Анатолий Минский - Шпага, честь и любовь
— Легавые! — раздался пронзительный вопль, совсем не характерный для законопослушных обывателей. Молодчики явно не могли обрадоваться прибытию военных, ибо занимались излюбленным промыслом черни, а именно — грабили карету. Более того, оценив своё численное преимущество — дюжина против шестерых легионеров и двух раненых охранников, один из которых буквально рухнул у дверцы, — злоумышленники не кинулись наутёк, а навели револьверы и наставили шпаги на военных.
Ощущение опасности и близости приключения тотчас сдёрнули с души Алекса тонкую плёнку благоразумия. Он ударил пятками в лошадиные бока и вырвался вперёд, выхватив шпагу и чуть опустив голову, чтобы укрыться за шеей скакуна на случай, если подонки решатся стрелять.
Решились.
Заслышав грохот револьверных выстрелов, Алекс выдернул сапоги из стремян и пригнулся к самой гриве. Лошадь, получив пулю, жалобно вскрикнула тонким голосом, ничуть не напоминающим обычное конское ржание. Она не взвилась на дыбы, а просто упала на колени, и всадник скользнул вперёд по её шее, очутившись рядом с ближайшим злодеем, вновь взводящим револьверный курок.
Выпад!
Острая смертоносная сталь впилась в кадык и вышла сзади из-за воротника. На миг перед лицом унтера оказались широко раскрытые глаза бандита, вокруг дрожат по-девичьи пушистые ресницы… Глаза ещё живы, в них нет понимания, что хозяин их мёртв.
Грохот выстрелов сзади и спереди. Злоумышленник целился в Алекса, пуля встряхнула тело с пробитым горлом.
Выдернув шпагу из трупа, легионер рванул к следующему грабителю, вооружённому клинком и револьвером, который он только что разрядил в патрульных.
Удар!
Кисть правой руки с перерубленными костями выпустила револьвер и повисла тряпкой.
Бандит заверещал и бросился на Алекса, размахивая тяжёлой кавалерийской саблей. Уцелевшая рука работала у него с поразительной ловкостью.
Оба ранены. Лубок на левой руке мешает движениям.
Шпага не может толком принять сабельный удар — она переломается как спичка.
Алекс провёл несколько финтов. Яростные выпады и попытки рубануть сверху парировал с трудом, мягко отводя сталь скользящим приёмом. Стараясь больше использовать сильную часть шпаги, ближе к эфесу, пропустил мощный удар в гарду. Правая кисть онемела.
Почувствовал, что уже не в состоянии следить за другими. Всё внимание своему противнику. Если кто-то набросится сзади — конец.
Ещё выстрелы, стук стали, топот ног. Крики, ругательства. Тяжёлое дыхание.
Грабитель, ощутив, наконец, как с кровью уходят силы, решился на отчаянный рубящий удар, вкладывая в него всю оставшуюся мощь. Желая одним движением завершить схватку…
Алекс, пожалуй, не смог понять, а также потом объяснить, как ему удалось отразить вражий клинок. Трагически запаздывая, он исхитрился ударить по сабле лубком, она полоснула по рукаву мундира. Естественно, атакующий провалился, открываясь, и его грудь налетела на остриё. Изумлённо глянул на сталь, вонзившуюся в сердце. Рука выпустила эфес сабли.
Зашипев от боли во вновь пострадавшей левой, молодой унтер освободил свой клинок для продолжения боя, с трудом двигая ушибленными пальцами правой руки. Но грабители кончились. Остальные разбойники полегли на брусчатку — мёртвые, раненые и сдающиеся.
Алекс искренне огорчился. Нет, не слишком быстрому окончанию схватки или новой царапине на левом плече. Головорез, пытаясь проткнуть легионера, распорол его форменный камзол, а предыдущий мундир погиб на набережной канала… Дьявольщина! За новый придётся платить из своего кармана. Впору слушать рассуждения Марка о получении мзды, закрывая глаза на не слишком серьёзные проступки.
Юноша сложил вчетверо форменный шарф и сунул его под сорочку, пытаясь остановить кровь.
— Опять зацепило? Бедовый.
Марк спешился и поймал для друга кобылку спокойного вида взамен убитой. Он и думать не мог, что весьма скоро тому понадобится резвая лошадь, так как на этом ночные приключения не закончились.
По пути к тюрьме легионеры услышали гром стальных ободов по брусчатке, яростные удары копыт и отчаянные крики. Мимо них, едва не зацепив передних всадников, на безумной скорости промчалась небольшая крытая коляска, у которой явно понесли лошади. Кучер натянул вожжи, пытаясь остановить скакунов, но не тут-то было, а до военных донёсся крик: «Помогите!»
Женский крик. Значит, выбора — оказывать или не оказывать помощь — не остаётся. Алекс ударил шпорами, сорвавшись с места в карьер.
