"Фантастика 2025-122". Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна

– Даже так? – Джонатан недоверчиво покачал головой.

Фредди молча подал ему свою шляпу. Джонатан повертел её, нашёл разрез.

– Однако!

– Я выразил сомнение в их вооружённости. Я не видел броска, Джонни.

– Индеец?

– Эндрю.

– Однако, – повторил Джонатан. – Ещё бы немного…

– У парня хорошая рука.

Фредди повертел в руках стакан и вдруг негромко засмеялся.

– Хочешь пари, Джонни. Завтра у стада будет один.

– А второй?

– Второй поедет к резервации. Спорим?

– Я с тобой не играю, Фредди. Накладно.

– Как хочешь, Джонни. Но проверять я не буду, – и усмехнулся. – Накладно.

Потрескивают в огне сучья, рассыпая искры, булькает щавель в котелке…

– Ну, давай. Ты как?

– Ладно. Сегодня я рассказываю. А ты завтра, а то поздно уже.

– Пошёл, – кивает Андрей.

– Значит, почему мне бриться не надо, так? Ну, слушай. Мне лет тринадцать, может, чуть больше было…

…Очередная сортировка шла как обычно. Они сбились в углу зала. Надзиратель по одному высылал их в центр. К врачам. Жёсткие твёрдые пальцы на его теле. Ощупывают бёдра, пах.

– Руки за голову… Открой рот… Закрой… Нагнись… встань прямо… Член подними…

Он послушно, уже привычным усилием напрягает мышцы живота и бёдер.

– Держи, держи… – врач следит за его усилиями по секундомеру, заглядывает ему в лицо.

Он старается сохранить невозмутимое выражение. Некоторые заискивающе улыбаются врачам, хихикают и дёргают животом, едва врач дотронется до мошонки или члена. Он и тогда не сопротивлялся – не дурак же он, но без приказа ничего не делал. От напряжения у него начинают дрожать губы, на глаза наворачиваются слёзы.

– Опусти.

Наконец-то! Он распускает мышцы с невольным вздохом облегчения…

– …Так вы что? Так можете… безо всего… ну без?..

– Без бабы? – приходит Эркин на помощь Андрею. – По приказу?

– Ну да.

– Можем, – пожимает он плечами.

– Как это? Ну… – Андрей краснеет, путается в словах.

Эркин усмехнулся.

– Раз можешь, значит, обучен. Готов к работе. Я ж говорил. Слушать – приятно не будет.

Андрей сплёвывает, закуривает частыми затяжками.

– Ты того, про кожу обещал, а не про это…

– К тому и веду. Так нас и отсортировали. И погнали…

…Брили наголо. Везде. Даже брови снимали. И вот он стоит перед двумя белыми. Они, как и врачи, в белых халатах. Но на столе рядом какие-то странные тряпки навалом, ножницы, миски с остро пахнущей жидкостью. Они весело с незлой насмешкой оглядывают его.

– Ну-ка, покажись.

Один из них берёт его за руку и поворачивает то одним боком, то другим. Он старается не отводить глаз, чтобы видеть их и не пропустить удара, но второй берёт его за подбородок.

– Не верти головой. Так. Ну что? – обращается к первому. – Что будем делать?

– Картинку, – смеётся тот. – Материал отменный. Много добавлять, только портить, – и уже ему. – Стой смирно. Руки за спину. Ноги расставь. Вот так. Сейчас мы тебя сделаем.

Белый берёт миску с плавающей в ней кистью и покрывает густой коричневой мазью его лобок.

– Вот так тебе. Только обозначим. Давай покрышку.

А, это не ему, другому белому. Чёрная плотная ткань плотно прилегает, как приклеивается к коже, закрывая окрашенное место. Белый разглаживает ткань, аккуратно срезая, на его взгляд, лишнее.

– Ну вот, тело мы сделали. Теперь голову.

– Подмышки делать не будешь?

– Нет. Я бы ему и лобок не делал, но по стандарту положено. Ты посмотри, мышцы накачает, проработает… Вся эта волосня только испортит картину. Так голова… Что у нас с головой?

Белый крутит его голову, держа за уши. У белого пальцы сильные, но мягкие. Но… но словно не чувствуют, что в них живое… Он не живой для них.

– Форма неплохая.

– И лицо…

– Сделаем так… Давай основу. Цвет и форму менять не будем. Только длину отрегулируем.

Кисть покрывает его голову мазью, или это краска такая?

– И прядь сделаем. Вот смотри, – несколько новых мазков поверх уже сделанного.

– Не скосил?

