Александр Афанасьев - Белорусский набат
– Это не дает вам права…
– Что?! – перебил его я. – Решать, как жить Украине или украинцам? А ничего, что второго мая две тысячи четырнадцатого простые молодые люди – самые обыкновенные, чуть сорванные, но обыкновенные, такие, каких и в вашей, и в любой другой стране полно – загнали других людей, в основном старше их, много и женщин было, в Дом профсоюзов в Одессе и подожгли? Это были не специально подготовленные убийцы, не каратели из СС, прошедшие процедуру инициации, – обычные молодые ребята. А еще полмиллиона других на следующий день смеялись в Интернете и пускали шуточки про жареных колорадов. Некоторые просто шутили, некоторые потом специально приезжали в Одессу и фотографировались на фоне сгоревшего здания. Знаешь, когда я принял решение, Марк? Не утром того дня, когда узнал о случившемся. А позже, когда я увидел, как они на это отреагировали. Они виновны. Виновны, Марк. Если не все – то большинство. Как в свое время виновны были фашисты. И то, что происходит, – это наказание. И это – пока еще мягкое наказание…
…
– И это дает нам право – решать.
…
– Я ответил тебе на вопрос, почему я тебе не поверил?
Марк хотел что-то сказать, но я опередил:
– Знаешь, я никогда не ненавидел ни Запад, ни Америку. Честно. Но в данном случае… вы показали себя во всей красе. Мы оба знаем, что негодяи – ультранационалисты – сожгли заживо людей в Одессе, совершили много других злодеяний, а теперь они пришли к власти. Благодаря вам, Марк, – именно вы привели их к власти, именно вы оказывали на нас все давление, какое только возможно. Мы оба знаем, что «Боинг» был сбит украинской ракетой и украинцы сделали это умышленно. Они совершили умышленное убийство, а вы умышленно стали его соучастниками, приняв решение скрыть и исказить факты. Потому что факты были очень неудобны. Они мешали вам, и вы их исказили. Вы долгое время закрывали глаза на происходящее и дозакрывались до того, что был убит американский посол. Когда-то давно вы казались нам образцом, на который надо равняться. Судьей, имеющим право судить. Но теперь вы – не более чем соучастники. И я вам не верю.
– Черт…
– Вот именно.
Мы помолчали, слушая пульсирующий рев моторов.
– Мир.
– Мир? – переспросил я.
– Мир, – подтвердил Марк. – Я прибыл с тем, чтобы предложить вам мир.
– Какой мир? Нам уже предлагали мир. Минский, Вильнюсский, Хельсинкский процессы – забыл?
– На сей раз – все серьезно. Мир заключается в том, что мы снимаем все санкции. И заранее отказываемся их вводить, что бы вы ни сделали с Украиной дальше. Это – ваша зона интересов. Делайте что хотите.
– Звучит мелодраматично и неискренне. Как провокация для введения очередного по счету пакета санкций.
– Это правда! – разозлился Шоу. – Ты что, не понимаешь? Ни мы, ни вы больше не можем позволить себе враждовать. У вас – ситуация на грани социального взрыва. У нас и в Европе – немногим лучше. Мы больше не можем себе позволить противостоять друг другу. Пришла пора принимать стратегические решения. Кто-то должен открыть Россию – как Никсон в свое время открыл Китай.
Странно, но я думал, в общем-то, так же. Но думал, а не говорил.
– Две ошибки, – сказал я. – Первая: у нас ситуация не на грани социального взрыва. И если власть сменится, то на более консервативную. Потому что мы не слепые. Знаешь… если вы мечтали насадить у нас демократию, то я вас поздравляю. Нет лучшего средства против демократии в России, чем ежедневная программа теленовостей, где рассказывают про Украину. Хоть немного, но рассказывают. Посмотрел это – и при слове «демократия» у тебя чешутся руки.
– А какая вторая?
– Вторая в том, что мы можем позволить себе враждовать. Мы столетиями жили в ожидании нашествия из Европы. Поживем и еще.
– Как бы то ни было – я сейчас искренен. Мы – сейчас искренни.
– Кто это – мы?
– Новая команда в Вашингтоне. Извини, никаких имен.
– А почему ты решил передать это послание через меня?
– Потому что я один из многих. Послание все равно дойдет. Вопрос в сроках.
– Этого не хватало. Скорее всего, об этом уже знают в Киеве.
…
Хотелось поверить. Если честно – хотелось. Мы все очень устали. Мы просто хотим, чтобы это все кончилось, вот и все. Многие хотят.
– Сделаем так. Мне нужен показ.
– Показ?
– Да.
– Что это?
– Ты не знаешь, что такое показ?
– Нет.
– Парень, ты откуда? – искренне удивился я.
– Я из ФБР, – сказал Шоу, – отдел по борьбе с терроризмом.
– Вот как?
