Александр Сухов - Тайные боги Земли
Пардон-с, немного отвлекся. Если серьезно, в данной ситуации у меня просто не было выбора. Конечно, Махтум в курсе того, что его ребята захватили Шатуна и везут пленного к нему. Обнаружив автомобиль с тремя трупяками, он непременно сообразит, чьих рук это дело и поднимет на уши всех своих нукеров, а может быть, привлечет для моих поисков нелюбинскую милицию, благо числится в корешах у подполковника Исмаилова. Сейчас для меня любой живой свидетель смертельно опасен, впрочем, также как и мертвый. Именно по этой причине я собирался избавиться и от автомобиля, и от трупов, в нем находящихся.
Напоследок обшарил бардачок и багажник. В бардачке, кроме всякого ненужного барахла, лежали: небольшой пластиковый пакет с белым порошком и еще один «ПМ», принадлежавший, по всей видимости, Фархаду. Проверять содержимое пакета я не стал – ежу понятно, не сахарная пудра или крахмал. Пистолет также оставил лежать на месте. Зато к великой своей радости в багажнике, кроме запаски, ящика с инструментами и насоса обнаружились две десятилитровые канистры с бензином – хозяйственные попались ребята. Впрочем, памятуя о том, как неохотно горят трупы, я хорошенько нашпиговал автомобиль валявшимися вокруг в преогромном количестве толстыми сучьями и нетолстыми бревнами (низкий поклон нерадивым лесозаготовителям!). Затем окропил все это содержимым одной канистры, вторую запихнул в салон между дровами и трупяками. Снял крышку топливного бака, чтобы избежать взрыва, и для верности обложил «копейку» сучьями и бревнами. Получился приличного размера шалашик, ну прям прощальный пионерский костер, мне даже песенка на ум пришла из моего далекого детства:
Гори, костер, подольше,
Гори не догорай.
А завтра, лагерь, скажем:
Прощай, прощай, прощай…
Черт, даже сентиментальную слезу прошибло. Плясали, пели, хороводы водили, потихоньку заряжались заранее припасенным портвешком, потом, бах – не помню, как оказался в жарких объятиях восемнадцатилетней пионервожатой Ларисы Ивановны в стороне от всеобщего веселья… Да, хорошие были времена, беззаботные – вспомнить приятно.
Окинув придирчивым взглядом дело рук своих, я достал пачку «Беломора», прикурил папиросу от зажигалки. Запалил найденный мной в багажнике машины и заранее пропитанный бензином кусок ветоши…
Перед самым уходом все-таки бросил в разгорающийся костер документы, – весьма небезопасно иметь при себе подобный компромат. От «макара» поначалу также хотел избавиться, но, немного поразмыслив, решил пока оставить. Напоследок снял фуражку и, перекрестившись, обратился к усопшим с кратким словом:
– Прощайте, парни, и не держите на меня зла. Простите, что похоронил вас не в земле и не в гробу, но так уж получилось. Как говорил Заратустра: горите с миром, живых оставьте в покое, и пусть на том свете вам будет отмерено сполна за все ваши прегрешения и благодеяния.
Насчет Заратустры, я, конечно же, малость присочинил. Для вящей убедительности, так сказать, сослался на авторитет весьма уважаемого человека, чтоб покойнички, упаси господи, не вознамерились мстить своему убийце.
Посчитав миссию выполненной, я повернулся спиной к костру и не спехом потопал в направлении Нелюбинска. По вполне понятным причинам выходить на шоссе я не собирался. Прогуляюсь по лесу, подышу свежим воздухом – для здоровья весьма пользительно. В «берлогу» попаду еще засветло. Жаль эти гады куда-то похерили мой рюкзачок, забыли, наверное, от радости там, где меня бесчувственного спеленали. Да ладно, бог им судья, к тому же сегодня я не в накладе. Я удовлетворенно похлопал себя по боковому карману куртки, куда положил конфискованные «тугрики», и не без доли щенячьего оптимизма подумал:
«Эх, Шатун, жизнь все-таки прекрасна, даже если ты ущербный калека!»
Впрочем, здесь я кокетливо кривил душой. Ущербным я себя не считал – эвон как ловко уделал троих чебуреков. Значит, еще могём, когда приспичит, и еще как могём. За спиной праздничным салютом раздавались негромкие хлопки – это взрывались патроны в магазинах пистолетов. Затем глухо ухнуло – похоже, бензобак разворотило, а может быть, еще что-нибудь взорвалось. Вряд ли проезжающие по трассе водители обратят внимание на дым, поднимающийся над кронами деревьев. Лесозаготовители частенько устраивают в здешних лесах полыхалово похлеще этого. Весенний лес напоен влагой, не загорится. Трех пропавших азиатов вряд ли станут особенно искать – мало ли куда свалили в поисках лучшей доли. Так что на обгорелый остов «копейки» и человеческие останки (ежели таковые сохранятся) наткнутся не раньше начала грибного сезона.
