Владимир Васильев - Прятки на осевой
Хрень собачья. Но холодок по спине все равно прогулялся.
Однако в сортире не хоронились никакие монстры, только сосед из двести четвертой читал обрывок газеты прямо на очке.
– Бог в помощь… – пробурчал Сиверцев и подался к ближайшему писсуару.
Когда он вернулся в свою двести третью, Пашка уже одевался.
– Так почему счастливец? – повторил вопрос Сиверцев.
– Не придуривайся, Ваня, – сказал Пашка со вздохом. – Четыре отгула подряд – это не счастье, что ли?
– А что, Баженов аж четыре выписал?
– Выписал… Сначала, правда, только один, но потом вестовой приказ из первого отдела притаранил. Так, мол, и так, в интересах следствия настоятельно просим предоставить младшему научному сотруднику Сиверцеву три дополнительных отгула, начиная с…
– Офигеть, – буркнул Сиверцев. – В интересах следствия, значит…
– Про Полоза спрашивали? – участливо поинтересовался Пашка.
– Не только, – машинально ответил Сиверцев. – Причем ни разу не первый отдел…
– А кто?
Тут Сиверцев спохватился. В принципе молчать о вчерашнем ему никто не велел. Но и болтать направо-налево тоже вряд ли разумно.
– Да так, – уклончиво ответил он Пашке. – Люди одни. Видимо, не последние в округе.
– Уж понятно, что не последние, – закивал Пашка. – Ну, все, я побежал, а то опоздаю…
– Там мои пробы можешь на зады задвинуть, я не сегодня, так завтра все равно заскочу, обработаю! – крикнул он вослед коллеге.
– Лады! – на бегу кинул тот.
«И чего мне теперь делать? – подумал Сиверцев несколько растерянно. – Спать не хочется… Жрать зато хочется. Пойти в столовку, что ли? Или сразу в бар? Так в баре цены кусаются…»
Однако, поразмыслив еще какое-то время, Сиверцев все-таки решил идти в бар. Покатилов чего от него ждет? Каких-либо идей насчет случившегося и адекватного анализа на основе этих идей. В баре, конечно, снедь дороже. Но зато там постоянно толкутся сталкеры. А кто лучше всех знает Зону и тварей, ее населяющих?
То-то и оно. Окупятся барные деликатесы, если, конечно, Покатилов не врет и действительно такой крутой и щедрый. Слуга себе, отец бродягам…
И Сиверцев направился в «Ать-два», причем кружным путем, потому что обычно бар открывался для посетителей только в девять утра. Есть шанс и проветриться, и пошевелить мозгами. Чтобы в дальнейшем подкатываться к бродягам не с абстрактными вопросами про Зону, а с вполне конкретными. Следовало также прикинуть, с кем еще имеет смысл переговорить, кроме сталкеров. Кто из коллег-научников имеет большой опыт полевой работы и нюхал Зону вживую? Надо подумать…
Вроде группа Тараненко недавно вернулась аж с Милитари, где стояла лагерем почти месяц, а теперь плотно засела по лабораториям, обрабатывая все, что нарыли и наизмеряли в Зоне. Самого Тараненко Сиверцев знал плохо – калибр не тот. Дабы подкатиться к Тараненко, даже у Баженова калибр не вышел, даром что по возрасту усатый завлаб годился Тараненко в отцы. Зато у Тараненко был цепкий ум прирожденного исследователя, да и администраторскими талантами судьба его не обделила, иначе в свои неполные сорок лет он вряд ли сумел бы возглавить одно из наиболее престижных направлений в разгадке грустных тайн чернобыльской Зоны.
Группа Тараненко занималась исследованием наиболее редких и мощных артефактов. Напрямую это вряд ли могло заинтересовать Покатилова (в контексте человеческих исчезновений). А вообще подобная Покатилову братия главным образом ради артефактов тут и оседает, потому что артефакты стоят больших денег, а некоторые – так и вовсе безумных. Но артефакты Зоны возникают не на пустом месте – их рождение обусловлено цепочкой определенных событий и условий, связанных с аномалиями, выбросами, да и с обитателями Зоны тоже. Поэтому самый распоследний лаборант из группы Тараненко знал о Зоне поболее многих кабинетных светил-теоретиков.
В общем, стоило к этим ребятам подкатиться, определенно стоило. Ну а из сталкеров Сиверцев в первую голову решил побеседовать с Мухомором и Федой. Нанести, так сказать, ответный визит вежливости. Они ведь неспроста к Сиверцеву давеча подсаживались, причем по тому же самому вопросу. И, Сиверцев чувствовал, сказали ему далеко не все, что знали, а спросили не все, что хотели. Раз уж встрял в это дело, придется распутывать.
