"Фантастика 2024-12". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Альдор отложил перо, закупорил чернильницу и присыпал бумагу песком, чтобы быстрее просушить. Бросил взгляд на камин — все прогорело, алели лишь угли. Разжигать его заново он не стал.

Он разделся до исподнего, бережно сложил дорогую одежду на кровати, а затем подошел к сундуку и достал сверток, к которому не притрагивался многие годы. Ряса пахла прелостью, ткань кое-где истончилась и требовала заплаток.

— Сгодится и так, — шепнул он и надел монашеское одеяние.

В зеркало Альдор смотреться не стал. Сложил письма. Два оставил на столе, а то, что предназначалось Грегору решил отнести в Канцелярию, чтобы отправили с почтой в Миссолен. Бросив прощальный взгляд на покои, он накинул на плечи теплый плащ, подхватил наплечную сумку и тихо вышел.

В Канцелярии горел тусклый свет. Альдор помедлил на пороге, но решительно направился к столу служки, заведовавшего отправкой писем.

— Мог бы и утром принести.

Он обернулся. Рейнхильда прислонилась к шкафу, держа в руке свечу.

— Уезжаешь? — спросила она, оглядев его плащ и мешок. — Не слышала, чтобы ты получал дозволение.

Альдор положил письмо на стопку бумаг.

— Я подал в отставку, — наконец сказал он. — Прошение в моих покоях.

— Мы ее не примем. — Рейнхильда поставила свечу на стол и подошла к Альдору. — Я ее не приму. Хочешь отставки — проси лично у Умбердо. А не уезжай в ночи, как трус.

— Я знал, что меня не отпустят, поэтому решил сделать все тайно. Позволь мне уйти. Пожалуйста.

Лицо королевы было мрачно.

— Почему сейчас? — Спросила она.

— Дни Грегора сочтены, помочь я ему не смогу. Вам с Умбердо помощь не требуется. Да и я всегда буду напоминать людям о твоем брате. И вспоминать они его будут не самым добрым словом.

— И куда ты собрался? В Ульцфельд? Возвращать к жизни родовое гнездо?

— В Мирвир, — признался Альдор. — Тамошней обители нужны люди. Монастырь сильно пострадал после разорения войсками.

Рейнхильда с недоверием взглянула на Граувера.

— Ты же ненавидишь Мирвир и терпеть не можешь монастыри. Всегда так говорил.

Альдор пожал плечами.

— Я не рубил людей на поле боя, но крови и ошибок на мне достаточно. Пора искупать грехи.

Королева, словно не веря, шагнула к нему и протянула руки, но Альдор отшатнулся.

— Не надо, — взмолился он, боясь, что она заставит его передумать. Уговорит, наобещает безоблачного будущего — а он сдастся, как всегда выходило раньше. — Прошу, не нужно.

Она резко опустила руки. Свеча затрепетала.

— Мирвир… Точно не шутишь?

— Нет. Я вернусь к службе при обители. Как и хотел мой отец. А Ульцфельд… Пожалуй кому-нибудь верному.

Рейнхильда, окончательно убедившись в серьезности его намерений, закрыла ладонями лицо. Альдору показалось, что она всхлипнула, но в следующий момент она взяла себя в руки. И все же глаза ее горели мольбой.

— Альдор, почему? Почему сейчас? — хрипло вопрошала она. — Мы наконец-то установили мир, мы можем быть вместе…

Могли бы. Но Альдор больше не считал себя достойным. Признаться, никогда и не считал. Те краткие моменты счастья, что она даровала ему, и без того стали для него непозволительной роскошью. Вкусив запретной сладости, трудно не пойти дальше, а затем еще и еще, пока не ослепнешь от счастья и не оступишься. Он не мог позволить Рейнхильде оступиться. Слишком многое теперь от нее зависело.

— Я люблю тебя, — выдохнул он. — Никогда никого так не любил и никогда не полюблю. И я рад, что смог дать тебе все, чего ты желала. Но пора остановиться. Мне пора остановиться. Я существовал лишь благодаря Грегору, и вместе с его солнцем закатится и мое. Пусть годы, что мне остались, пройдут в покое и с пользой.

— Но сын…

— Ты воспитаешь его великим правителем, — улыбнулся Граувер и дотронулся до ее руки. — Мне пора. Прощай, моя королева.