– Симметрия неестественна. Пойми, здесь главное иллюзия естественности. Так, покрышку поплотнее. Срежь ему на затылке.

– Не высоко?

– В самый раз. Шея открытая здесь. И брови теперь, – и уже ему. – Не дёргайся, не больно.

Два мазка перечёркивают ему лоб.

– Поправь.

– Зачем. Переносицу оставим, – и опять ему. – Улыбнись.

Он послушно раздвигает губы.

– Ну вот, куда ему сросшиеся. И излома не надо. У него глазница аккуратная. Вот по этой линии и пройдёт. Давай покрышки. И ресницы. Чуть-чуть. Закрой глаза. Вот так. Вот и всё. Пошёл!

Шлепок по ягодицам отправляет его к другому столу. Глаза слиплись, он почти ничего не видит в крохотные щёлочки. И уже другой белый покрывает всё его тело вязкой оранжевой мазью с острым неприятным запахом.

– Руки в стороны, – рычит белый, – ноги шире, пальцы растопырь. Нагнись, – кисть с нажимом проезжает между ног и ягодиц, – глаза закрой, губы сожми…

Лицо покрывает липкая мазь.

– И не открывай глаз, болван. Ослепнешь. Направо. Вперёд. Стой. И стой так, понял?

Тело начинает щипать, колоть как иголками. Везде…

– …И сколько ты так стоял?

– Не знаю. Слышал, падали рядом, кричали, надзиратели ругались. Сам знаешь, что с упавшими делают.

– А то нет!

– Вот и стоял…

…Боль не сильная, но она везде, по всему телу, малейшая попытка пошевелиться только усиливает её. От напряжения дрожат руки, подкашиваются ноги. И каким же облегчением приказ надзирателя.

– Вперёд… налево… вперёд… направо… вперёд… Вниз. Вниз, образина. Пошёл или скину.

Он осторожно спускается по ступенькам в воду. Бассейн? Может, в воде будет легче? Вода по колени, бёдра, грудь, по плечи. Она густая и вязкая.

– Вперёд. Вперёд, не утонешь! – ревёт надзиратель.

– А утонет, туда и дорога, – хохочет кто-то.

Вытянув руки перед собой, он нащупывает ногами дно и идёт, пока не натыкается на что-то.

– Руки опусти! – орёт надзиратель, – вперёд!

А, здесь ещё стоят. Он не один. Уже легче. Кто-то натыкается на него и встаёт рядом.

– Стоять, скоты! А теперь ныряйте!

Он набирает полную грудь воздуха и приседает. Видимо, не с той скоростью, потому что ему помогают окунуться лёгким ударом по голове. Он терпит, пока хватает воздуха, и выпрямляется. Ему дают сделать несколько вздохов и ударом опускают опять под воду. И так раз за разом. Он уже теряет счёт, кружится голова, всё тело зудит и чешется. Но вынырнув в очередной раз, он чувствует, что может разлепить веки. Чуть-чуть, на щёлочку. Но свет режет глаза, и он снова зажмуривается.

– Вперёд, на выход, пошли, скоты, пошли, – ревёт надзиратель.

Натыкаясь друг на друга, скользя, хватаясь друг за друга, они бредут к лестнице, выбираются наверх и по-прежнему вслепую куда-то идут. Но теперь их бьют, вернее, тычут дубинками, загоняя под душ. Тугие струи смывают то ли краску, то ли мазь, ну то, чем их намазали. Только на голове и лобке остались наклейки…

– …Горело всё, будто кожу содрали. Дня через два гореть перестало. Так, пощипывало. А потом и наклейки сами отвалились. И там зудеть начало. А чесаться не моги. Пока не отросли волосы, зудело. Вот и всё. Где наклеили, отросло, на сколько им надо было. И всё.

Андрей передёрнул плечами как от озноба.

– Фу чёрт, и это всех так?

– Кого на той сортировке отобрали, всех. Куда остальных дели, не знаю.

– Они и… ну… девочек так?

– Я не говорил разве? Конечно, так же. Мы там, ну, у визажистов, вместе были.

– У кого? Как ты их назвал?

– Визажисты. Ну, эти белые, что раскрашивали нас.

– Что ещё за хреновина?

– Ну, на сортировке той, когда отобрали нас, кто-то сказал про нас, что этих к визажистам. Я и запомнил. Понимаешь, они больно не делали, но… но не люди мы для них.

– Понимаю, – кивнул Андрей.

– Это не самое страшное, что с нами делали, Андрей. Мы и тогда это знали. Не маленькие. Многие работали уже.