Распутывать…
Сиверцев потряс головой и досадливо фыркнул. Он понял, что чересчур увлекся и поэтому рассуждает будто… ну, например, тот же следователь первого отдела, который якобы выдавил для Сиверцева отгулы. Дело, распутывать… Рано пока оперировать подобными терминами. На сегодняшний день его, цитолога Сиверцева, всего лишь навсего вытащил к себе местный мафиозо и предложил пошевелить мозгами на определенную тему. Так что нечего строить из себя Пинкертона, Ваня. Цитолог ты, цитолог, твоя епархия – вакуоли-митохондрии, а не расследования. И вообще… следует относиться к себе сдержанно-иронически, как завещали классики.
С этими мыслями Сиверцев вывернул из-за угла, одновременно глядя на часы. Было без двадцати девять. Но невзирая на это, железная дверь «Ать-два» была распахнута настежь и у входа вместе с обычной охраной из солдатиков-срочников стояли несколько громил в камуфляжах, брониках и при серьезном оружии.
– Опа! – тихо проговорил Сиверцев.
У него нехорошо засосало под ложечкой. Неужели опять кто-то пропал, а у прочих амнезия? Нет, не может быть, ни разу еще никто не исчезал с интервалом в сутки. Всегда проходило минимум десять дней, а то и все две недели. Может, все еще пытаются расследовать исчезновение Полоза?
«Чего гадать, возьму и подойду», – подумал Сиверцев и решительно направился ко входу в бар.
К его немалому, удивлению не последовало никакого окрика типа: «Стой!» или «Куда прешь?». Один из громил даже посторонился, освобождая проход. Второй веснушчато улыбнулся из-под шлема и участливо поинтересовался с сильнейшим украинским акцентом:
– Шо, выкыпило?
Сиверцев напрягся лицом и мыслью и только потом сообразил, что на самом деле это никакой не акцент, а просто украинский язык, а заурядное «выкипело», видимо, местный эвфемизм, обозначающий утреннее посталкогольное обезвоживание, в России более известное как «сушняк».
Все это промелькнуло в голове очень быстро, поэтому ответ Сиверцева прозвучал вполне естественно и без ненужной паузы:
– Пыво – сыла, спорт – могыла!
Без сомнений, у русака Сиверцева в свою очередь акцент был ужасный, однако и вояки, и охранники около дверей жизнерадостно заржали – и только.
– Заходи, открыто, – сказал один из срочников и приглашающе повел головой.
Ну Сиверцев и вошел, раз открыто.
Он оказался не первым посетителем. Вторым.
За дальним столиком, позвякивая вилкой о фарфор, что-то поедал толстяк Феда. Помимо тарелки перед ним стоял и уполовиненный бокал пива. От завтрака Феду отвлекать было бессмысленно, поэтому Сиверцев сразу подрулил к стойке. Бармена на месте не оказалось, наверное, отлучился в подсобку по загадочным барменским делам. Или на кухню ушел – оттуда доносилось хорошо различимое журчание льющейся воды, видимо, дневальный мыл посуду.
Через пару минут бармен появился, узрел свежего посетителя за стойкой и вальяжно приблизился. Поскольку сегодня Сиверцев выглядел вполне пристойно, за счет заведения ему, надо понимать, не полагалось.
– Привет! Яишенку какую-нибудь сообрази, а? – попросил Сиверцев. – Со шкварками. И с лучком зеленым. Только, ради аллаха, без помидоров.
Бармен флегматично чиркал в блокноте.
– Кофе? – осведомился он, записав.
– Лучше чай. Черный. И в большой чашке, не в наперстке.
– Спиртное?
– Пока пас.
Бармен кивнул, с треском вырвал из блокнота лист и указал рукой в зал – присаживайся, мол.
– Да я лучше тут, за стойкой, – пробормотал Сиверцев, а затем неожиданно для себя самого прошел к ее дальнему краю и уселся на крайний табурет. На то самое место, где чуть больше суток назад сидел некто в балахоне.
За спиной Сиверцева Феда поперхнулся пивом и зашелся в приступе мучительного кашля.
Сиверцев обернулся, округлив глаза и приподняв брови.
– Ты чего? – спросил он с легкой тревогой.
Феда, все еще кашляя, отмахнулся – сиди, мол, сам разберусь. Ну Сиверцев и повернулся опять к стойке. Было слышно, как где-то на кухне бармен внушает повару:
– Яишницу со шкварками и с лучком. Да с зеленым, Мосол, а не с гнилью твоей со склада.
– Яиц сколько? – бурчал невидимый Мосол.
– Сколько и всегда, три. И живее давай, ща народ набежит, уже почти девять.
– Хорошо…
Народ и правда начинал собираться, появился заспанный Жучара, бросил на ходу: «Привет, наука!» и подсел за столик Феды. Туда сразу же направился вынырнувший из кухни бармен, потому что официантов видно не было – скорее всего еще не пришли после развода. Это салаги, которые убираются на кухне, спешат в бар сразу же после восьми – тут и поживиться им, вечно голодным, всегда найдется чем, да и взгреют за опоздание. А в официантах сплошь черпаки, эти уже позволяют себе некоторые вольности.
