Андрей Валерьев - Форпост - 4
— Чего встали? Вперёд. Грузите его!
Полковник бросил на отца Филиппа долгий многообещающий взгляд и, вздохнув, повернулся к Ивану.
— Ну что, Андреич, давай прощаться.
Иван посмотрел на бывшего танкиста, молча кивнул и, проигнорировав протянутую руку, развернулся к трапу.
Турков от греха подальше сунули в крошечный кормовой трюм. Размерами он больше походил на большой ящик, но… уж как-нибудь. Впрочем, сами пассажиры против этих апартаментов не возражали — наоборот были очень довольны открывшимися перед ними возможностями. Разговор с Таипом получился быстрый и продуктивный. Ваня в двух словах описал туркам их незавидные перспективы после ухода «Мечты» и поинтересовался их планами на будущее. Таип пожал перевязанным плечом и сообщил, что хотел бы просто жить со своей женой. Долго и счастливо. Иван его понял и предложил ему следующее.
— У меня есть для вас жильё. Работа. И будущее. Если интересно — можем поговорить.
Они договорились и сейчас «Мечта «, подняв все паруса, легко бежала на северо-восток, к безлюдному и скупому на жизнь берегу, где будущих поселенцев ждал покинутый посёлок возле польского краболова.
Севастополь по радио подтвердил получение информации о том, что первая часть похода прошла успешно и что «Мечта» за неграми в Керчь не пойдёт, а прямиком двинет к старой стоянке на севере и что рабочих для заготовки камня должен забрать Степанов на «Беде «.
Олег прохрипел в трубку нечто согласное и дал отбой.
Триста с гаком километров, что разделяли новоградский порт и посёлок на северном берегу, «Мечта» прошла всего за одни сутки — Иван даже не успел толком отоспаться и прийти в себя после всей этой нервотрёпки. Но не оценить построенное Гердом чудо он не мог. Эта лодка превосходила «Беду» во всём. В скорости, в качестве, в комфорте. И в безопасности. В полдень на горизонте показалась тонкая линия берега. Не светлая, как у крымского побережья, а буро-серая. Унылая и тоскливая.
«Да. Места тут невесёлые»
— Видишь Таип, вам туда.
Турок смотрел на приближавшийся берег во все глаза. Для него эта пустыня означала новую жизнь. Тяжёлую, но счастливую и безопасную — русский Иван дал ему кусок кожи с письмом и выжженной печатью.
— Там дальше, на севере, ещё люди живут. Мало ли, вдруг придут. Покажешь им это. Вас не тронут, понятно?
Дениз, отодвинув мужа, разрыдалась и попыталась поцеловать Ване руку.
— Но, но, но! Попрошу без нежностей!
Игорь, привычно стоявший у штурвала, поинтересовался.
— К самолётам?
— Нет. Давай к посёлку. Высадимся, передохнём чуток, поможем туркам устроиться, а уж потом пойдём самолёты разбирать.
— Окей, шеф.
Ермолаев переложил руль немного левее.
Посёлок оказался занят.
Максат Уакпаев был обычным парнем, четвёртым по старшинству сыном в большой семье железнодорожного рабочего из райцентра Булаево, что почти на самой границе с Омской областью. Был он невысок, округл и чрезвычайно подвижен, а ещё имел острый язык, слишком узкие (даже для казаха) монгольские глаза и страстное желание выбиться в люди. Два старших брата уже пошли по стопам отца и, окончив железнодорожный техникум, начали работать на всё той же железной дороге. Такое будущее его не устраивало категорически!
Окончив обычную школу без особых отличий, Максат ушёл в армию, попав служить водителем в Аягуз. В армии ему понравилось, и он совсем уж было собрался остаться на контракте, но тут ему не свезло. Конкурс на службу в вооружённых силах был бешенный. Желающих много — а мест мало. А ведь ещё каждый год и призывников куда то девать надо было. Но долго Макс не горевал, а подался следом за сослуживцем, отец которого служил в полиции и который, благодаря папиным связям, собирался поступать в Карагандинский институт МВД. Конкурс там был даже больше, чем в армии, но Максат решил рискнуть. Чего уж там происходило внутри приёмной комиссии, какие шестерёнки крутились и какие интересы хлестались, он и понятия не имел. Но факт есть факт — Макс поступил, а его блатной приятель нет.
Видимо у МВД вновь случилось обострение на почве борьбы с коррупцией и кумовством в собственных рядах.
Учился Максат средне, звёзд с неба не хватал, но и среди отстающих не числился. Как и все — ходил в увольнительные, ошивался на дискотеках, знакомился с девчонками и порою даже успешно.