Успокоив себя подобным образом, я заработал ногами со всей возможной энергией, чтобы поскорее убраться подальше от проклятой машины и несчастных пацанов, сдуру связавшихся с бывшим десантником. На свою беду, они даже не подозревали, что десантники бывшими не бывают, даже когда у них отсутствует половина конечностей. Лучше бы они побольше читали или хотя бы посмотрели «Девятую роту». Набрались бы ума и, вполне вероятно, до сих пор гоняли по городу на своей «копейке» и давились слюной, жадно пожирая глазами толстозадых нелюбинских блондинок.
Пройдя пару километров, я окончательно выбился из сил. Не то, чтобы ходьба по лесу особенно изматывала, просто физические и душевные силы никак не желали приходить в норму после недавней моей отключки. Ощущение такое, будто я нахожусь в состоянии большого бодуна, и по какой-то необъяснимой причине здоровье упорно отказывалось приходить в норму, несмотря на наличие достаточного количества свежего воздуха и бодрящих птичьих песнопений. Чтобы не грохнуться в очередной обморок (становится дурной привычкой), я присел на первый попавшийся пень. Закурил и под вкусный дымок начал анализировать внутреннее состояние своего организма.
На первый взгляд вроде бы ничего не болит. Однако сухость во рту и жаркое дыхание, буквально обжигающее губы, явно указывают на то, что со мной не все в порядке. Помимо всего прочего, ужасно кружится голова, знобит и подташнивает.
«Вот же непруха», – подумал, затем громко на весь лес выматерился.
Не хватало завалиться в бессознанке под елками и березами, чтобы меня здесь ежики да лисы по норам растащили.
Ужасно захотелось пить. Покрутил головой в поисках приемлемой лужи. Не обнаружив таковой, огорченно вздохнул и с великим трудом оторвал задницу от пня, чтобы отправиться на поиски воды. Тут мое внимание привлек толстый белоснежный березовый ствол. На дворе апрель месяц – пора активного движения соков. С трудом превозмогая головокружение, я подошел к шершавому стволу, достал из кармана швейцарский армейский нож с рукоятью с накладками из красного пластика и стилизованным швейцарским крестом, оконтуренным щитом. Эта игрушка когда-то досталась мне в качестве трофея от одного светловолосого парня, специализировавшегося на стрельбе из снайперской винтовки по нашим солдатам. Не лишним будет упомянуть, что кроме отменного ножа я получил за него «Красную Звезду» и благодарность от командования. Жаль, не удалось взять живьем – заработал бы звезду Героя.
Пара-тройка сильных и точных ударов на уровне головы, и из образовавшегося отверстия полилась мутная струя. Дождавшись, когда истекающий сок очистится от горьких частичек березовой коры, я, подобно младенцу, припадающему к материнской груди, прильнул губами к свежей ране. При этом я как бы ненароком обхватил руками ствол дерева. И (о чудо!) в следующий момент почувствовал непередаваемое блаженство. Ощущение было такое, будто по телу снизу вверх течет мощный поток живительной энергии. Головокружение, тошнота и туман в голове начали постепенно отступать, даже пить расхотелось. Я стоял, обняв белый ствол, стараясь, как можно теснее прижаться к нему или даже слиться с ним в единое целое, и молил бога, чтобы животворящий поток никогда не кончался.
Подобным образом я простоял около получаса. Зажмурив глаза, банально наслаждался неведомыми ранее ощущениями. Как губка, впитывал животворящие токи, которыми щедро одаривала меня береза. В какой-то момент, достигнув своего апогея, состояние эйфории резко пошло на спад. Я понял, что дерево поделилось со мной всем тем, что могло дать. Не то, чтобы я не мог взять большего, просто потенциал растений в этом плане довольно ограничен. Все это я понял каким-то шестым чувством и, отстранившись от ствола, нежно погладил рукой шершавую кору. Совершив сей благодарственный акт, я бодрой походкой похромал в направлении Нелюбинска. После столь странного соития кровь бурлила в моих жилах, а ноющая боль в покалеченной ноге, к которой я привык и которую старался не замечать, как-то сама по себе утихла и за все оставшееся время пути до берлоги больше меня не беспокоила.
Глава 4
«Буумззз, Буумззз, Буумззз…» – Проснулся я от негромкого, но крайне навязчивого звука. Посмотрел на светящийся циферблат наручных часов – половина второго. Поскольку будильник еще не прозвенел, выходит, на дворе поздняя ночь.