Теи — не слишком опытные наездники, предпочитают передвигаться на крыле, но не верхом. Зато они — очень лёгкие всадники. Когда на кону вопрос чести, а как может быть иначе, если на кону жизнь женщины, ещё и очень жестоки. От жуткой боли в боках гнедая кобыла буквально обезумела, настолько, что и её остановить, возможно, непросто.
У Алекса не осталось другого выхода. Через два квартала — берег Леонии, там набережная с деревянными перилами, которые под ударом пары взбесившихся лошадей разлетятся как спички, а коляска улетит на глубину… Ещё шенкелей! Ещё удар плёткой!
Когда потная голова чужой лошади приблизилась, он вцепился здоровой рукой за вожжи близ узды, а раненая натянула поводья гнедой. От нечеловеческого усилия левая рука буквально взорвалась! В незажившую рану будто капнул жидкий свинец, перед глазами замелькала рябь… Измученное тело решило, что ему хватит, и вздумало провалиться в беспамятство.
Лошади остановились, тяжело всхрапывая и роняя пену на камни набережной. Впереди показались мутные чёрные воды Леонии.
Алекс отдышался. Перебросил ногу через гриву кобылы и сполз на мостовую. Слишком много событий для одного часа.
Дверь коляски, лишённая герба и каких-либо иных отличительных знаков, распахнулась. Оттуда выпорхнула молодая дама, при виде которой наш герой отвлёкся от кричащей боли в руке. Хрупкая фигурка, гибкая, словно из ртути, наполненная врождённой грацией, безошибочно засвидетельствовала причастность незнакомки к касте благородных. Она путешествует в экипаже, вероятно — в компании кого-то нелетающего, но сама завернута в чёрный тонкий плащ и сапожки характерного воздушного покроя. Из-под капюшона высыпался водопад каштановых локонов, а огромные карие глаза выразили сострадание.
— Вы так самоотверженно, мужественно бросились на помощь. Боже, ранены! Право, не знаю, как выразить благодарность и восхищение, мой благородный спаситель.
Пусть это произошло не так, как обычно описывают барды, Алекс расцвёл. Его угораздило отличиться на глазах воистину прекрасной дамы.
— Тей Алексайон Алайн, легион Леонидии, к вашим услугам, высокородная синьора.
Он церемонно поклонился, но был остановлен.
— Что вы! Не нужно таких жестов. Рана тревожится…
— Пустяки. Мужчине не престало обращать внимание на подобные мелочи, синьора…
— …Йоганна. Выздоравливайте, мой учтивый спаситель!
Приблизился Марк, с ним пара легионеров, но тея уже попрощалась. Незадачливый кучер, по вине которого произошла заваруха, осторожно тронул пару взмыленных присмиревших лошадей. Йоганна захлопнула дверцу.
— Ты — везунчик, Алекс, — позавидовал Марк. — Забирайся на моего жеребца, гнедая едва дышит.
Раненый повиновался. Всю дорогу к казарме он улыбался, романтично и глупо.
— Дома съешь чего-нибудь кислого, благородный, рожа треснет.
Алекс оторвался от мечтаний.
— Как ты думаешь, встречу ли её вновь?
— Кто вас знает, ветроголовых.
— Йоганна! Прекрасное и, к сожалению, не столь уж редкое имя. Дурак! Нужно было расспросить… Или проследить — куда поедет.
— Шпионить за дамой? Фи-и! — засмеялся Марк. — Пусть сама тебя ищет, старуха.
— Да как ты смеешь…
— Она мне не строила глазки, поэтому я не растаял как некоторые наивные романтики. Лет двадцать пять, а то и все двадцать восемь.
— Не может быть!
— Ночное освещение скрывает морщинки. Так что — просто жди. Она же тебе обязана спасением?
— Формально, конечно, да, но…
— Если и вправду благородная, не только от тейских родителей, но и по натуре, непременно найдёт. А если неблагодарная сучка, как и большинство — плюнь. Ищи случая, где спасти следующую.
Алекс гордо выставил вперёд тщательно выбритый подбородок — он его выскоблил, чтобы быстрее оброс.
— Ничего не понимаешь в высоком, деревенщина. Зато у меня, как у легендарных рыцарей овального стола, появилась дама сердца. Йоганна… Но мучает вопрос, где-то, по-моему, я уже видел эти бесподобные глаза. Только не могу вспомнить.
— В грёзах, мой друг. Иначе бы не забыл.
Марк до самой казармы подшучивал над приятелем, понимая, что единственное средство излечения от романтической лихорадки — весёлый поход к гулящим девкам. Но он не успел пригласить, зато оказался прав в предположении: на следующий же день Алекс получил письмо, пахнущее ароматно и загадочно.