А потом он встретил ЕЁ.
Их, почти уже выпускников, в преддверие Ак жола погнали на усиление, заткнув курсантами самые дальние и глухие улицы Шахтинска, Абая и Сарани. Каждый год выпускные балы в школах этого неблагополучного индустриального района оборачивались драками, поножовщиной и прочей хренью.
Это была любовь с первого звука. Сначала Макс её УСЛЫШАЛ. Звонкий, чистый смех перекрывал пьяные голоса бывших школьников и визгливые смешки девиц. Замёрзший за ночь курсант решил, что так может смеяться только ангел.
Макс бросил товарищей по патрулю и побежал догонять выпускников.
Молодой лейтенант полиции был представлен родителям Айтолкын уже через две недели в качестве официального жениха, потом будущие молодожёны съездили в Булаево, а потом Айтошка уехала поступать в Алматы, а лейтенант Уакпаев был зачислен в ряды славной дорожной полиции в захолустном райцентре на Кустанайщине.
Их пути разошлись.
Встретились они только через пять лет, когда капитан Уакпаев прибыл в служебную командировку в бывшую столицу. Айтошка изменилась до неузнаваемости, она успела сделать головокружительную карьеру и уже работала каким-то там начальником в местном отделении Сбербанка России. Красавица и умница, она всегда была окружена толпой поклонников, кавалеров и щебечущих подружек. Её внимания добивались, ей дарили подарки, её приглашали в самые экзотические путешествия.
А потом в жизни Айтолкын снова появился ОН. Уже не мальчишка. Мужчина. Всё такой же круглый, низенький и улыбчивый.
Её первый мужчина. Её Макс.
Она нажала на все доступные ей рычаги, подняла все связи, но перевела своего любимого в Алматы. В её жизни до сих пор были две страсти — карьера и скалолазание, которым она «заболела» в Альпах. Теперь это всё ушло на задний план.
Когда они всё-таки поженились, Макс узнал о своей суженой много нового. И не сказать, что это ему понравилось. Общение с иностранцами восточную женщину всё-таки до добра не доведёт. Капитан дорожной полиции не был ретроградом и на мир смотрел вполне современно, но… этот фотоальбом из Турции! Не должна его жена так загорать! А это увлечение альпинизмом…
Оххх.
Жена по великому секрету сообщила ему, что собирается после закрытия сезона пойти к гинекологу, но пока сезон открыт а турбаза на Бухтарме работает она хочет взять своего мужа с собой. В горы. И никаких отказов она не примет!
Всё-таки общение с экспатами сказалось на ней очень сильно. Макс вздохнул и пошёл собираться. В горы.
Горы ему не понравились. Лесистые какие-то. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Толи дело — степь! А вот компанию, в которой крутилась его жена, капитан полиции оценил. Это были такие люди, такие человечища, что Макс почувствовал себя… недоделанным что ли. Ущербным. Сборная солянка иностранцев поражала своей эрудированностью, образованием и, каким-то, чувством внутренней свободы, от которой полицейский офицер успел отвыкнуть.
Да и песни под гитару возле костра ему всегда очень нравились.
Когда до берега оставалось не больше километра, Ермолаев заложил левый поворот и повёл кораблик вдоль пляжа. Точностью навигации капитан не блистал и почти всегда приходилось нужные места разыскивать, бороздя воды вдоль побережья.
— Вон там тот лиман, откуда мы лодку угнали.
Игорёха прижал штурвал коленкой и уставился в подзорную трубу.
— Не пойму я, батя, что за хрень там ходит.
Пришлось Ивану оторваться от шахматной партии, лезть на верхнюю палубу и до рези в глазах всматриваться в серый берег. Впрочем, ту партию он всё равно позорно проигрывал.
«Куланы? Джейраны? Нет. Не похожи. Лошади?»
Маляренко обождал пять минут, проморгался, и вновь приложился к трубе.
— Фью! Это ж верблюды!
Верблюдов здесь Иван ещё не встречал.
Следующим неприятным открытием был маленький костерок на берегу. Возле извергающего дым костра никого не было, но сам факт его существования говорил о многом.
— Кого там чёрт принёс?
В башку влезла шкурная мыслишка.
«Спиридон припёрся. Опоздали, бля!»
— Игорёха, рули к берегу. Экипаж — к бою!
— Ассаламалейкум, уважаемый.
Круглолицый азиат на голову ниже Ивана с достоинством, по восточному обычаю, протянул для рукопожатия две руки. Маляренко по-европейски протянул всего одну, да ещё и искалеченную руку и на автомате выдал.
