Туллио Аволедо - Крестовый поход детей
Дэниэлсу стоило большого труда сохранить серьезное выражение лица. Он торжественно кивнул, изо всех сил стараясь не думать об обезьянище из видеоигр Нинтендо, чтобы не расхохотаться.
— Так как же вам пришло в голову построить такое сооружение?
— Это была идея Исаака. Исаак — наш ученый. Ты сейчас познакомишься с ним.
Каждые десять шагов путь преграждали металлические калитки. Джон достаточно много бывал в средневековых замках, чтобы понять, что это защитное сооружение. Калитки, обитые до уровня горла металлическими пластинами, давали достаточную защиту, чтобы остановить любого нападающего. Если одна калитка все же ломалась, защитники могли отступить до следующего пункта обороны. Джон насчитал четырнадцать таких заграждений на единственном пути, который вел к цементному кубу, стоявшему в центре металлического лабиринта.
— Что вы здесь держите, в этой крепости? Сокровища?
— В некотором смысле, — ответил Управляющий с улыбкой.
Последнюю калитку охраняли два стражника, вооруженных автоматами. За ней находился вход в напоминавшее бункер пространство. За первой металлической дверью скрывалась вторая: бронированная, толщиной по меньшей мере в семь сантиметров.
Они вошли.
На них обернулись двадцать пар глаз. Двадцать детей вскочили на ноги, приветствуя Управляющего. Трое ребят постарше, стоявших за ними, улыбнулись при виде Джона Дэниэлса. Не составляло труда понять, кто из присутствующих был Исааком. Чернокожий паренек лет пятнадцати с шапкой курчавых волос и в поломанных очках от близорукости, скрепленных при помощи металлической проволоки. По тому, как он щурил глаза, было понятно, что диоптрии ему не подходили.
У стены стояло два стула, а рядом с ними школьная доска, на которой кто-то написал мелом:
«ТОМ СОЕР».
Джон отыскал крошечный кусочек мела размером немногим более ногтя. Тыльной стороной ладони стер слово «СОЕР» и написал «СОЙЕР».
Затем он сел.
Своими глазами, подернутыми тревожной белой пеленой, он медленно обвел лица собравшихся перед ним детей.
— Садитесь, — сказал он.
Все присутствующие в комнате уселись на пол. В том числе и дети постарше.
— «Том Сойер» — довольно длинная книжка. Я не смогу рассказать вам ее целиком за сегодня.
Один из детей смущенно поднял руку. Прежде чем заговорить, он поискал поддержки остальных.
— Ты слепой. Ты не можешь читать. Откуда нам знать, что ты действительно рассказываешь вещи, которые написаны в книжке о Томе Сойере? Откуда нам знать, что то, что ты говоришь, на самом деле есть в книжке?
Аура Управляющего начала пульсировать. Но Джон опередил его.
— Это хороший вопрос. Более того, это просто прекрасный вопрос. Как тебя зовут?
— Дарий.
— Видишь ли, Дарий, дело в том, что мы должны доверять другим. Попросту должны. У нас нет другого выхода. Я не выжил бы, если бы не понял, насколько это важно — доверять тем, кто рядом с тобой. Раньше для тренировки доверия к другим играли в такую игру: несколько человек вставали у тебя за спиной, скрещивали руки, а ты должен был упасть назад, чтобы они поддержали тебя.
Сейчас так устроена вся наша жизнь. Мы рискуем ею каждый день, несколько раз в день, и если мы не будем доверять другим — тем, кто входит в нашу группу, мы просто не сможем выжить. Ты ведь совершенно прав. Ты меня не знаешь, ты не знаешь, можешь ли ты доверять мне. Ты совершенно прав в том, что сомневаешься во мне. И я прошу тебя лишь выслушать меня. Ты сам поймешь, является ли то, что ты услышишь, бредом слепого незнакомца или настоящими, как я утверждаю, подлинными словами гения по имени Марк Твен. Спасибо тебе за твой вопрос, Дарий.
Мальчик застенчиво улыбнулся.
Управляющий знаком дал понять, что тот может сесть обратно на старое голубое ковровое покрытие, закрывавшее только часть пола, как изношенный коврик.