Он видел, что первым порывом Рейнхильды было преградить ему путь, заслонить выход, не дать уйти. Видел по ее глазам, что она негодовала и считала себя преданной. И все же Рейнхильда была Волдхардом. Правильным Волдхардом. И потому она отстранилась, давая ему дорогу.

— Прощай, брат Альдор, — тихо сказала она. — Да осветит Гилленай твой путь к покою.

8.3 Миссолен

Симуз поймал себя на крамольной мысли, что императрице невероятно шел траур.

Виттория, облаченная в черное от самых сапожек до кружевной вуали, в одиночестве шла рядом с повозкой с телом Демоса. В одной руке императрица держала традиционный факел, другой крепко ухватилась за обтянутый траурной материей борт повозки.

Перед ней шествовала небольшая группка церковников — монахи пели гимны, восславляя славную жизнь и трагическую кончину императора. С другого края молча шла Десария — тоже в черном, тоже с факелом в руке.

— В мирное время покойников сопровождают мужи. После войны это всегда достается женам, — тихо сказала Артанна на ухо Симузу и указала на людей, столпившихся вдоль улицы. — Гляди, сплошные бабы. И им теперь все это разгребать.

Расщелину, что тянулось от полуразрушенного дворца через площадь, заделали обломками и валунами, а сверху накрыли досками. Не самое лучшее решение, но оно хотя бы временно помогало людям не сорваться в пропасть или покалечиться. Телеги проезжали с трудом, и все же так было безопаснее.

Трупы убрали. Многих успели сжечь и захоронить их прах в ободранных Императорских садах еще до возвращения императрицы. Город медленно отходил от оцепенения, жизнь понемногу налаживалась, но время текло невообразимо медленно. Симуз видел в лицах горожан лишь растерянность, скорбь и тоску. Победа далась слишком большой ценой.

Эклузум почти не пострадал, не считая Великого Святилища. Храм убрали, даже заделали ворота, но теперь службы велись стоя, а вместо алтарной статуи наставники проводили обряды подле гигантского серебряного диска, который удалось спасти. И все же люди молились: каждый день Симуз видел толпы женщин, детей и искалеченных мужчин, стекавшихся на утренние и вечерние службы. Все чаще звучали молитвы, обращенные не к Хранителю или Гилленаю, но к Демосу-мученику. Симуз знал, что император не особенно жаловал церковников, да и в Хранителя толком не верил, и оттого искренние мольбы о заступничестве одновременно трогали своей наивностью и казались Медяку ироничными. Судьба посмеялась над всеми ними.

Однако императрице было не до шуток. Она вернулась, уже зная о произошедшем. К чести Виттории, она на людях не проронила ни слезинки, не позволила горю затмить разум, хотя и Симуз, и Десари знали: императрица с трудом мирилась со смертью любимого мужа. Лишь по утрам, докладывая о новостях Виттории и Ихразу, Медяк отмечал заплаканные глаза женщины. Но она держалась. Наверняка ради сына. Симуз и сам прошел через многое только ради Десари.

В один из дней Виттория вызвала к себе Магистрессу. Они провели вместе полдня — Ихраз распорядился, чтобы дам не беспокоили. Симуз мог лишь догадываться, о чем они говорили, но после этого в императрице стало меньше скорби, но больше гнева. Все чаще заходили разговоры о коронации малыша Ренара, о суде над Грегором Волдхардом, об избрании нового Великого наставника. Но чаще всего звучали призывы поднять на пики Линдра Деватона, даже если ради этого придется сровнять Амеллон с землей.

— Когда суд? — спросила Артанна и поправила черную повязку на глазу.

— Ихраз сказал, что через три дня.

— Уже выбрали способ казни?

— Сперва растягивание на дыбе, затем четвертование. И сожжение заживо.

— Не уверена, что Демосу бы это понравилось, — ответила вагранийка.

— Виттория была готова лично разорвать Волдхарда в клочья. Ихраз еле оттащил ее от него и уговорил подождать.

— Сложно ее за это винить.

— Никто бы и не обвинил. Но она вскоре станет регентом при Ренаре. Ей уже сейчас нужно играть по правилам, а цивилизованный подход требует суда. Благо свидетелей наберется достаточно. Фештан от Ваг Рана, Десари от Магистрата, будет делегат от Рикенаара. — Симуз указал на площадь перед Святилищем. — И новый Великий наставник.