Невил Шют - На берегу
— Слава богу, наконец-то я выбралась, — сказала Мойра.
— Как я понимаю, ты не поклонница флота, — заметил Осборн.
— А тебе здесь нравится?
Он немного подумал.
— Пожалуй, нравится. Будет довольно занятно.
— Смотреть в перископ на мертвецов. Я могла бы придумать более приятные-занятия.
Некоторое время шли молча.
— Важно знать, — сказал наконец Осборн. — Надо попытаться выяснить, что же произошло. Может быть, все обстоит не так, как мы думаем. Может быть, что-то поглощает радиоактивные элементы. Может быть, с периодом полураспада происходит что-то, о чем мы понятия не имеем. Даже если мы не откроем ничего хорошего, все-таки откроем что-нибудь новое. Не думаю, чтобы мы и вправду открыли что-то хорошее, обнадеживающее. Но все равно это забавно — узнавать.
— По-твоему, узнавать плохое — забавно?
— Убежден, — решительно сказал Осборн. — Иные игры забавны, даже если проигрываешь. Даже если знаешь, что проиграл, еще прежде, чем начнешь. Забавна сама игра.
— Престранное понятие об играх и забавах.
— Ты не хочешь смотреть правде в глаза, вот твоя беда, — сказал Осборн. — Что с нами случилось, то случилось, это непоправимо, а ты не хочешь с этим мириться. Но рано или поздно придется посмотреть правде в глаза.
— Ладно, — сердито сказала Мойра, — придется мне посмотреть правде в глаза. Если все, что ваша братия толкует, — верно, это будет в сентябре. Еще успею.
— Как угодно, — Джон Осборн усмехнулся. — Я не стал бы очень рассчитывать на сентябрь. Все может быть и на три месяца раньше или позже. Кто знает, возможно, нас прихватит уже в июне. А может быть, я еще успею поднести тебе подарок к Рождеству.
— Так вы ничего точно не знаете? — вскипела Мойра.
— Не знаем. Ничего подобного не бывало за всю историю человечества. — Физик чуть помолчал и неожиданно докончил: — А если б такое уже однажды случилось, мы бы сейчас об этом не беседовали.
— Скажи еще хоть слово, и я столкну тебя в воду.
Из надстройки вышел капитан Тауэрс, щеголеватый и подтянутый в синем костюме с двубортным пиджаком, и направился к ним.
— А я гадал, где вы оба, — заметил он.
— Извините, Дуайт, — сказала девушка. — Надо было вас предупредить. Мне захотелось на свежий воздух.
— Будьте осторожны, сэр, — сказал Осборн. — Она совсем рассвирепела. На вашем месте я держался бы подальше — неровен час она начнет кусаться.
— Он меня изводит, — пояснила Мойра. — Дразнит, как Альберт льва. Пойдемте отсюда, Дуайт.
— До завтра, сэр, — сказал физик. — В субботу и воскресенье я останусь на борту.
Дуайт с девушкой спустились с мостика внутрь. И когда шли по стальному коридору к трапу, Тауэрс спросил:
— Как же он вас дразнил, детка?
— По-всякому, — был туманный ответ. — Тыкал палкой мне в ухо. На поезд потом, Дуайт, сперва давайте выпьем. Мне станет получше.
Он повел ее все в тот же отель на главной улице. За выпивкой спросил:
— Сколько у нас сегодня времени в запасе?
— Последняя электричка отходит с Флиндерс-стрит в четверть двенадцатого. Мне надо на нее поспеть, Дуайт. Мама мне вовек не простит, если я проведу с вами ночь.
— Могу поверить. Но вы доедете до Бервика, а что дальше? Вас кто-нибудь встретит?
Мойра покачала головой.
— С утра мы оставили на станции велосипед. Если вы меня угостите, как надо, я, пожалуй, с него свалюсь, но он меня ждет. — Она допила двойную порцию коньяка. — Спросите мне еще, Дуайт.
— Только одну. А потом пойдем отсюда. Вы ведь обещали, что мы потанцуем.
— И потанцуем. Я заказала столик у Мэрайо. Я, когда пьяная, здорово топчусь.
— Я не хочу топтаться, — возразил Дуайт. — Я хочу танцевать.
Мойра взяла у него из рук стакан.
— Вы слишком многого требуете. Не тычьте больше мне палкой в ухо, это невыносимо. Да почти все мужчины вовсе и не умеют танцевать.
— И я не умею. Раньше в Штатах мы много танцевали. Но с начала войны я не танцевал ни разу.
— По-моему, вы очень скучно живете.
После второй порции коньяка Дуайту все же удалось увести ее из отеля, и уже в сумерках они пришли на станцию. Через полчаса приехали в город и вышли на улицу.
— Еще рановато, — сказала Мойра. — Давайте пройдемся.
