"Фантастика 2025-124". Компиляция. Книги 1-22" (СИ) - Кожевников Павел Андреевич

Конечно, я позволила, ожидая жалоб и нытья, но, когда их не поступило, все же создала артефакт. Он не избавлял людей от необходимости работы: поднятый со дна на пологие берега ил нужно было еще вытащить, а потом отвезти и раскидать на выбранные для этих целей поля. Если артефакт случайно выбрасывал на берег зазевавшуюся рыбу, ее тоже следовало или выпустить обратно в воду, или съесть.

Вообще, главным принципом жизни в пустыне было отсутствие «мусора». Все, что в других местах считалось отходами, здесь шло в повторную работу: что не съедали люди, скармливали домашнему скоту, что не подходило для этого — шло в компостную кучу, лишь совсем не подходящее перерабатывалось отдельно. Например, все битые глиняные горшки сдавались обратно горшечнику, он их размалывал и потом использовал получившийся песок при замешивании особых сортов глины. Металл сдавали кузнецу по весу, и так далее.

Я строго требовала, и мои помощники следили, чтобы в поселении было чисто и все убрано. Собак не заводили, потому что охотиться с ними было негде, а проблема с воровством пока не стояла — в случае возникновения конфликтов мы с Ярисом подключались и решали все с помощью магического детектора лжи. А вот кошек я сама завезла из одной из экспедиций в обитаемый мир, не рискуя заказать их караванщикам. В программу ликбеза в обязательном порядке была включена лекция о пользе кошек, которые уничтожают мелких вредителей в сельском хозяйстве, а особенно о необходимости уничтожать крыс, которые могут разносить разнообразную заразу.

Кошки в этом мире были не такие домашние и ласковые, как у нас, а скорее полудикие. Они не шли на руки и не ластились, их просто могли выпустить в селении. Обычно такие кошки не уходили — некуда было через пустыню, а начинали охотиться на мышей, приходящих к зернохранилищам. Когда я предложила налить одной из кошек молочка, на меня посмотрели, как на сумасшедшую — где это видано, такой дорогой субстанцией кормить дикое животное?! Было грустно, но в своем доме я все же прикормила одну из полосатых охотниц, оставляя ей чуть-чуть еды на крыльце. Я поняла, что меня признали хозяйкой, когда, выезжая из комнаты, обнаружила под дверью серьезно потрепанный трупик какой-то змеи. Ярис потом сказал, что она ядовитая, но не очень опасная — здоровый взрослый человек, скорее всего, не умрет, а, если принять антидот, то и вовсе не страшно. Мысль, что у нас уже и ядовитые змеи завелись, не слишком порадовала, но в любом случае, когда «моя» кошка пришла к своему блюдечку на крыльце, я не поленилась-таки налить ей немного молока и, пока она пила, была удостоена чести погладить героиню по полосатой спинке.

Пополнение в поселок привозили только когда становилось достаточно воды и подходящей для обработки земли, выбирать я старалась людей, действительно желающих изменить жизнь, с полезными навыками или одаренных, и надеялась, что в будущем это приведет еще и к рождению талантливых детей. Половина магов, которых я наняла в первый день, как ни странно, осталась в поселении. Они обзавелись семьями и влились в создание нового образа жизни не только для одаренных, но и для простых людей. Не всем нравилось, что у нас в поселении маги — это не небожители, не богачи-аристократы, а такие же работники, как и все, только с лучшим образованием и с большими способностями, но все же нашлись и те люди, которых именно это и привлекало. В основном остались те, чьи родители не имели наследственного дара, кто был из обычных семей.

На базе поселка появились со временем не только школа среднего образования для людей, но и школа для слабых магов. Дар каждого развивался по мере возможности на пользу поселения, они создавали простейшие амулеты, подпитывали уже имеющиеся, творили коллективные заклятья. Также был создан небольшой отдел новых разработок, где несколько магов разных направлений пытались придумать, как облегчить труд людей. Господин Тупрактув возглавлял небольшую школу начинающих агрономов.

В общем, та прибыль, что мы получали за счет продажи своей продукции, использовалась как на расширение своего хозяйства, так и на развитие науки, а не для обогащения нас с Ярисом — владельцев земли.

