Дмитрий Воронин - Арена
Телефон не умолкал.
– Меня здесь нет, – заявил Михаил висящим на стене часам. – Вам это ясно?
Часам было ясно. Телефону – нет.
Миша вздохнул, одним глотком отправил в себя остатки кофе из кружки и потянулся к трубке.
Телефон с готовностью замолчал.
– Своличь ти гнусний, – сообщил Миша телефону новость, тот в ответ немного подумал и зазвонил снова.
– Угрюмов, – буркнул он, сняв трубку и стараясь, чтобы на том конце провода поняли, что совершили ошибку. Очень большую.
– Мишка! Привет! Ты еще пашешь?
– Нет, кофе пью, – сварливо ответил он, однако на том конце эта фраза была воспринята как шутка.
– Ну, допивай, допивай… мне потом перезвонить?
– Слушай, Петро, не выделывайся, чего надо?
Петька был старым приятелем Михаила, одно время пахавшим, можно сказать, за соседним столом, а потом неожиданно сменившим амплуа и переместившимся в частное агентство. Занимаясь исключительно отслеживанием неверных мужей и, гораздо чаще, неверных жен, он довольно быстро пошел в гору, купил приличную машину, подумывал теперь о приличной квартире и довольно часто поил старого приятеля весьма приличным кофе.
По старой памяти он не раз предлагал Мишке присоединиться к нему в святом деле оздоровления морального климата общества, но тот каждый раз вежливо отказывался, ссылаясь на долг, честь и совесть. Петька, соответственно, воспринимал это как намек на отсутствие у него, Петьки, вышеупомянутых долга, чести и совести, обижался, переставал разговаривать с Михаилом дня на три-четыре, а потом все снова возвращалось в привычную колею.
– Ты же Генку-«Кобру» помнишь?
– Ну, допустим…
– Хочешь, информацию подкину? Мои топтуны сегодня его просекли, он вместе с Серегой Носовым в одну фирмочку наведывался.
– Носов? Это который Хряк? А он что, на свободе?
– Миша, ты меня огорчаешь. Свой контингент надо бы знать.
– Петро, ты же все прекрасно понимаешь. Это не мой контингент. Это клиенты РУБОПа, а мне в их дела лазать не с руки. А что за фирмочка?
– Ага, заинтересовался?
– На самом деле у меня и так забот – выше крыши. И без Кобры с Хряком. Но… но не томи, давай, что там у тебя?
На том конце провода повисла недолгая тишина.
– Знаешь, Мишка, зашел бы ты ко мне в гости. Я тебя кофием напою. Хорошим.
– Я и сам тебя напоить могу, – встал в позу Михаил. – «Черная карта» называется. Вроде.
Пауза грозила перейти в минуту молчания. Потом раздался восторженный вопль Петьки:
– Мишка! Свершилось! Ты взял взятку! Городничий брал борзыми, а железный опер М. Угрюмов – исключительно кофиём.
– Заткнись! – буркнул Михаил, но остановить Петра было не так-то просто.
Еще минут пять он изгалялся, определяя ставки кофейной мзды, а также жонглируя сортами и назначая цену за каждое деяние. Так, нахождение сорванной пыжиковой шапки тянуло максимум на Pele, а вот если шапка была норковой, то дело вполне тянуло на Nescafe. Вместе с красной кружкой… Ну а раскрытый угон вполне соответствовал дорогому зерновому кофе, что продается на развес в маленькие разноцветные пакетики.
Поскольку заставить Петра замолчать было невозможно, ему следовало дать выговориться, поэтому Михаил оставил трубку на столе и, слушая краем уха излияния приятеля, принялся одеваться. Неизвестно, что там раскопал частный детектив, раз не хотел говорить об этом по телефону, но в любом случае приятеля он давно не видел, и заглянуть на огонек стоило. Да и потом, кофе целее будет.
Наконец трубка замолчала, а спустя секунду-другую оттуда послышалось давно ожидаемое: «Мишка, ты где там, заснул?»
– Ты на работе? – несколько суховато спросил он.
– У тебя что, определителя нет?
– Петька, сука, у меня еще тот аппарат стоит, что ты три года назад разбил. Сказали, что новый буду до второго пришествия ждать.
– Ладно, ладно… прости дурака. Ну, подъезжай, жду.
В трубке противно запульсировали гудки отбоя. Михаил подавил желание шмякнуть ее о стену – таковое желание у него возникало всякий раз при виде перемотанного скотчем и уделанного клеем аппарата, который, наверное, помнил еще времена Железного Феликса. С одной стороны, антикварную вещь было жалко, с другой… да, все равно новый аппарат ему не поставят. В лучшем случае заменят телефон шефу, а ему отдадут шефов старый, а тот ничем не лучше.