Он взял ее под руку, чтобы уверенней вести сквозь субботнюю вечернюю толпу. Почти во всех витринах красовалось вдоволь всяких соблазнов, но лишь немногие магазины открыты. Рестораны и кафе набиты битком и явно процветают; бары закрыты, но на улицах полно пьяных. Кажется, в городе царит буйное, ничем не омраченное веселье, скорее в духе 1890 года, а отнюдь не 1963-го. На широких улицах никакого транспорта, кроме трамваев, и люди шагают прямо по мостовой. На углу Суонстон и Коллинз-стрит какой-то итальянец играет на большущем, безвкусно изукрашенном аккордеоне — и, надо сказать, играет отлично. И вокруг под эту музыку танцуют. Дуайт с Мойрой проходили мимо кинематографа «Королевский», перед ними, шатаясь, ковылял какой-то человек — и вдруг упал, продержался немного на четвереньках, потом, мертвецки пьяный, скатился в водосточную канаву. Никто не обратил на него внимания. Полицейский, что проходил по тротуару, приостановился, перевернул упавшего, небрежно осмотрел и зашагал дальше.
— Ну и веселье здесь вечером, — заметил Дуайт.
— Сейчас уже не так скверно, — ответила Мойра. — Сразу после войны было куда хуже.
— Знаю. По-моему, люди от этого устают. — И, немного помедлив, Тауэрс докончил: — Вот как я устал.
Мойра кивнула.
— И потом, сегодня суббота. В обычные вечера здесь тихо и мирно. Почти как до войны.
Они подошли к ресторану. Владелец встретил их приветливо, он хорошо знал Мойру: она бывала в его заведении по крайней мере раз в неделю, а то и чаще. Дуайт Тауэрс заходил сюда всего раз пять-шесть, он предпочитал свой клуб, но метрдотель знал, что это капитан американской подводной лодки. Поэтому обоим оказали достойный прием, отвели удобный столик в углу, подальше от оркестра; они заказали напитки и ужин.
— Очень славные здесь люди, — одобрительно сказал Дуайт. — Я ведь прихожу не так часто, и когда прихожу, трачу не так много.
— А я прихожу очень часто. — Мойра на минуту задумалась. — Знаете, вы очень везучий человек.
— Почему вы так считаете?
— У вас есть дело, вы все время заняты.
Раньше капитану Тауэрсу и в мысль не приходило, что он счастливчик.
— Да, верно, — медленно произнес он. — Мне и правда некогда болтаться зря и валять дурака.
— А мне есть когда. Больше мне нечем заняться.
— Вы что же, совсем не работаете? Никаких обязанностей?
— Никаких. Иногда гоняю по нашим полям вола с бороной, ворошу навоз. А больше делать нечего.
— По-моему, вам бы неплохо найти какую-то службу в городе.
— По-моему тоже, — не без язвительности ответила Мойра. — Но это совсем не так просто. Перед самой войной я получила диплом с отличием в нашей лавочке, моя специальность — история.
— В лавочке?
— В университете. Потом думала выучиться машинописи и стенографии. Но какой смысл потратить на это год? Я бы не успела закончить курс. А если бы и закончила, никакой работы не найдешь.
— Вы хотите сказать, что деловая жизнь сходит на нет?
Мойра кивнула.
— Очень многие мои подруги остались не у дел. Предприниматели и коммерсанты не работают, как прежде, и им не нужны секретари. Половина папиных друзей раньше где-нибудь да служила, а теперь они просто не ходят в свои конторы. Сидят у себя дома, вроде как вышли в отставку. Понимаете, масса учреждений и предприятий позакрывались.
— Пожалуй, в этом есть смысл, — заметил Дуайт. — Если у человека хватает денег на жизнь, он имеет право последние месяцы прожить, как пожелает.
— И девушка тоже имеет на это право, — сказала Мойра. — Даже если, чем гонять на ферме вола и раскидывать по полю навоз, она пожелает заняться совсем другими делами.
— А работы нет никакой?
— Я ничего не могла найти. Хотя очень старалась. Но понимаете, я даже на машинке печатать не умею.
— Можете научиться, — сказал Дуайт. — Можете поступить на те курсы, вы же собирались.
— А какой смысл? Ведь я не успею закончить и не смогу применить свои знания на практике.
— Но у вас будет занятие. Вместо двойных порций коньяка.
— Все равно чем, лишь бы заняться? — переспросила Мойра. — Отвратительно.
Она беспокойно барабанила пальцами по столику.
— Это лучше, чем пить лишь бы пить, — возразил Тауэрс. — Не болит голова с похмелья.
— Закажите мне еще двойную порцию, Дуайт, — с досадой сказала Мойра. — А потом посмотрим, умеете ли вы танцевать.
Ощущая что-то вроде жалости, он повел ее танцевать. До чего же она сейчас уязвима. Поглощенный своими заботами и обязанностями, он как-то ни разу не подумал, что и у тех, кто молод и не успел обзавестись семьей, теперь хватает огорчений и разочарований. Надо постараться, чтобы она приятно провела вечер, решил он и заговорил о фильмах и мюзиклах, которые они оба видели, об общих знакомых.