В Империи, куда я периодически наведывалась, все было не так радужно, как мне бы того хотелось. Как мы и предполагали, ректора, который несколько суток провисел в своем кабинете после попытки изнасилования, все же отправили в отставку, но сам случай попытались замять, насколько это возможно. Сейчас, насколько я слышала, он уехал в имение брата и не показывается в столице, надеясь, что когда-нибудь тот инцидент забудется. Про меня, впрочем, тоже рассказывали всякое, даже продажи в магазинах упали, но, так как товары были уникальны и неповторимы, вскоре этот эффект был сглажен. Учитывая, что сейчас у меня был уже новый источник прибыли от торговли оазиса, для меня это было уже не так критично, больше Оларг с Жильетой волновались, что под их управлением лавками прибыль просела, но я все понимала.

Я ехала по одной из центральных улиц поселка, когда увидела у здания школы Яриса. Хотела подъехать, обсудить кое-что... но заметила, что рядом с ним стоит молодая девушка лет восемнадцати на вид. Кажется, из новой партии работников. Мы приняли целую семью: нестарых еще родителей и ее, у девушки был явный дар Земли, и, наверное, она как раз шла на занятия или с них. Ярис засмеялся открыто, запрокидывая голову назад, а она сияла, будто начищенный до блеска таз.

Подумав, я свернула на соседнюю тропинку и поехала по ней к зданию управления поселком.

Глава 109

От картины смеющегося Яриса рядом с молоденькой халифаткой в груди заворочалось что-то злое и неприятное, но я усилием воли подавила непрошенные чувства.

Три года я уже здесь, в оазисе, еще год до того жила в Империи, но главного так и не добилась — так и не встала на собственные ноги. Я научилась глушить и сдерживать свой гнев, редко в последнее время случались серьезные эмоциональные выбросы. Ярис помогал мне опомниться, когда я впадала в ярость, поддерживал. Но инициации так и не было, а приступы злости случались все реже. Иногда мне думалось, что я просто перетерпела этот период. Нет, не прошла инициацию, а именно перетерпела время, и теперь мне ее уже не пройти. Чего-то мне не хватило, силы, наверное, смелости, таланта, чтобы случился тот самый эмоциональный криз, после которого подросток становился или освященным стихией, пройдя инициацию, или одержимым ею. У меня же не случилось никакой инициации и все.

Еще несколько раз я плавала в подводный Храм, но он лишь мучил меня вновь и вновь воспоминаниями о моих ошибках, о том, какому риску я подвергала людей, как делала неправильный выбор, как совершала глупости... и я, не выдержав, просто уплывала.

В последний раз в той круговерти бесконечной вины мне привиделся Ярис, и показалось, будто я его убила в очередном приступе: то ли от злости, то ли от ревности. Картинка была так реальна, что сердце мое чуть не остановилось. Тогда-то я и поняла, что именно Ярис стал мне самым близким человеком в этом мире... и что нам с ним никогда не суждено быть вместе. По одной простой, но ужасающей причине: он меня не любит. Осознать это было так больно, будто мне в сердце вбили ледяной штырь. Какая же я была дура, что не поняла давно своих чувств, не заметила того, как смотрю на него, как слушаю и зависаю, теряя нить разговора, как норовлю прикоснуться, оказаться ближе... но Ярис... он — настоящий джентльмен, хоть такого понятия нет в этом мире. Он вежливый, обходительный, предупредительный, желающий всегда и всем помочь. Но ко мне лично это не имеет никакого отношения. Я для него просто «друг».

Когда я поняла все это, в тот миг, когда все осознала, на секунду мне захотелось применить магию, наслать на него чувства. Ну, какая разница? Ничего же в этом нет плохого, никто даже не узнает, все и так давно считают нас парой...

В то же мгновение внутри стало больно и холодно, а еще бесконечно-противно от себя самой. Я не только не достойна любви, не только никем не любима, но и настолько отвратительна, что готова заставить человека силой влюбиться в меня? Действительно?! Нет, ниже этого падать было бы уже невозможно, и одна только гордость заставила быстрее отказаться от этих мыслей. Делать такое — это еще более унизительно, чем просто признать, что тебя никто не любит. Все равно что ползти за ним на коленях и упрашивать полюбить или требовать любви, угрожая насилием, словно тот же лорд-ректор. Нет уж.