лейтенант. Стена раскаленного воздуха ударной волны разбросала те из них, что выехали из-под прикрытия зданий, но оставшиеся в «тени» так и стояли ровными рядами, хоть многие и превратились в кучи оплавленного и обожженного железа.
«А ведь лейтенант прав, все выглядит вполне естественно — утренняя пробка перед узким местом. Внезапная остановка двигателя… И… огненная смерть, пришедшая внезапно».
— Центр запрашивает обстановку! — отвлек нас от разговора голос из громкоговорителя.
— Подтверждаю ядерную атаку! — немедленно отреагировал на запрос Колмогоров. — Оценочная мощность взрыва — сто килотонн. Взрыв наземный. Разрушено около семидесяти процентов строений в центральной части города. Множественные пожары. Радиационная обстановка тяжелая. Постоянный фон в черте города около пяти рентген в час. Повторить?
— Спасибо, я запомнил, — ответил тот же голос.
Некоторое время мы летели молча — Иван занимался своими записями, успокоившийся Порошников вместе с прапорщиком переупаковывали ОЗК, а я просто смотрел в окно.