– Да, именно так! Может, я не знаю ваши штучки…
– Проехали, – перебил я. – Тогда слушай. Показ – это нечто такое, чего нельзя сделать без связей в самых верхах. Понимаешь?
– В общих чертах.
– Я прошу тебя сделать это. Если ты это делаешь, ты доказываешь мне, что с тобой можно иметь дело. Если нет – о чем дальше разговор?
– Окей. И о чем идет речь?
Я подумал.
– Сейчас.
Набрал телефон Сереги. Тот взял не сразу, фоном гремела музыка.
– Алло…
– Разговор есть. В туалет выйди.
– Братишка, ты… Перезвони завтра, не могу говорить…
Я набрал снова. С ходу сказал:
– Еще раз бросишь трубку – ищи другую шестерку за вами разгребать. Выйди в туалет, разговор есть, прямо сейчас. Совсем мозги пропил?
– Лады…
Снова музыка, недовольные женские голоса… мужской. Музыка… как люди слушают эту мерзость.
– Да… але.
– Есть банк на примете санкционный? Или фирма?
– Банк… ну ты даешь… ты чего, деньги заморозил…
– Мозги включай. Контакты есть? Кому надо санкции срочняк снять, и кто за это готов прямо сейчас выложить наличкой. Давай, не тормози…
– Ну… – неуверенно сказал Серега, – можно в пару мест позвонить.
– Так звони. Для чего человеку телефон дан? Звони.
– Люди спят все. Или отдыхают. До завтра не ждет?
– Вот так вы страну и просираете. Нет, не ждет.
– Ладно, – Серега окончательно врубился, – не пыли. В чем тема, конкретно?
– Конкретно – ты называешь мне фирму или банк, которые хотят выйти из американских санкционных списков. Я вывожу. Они башляют. Сколько – реши сам, но не продешеви.
– Чо, серьезно?
– А ты думаешь, я по пьяни треплюсь? Десяти минут хватит?
– Час.
– Минут двадцать. Не больше. Тут у меня человек сидит.
– Добро.
В трубке загудели гудки отбоя, Шоу внимательно смотрел на меня. За нашими спинами бесновались моторы машин.
– И?
– Сейчас перезвонят. Минут двадцать.
– В чем суть?
– Я называю фирму. Ты снимаешь с нее санкции.
– То есть?
– Санкции, санкции. Ваш Минюст… или Госдеп, или кто там у вас, держит нас под санкциями. Я тебе назову отдельную конкретную фирму. Ты звонишь в Вашингтон и говоришь, чтобы ее вывели из санкционных списков. Сроку – три дня. Если сделаешь – я поверю, что ты серьезный парень с серьезными связями. Нет – до свидания.
– Что это за фирма?
– Пока не знаю. Друган вот перезвонит. Он назовет.
Шоу стукнул кулаком по ограде:
– Это так просто не делается.
– Почему?
– В санкционные списки просто так не попадают. И для того чтобы из них выйти, нужны не менее веские основания.
– Ну вот, эти веские основания у тебя и есть, я правильно понимаю?
– Нет, ты не понимаешь. В Вашингтоне практически никакое решение не принимается одним человеком.
Я в упор посмотрел на американца:
– Тогда какой смысл нам с вами сотрудничать, если вы и решение принять не можете?
Американец не нашелся, что ответить. Я победил – пока и просто в словесной дуэли…
Серый перезвонил быстро.
– Ты реально это можешь? Без гонева?
– Вот сейчас и проверим. Ты что – теряешь что-то?
– Да как сказать, – сказал Серега, – в таких делах кидать чревато. Ладно, пиши.
Я записал в блокнот.
– Все?
– Все. Завтра жди новостей.
– Надеюсь, хороших… – Серега положил трубку.
Я вырвал лист из блокнота и отдал его американцу.
– Вот этот банк. С него санкции должны быть сняты. Да – разговариваем дальше. Нет – разбегаемся.
Марк озабоченно посмотрел на бумажку, сложил ее и сунул в карман.
– Какие мои гарантии?
Я пожал плечами:
– Никаких.
…
– Ты вышел на меня или я на тебя? Если бы мне от тебя что-то было нужно, это я бы тебе предъявлял верительные грамоты. А так – извини. Ход за тобой.
– Вы неправильно себя ведете.
– Ага, – расслабленно сказал я. – Да… еще одно.
– Что именно?
– У тебя есть контакты в военной медицине?
– Военной медицине?
– Ну да. Такой… армейской, специализирующейся на тяжелых травмах.
– Можно поискать. А что?
– Надо сделать протезирование. По высшему разряду. Женщина, двадцать три года. Ампутация левой ноги ниже колена. Надо поставить биопротез, ну, какие вы ставите своим солдатам.
– Я понял… это сложная операция.
– Я понимаю. Но мы простыми вещами и не занимаемся. Верно?
Шоу какое-то время переваривал все это.