В последний раз окинул взглядом обшарпанный кабинет. Удручающе зеленая краска на стенах, каковую, наверное, и разрабатывали специально для общественных сортиров да таких вот официальных учреждений… впрочем, в последнее время те самые сортиры сияют кафелем, приобретенным на злополучные пятирублевики, оставляемые строгой вахтерше озабоченными своими физиологическими проблемами клиентами. Так что все запасы краски отправились прямиком в РЭУ, не самые элитные школы и к ним, в ментовку. И недавно сделанный ремонт ничуть не улучшил внешнего вида, да и свеженаложенная зеленая гнусь очень скоро начала шелушиться, грозя в ближайшем будущем начать облетать хлопьями. Полуголая красотка, приклеенная скотчем к двери здоровенного сейфа, с готовностью улыбнулась Михаилу на прощание – «картину» эту начальство пыталось содрать не раз, в порывах борьбы за нравственность, и заменить какими-нибудь плакатами общеслужебного толка, но красотка каждый раз оказывалась сильнее, поскольку ее дружно поддерживало несгибаемое население кабинета. И она вновь и вновь возвращалась на железную дверцу – чтобы по вечерам провожать Мишку долгим, многообещающим взглядом. Он подмигнул ей, вырубил одиноко горящую под потолком лампочку и захлопнул дверь кабинета.
Погода была мерзкой, и Михаил уже предвкушал «приятную» дорогу пешком по раскисшему снегу, когда рядом, мигнув фарами, остановилось такси.
– Слышь, начальник, садись, подброшу!
Несколько удивленный столь неожиданной услужливостью, Михаил заглянул в салон. Лицо водилы было знакомо, но вспомнить, почему именно, он не мог. Прикинув, что остатки зарплаты в кармане тянули максимум на метро, он отрицательно помотал головой.
– Да нет, не надо, мне тут… рядом…
– Да брось, командир, садись, я с тебя ни в жисть денег не возьму! – осклабился водила. – Ты ж мою лапулечку нашел, мою кормилицу… я ж тебе по гроб жизни обязан.
Тут Михаил вспомнил. Действительно, года полтора назад довелось найти угнанную тачку, да еще причем быстро, по горячим следам. Ему даже премию выписали, триста рублей. О, точно, и фамилию вспомнил, Ушкин его фамилия. А как зовут – хоть убей. Да и не важно.
Михаил с наслаждением плюхнулся на сиденье.
– Так куда, начальник?
– Детективное агентство «Видок» знаешь?
– А то! – Движок взвыл, и потрепанная «тойота» рванула во тьму сквозь мокрый снег.
Михаил наслаждался теплом – здесь, в салоне, было, пожалуй, потеплее, чем в кабинете. И уж всяко теплее, чем дома – батареи там были никакие. Жаль только, что ехать и в самом деле было относительно недалеко – пешком, конечно, не ближний свет, да и на автобусе – в кругаля переться немало, а вот так, на легковушке, напрямую – почти что рукой подать.
Тепло попрощавшись с водилой и получив в ответ заверения, что «в любой момент, командир, я тут завсегда кручусь, только свистни», Михаил поднялся по ступенькам и вошел в подъезд, где на третьем этаже в бывшей трехкомнатной квартире, ныне переоборудованной под офис, размещалось детективное агентство «Видок», знаменитое среди людей знающих своей скандальной репутацией. Петька имел на своем счету рухнувших браков чуть ли не больше, чем местный ЗАГС. Снаружи было видно, что свет в окне горит – следовательно, Петр ждет.
– Интересная штука получается. – Петр сидел в уютном кресле, кожаном, на колесиках, давней и безнадежной Мишкиной мечте. – Ты кофе-то пей, а я пока вслух порассуждаю. Так вот, Кобра и Хряк сунулись в контору тут одну, называется «Арена». Контора поганенькая, занимается типа компьютерным железом, мой мальчик туда сунулся, так там на полках одно пыльное старье, да еще по несусветным ценам. Мальчик у меня в этом деле сечет.
– Ну и что, мало ли таких убогих фирмочек?
– Ну, во-первых, – загнул палец Петька, – в приемной там сидит совершенно обалденная цыпочка. Я сам не видел, это мне мальчик сказал. То есть настолько обалденная, что он меня уже третий день долбит, все просит за фирмой этой наблюдение установить. Очень уж ему хочется еще раз на эту киску поглазеть. Суть вот в чем, такие киски в пыльных офисах если и сидят, то только за ха-а-арошие бабки. В инвалюте. А откуда бабки? Он, паренек этот мой, зуб дает, хлам этот у них только для отвода глаз валяется, его разве что любитель антиквариата возьмет.
– А во-вторых?
– Во-вторых, Кобра вышел оттуда довольный. То есть, сам посуди, с чего бы ему быть довольному? Значит, забашлял ему хозяин. И вообще, судя по его роже, огреб он неплохо. Кобра ведь Чурикова человек?