Джон Дэниэлс откашлялся. Аура, окружавшая слушателей, излучала внимание, любопытство, радость. Стараясь произносить текст как можно более профессионально, он начал рассказывать историю, написанную американским писателем более полутора сотен лет назад. Деревья, дома, солнечный свет оживали в его словах, и он чувствовал, как аура его слушателей следует за рассказом, как дирижер даже с закрытыми глазами слышит созвучие инструментов. И младшие, и старшие смеялись. И мечтали, и слушали, очарованные историей, происходящей в мире, которого они никогда не знали. В ярком и открытом мире до Страдания.
«Как если бы человечеству удалось колонизировать другие планеты и дети колонизаторов слушали бы истории о планете, отдаленной от них на несколько световых лет», — подумал Джон.
Когда он закончил рассказывать, в конце третьей главы, комнату переполняла такая тишина, что даже звук летящей мухи показался бы в ней оглушающим. Потом среди этой тишины раздался плач одного из детей. Другие двое, мальчик и девочка приблизительно десяти лет, встали на онемевшие от долгого сидения ноги и обняли плакавшего ребенка, пытаясь успокоить его. Девочка укачивала ребенка, как мама. Она шептала что-то ему на ухо, быть может, напевала песенку. Вскоре плач прекратился.
Остальные дети смотрели на Джона Дэниэлса со смесью восхищения и страха. Он не мог видеть их, но чувствовал ауру.
В колледже, в Америке, у Джона был сосед по общежитию, который однажды во время вечеринки употребил какой-то наркотик. На следующее утро у него был чудовищный отходняк. В эмоциональном плане он как будто рухнул в пропасть с горы. Описать по-другому это было нельзя. Сейчас у Джона было тяжело на душе от того ощущения пустоты, которое из-за него испытали сидящие перед ним дети.
— На этом история не кончается. Завтра я расскажу вам оставшиеся четыре главы. Вы услышите, как Том читает Нагорную проповедь. Вы будете смеяться, как сумасшедшие. Знаете, он выбрал именно ее, потому что в ней были самые короткие строки…
В первом ряду кто-то застенчиво поднял руку. Ребенок, одетый в лохмотья. Кто-то нашил на его курточку из мешковины кусок старой майки с изображением Дональда Дака.
— Синьор Дэниэлс…
— Да?
— А что такое «заборная пропапеть»?
Джон снова едва сдержал смех.
— Нагорная проповедь. Проповедь — это речь. Христос произнес ее на горе, поэтому она называется Нагорной. Хотите послушать ее?
Дети обменялись неуверенными взглядами.
Затем некоторые из них закивали.
Отец Джон Дэниэлс наклонил голову. Из его уст зазвучали слова — древние, но по-прежнему обладающие силой свежести: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю…»
По ауре детей Джон следил за тем, как с каждой фразой менялось их настроение. Его точно громом поразила их реакция на следующие слова: «Вы — свет мира. Не может укрыться город, стоящий наверху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного».
Когда он произносил эти слова, эти грязные и нечесаные головки, эти худенькие тела засияли золотым светом. Как будто каждый ребенок был окружен нимбом, как на иконах святых. Сердце Джона заколотилось с невероятной силой. Ему пришлось прервать речь.
Эмоциональная волна, пронизавшая его аудиторию, замедлилась и начала слабеть, пока почти совсем не исчезла.
Сердце священника успокоилось и вернулось к нормальному ритму.
Ребенок с первого ряда снова поднял руку. На этот раз без стеснения.
— Синьор Дэниэлс, а кто такой Христос?
Управляющий был в бешенстве.
— Что-то мне не кажется, что Христос был персонажем «Тома Сойера». Или что в книге было что-то из тех глупостей, которые ты сейчас рассказывал.
Управляющий шел быстро, почти бегом, не заботясь о том, поспевает ли за ним Джон. Он с силой и грохотом толкал железные калитки. Только внутреннее зрение священника спасло его от удара одного из этих металлических листов.
— Я всего лишь упомянул Нагорную проповедь. Они сами попросили рассказать о ней.
— Попросил тебя только один ребенок. А если бы они попросили тебя дать им свой пистолет, ты бы им его тоже дал?
— У меня нет пистолетов.
— Ты прекрасно знаешь, о чем я. То, что ты рассказал им, опасно.
— Не понимаю, почему.
Управляющий резко повернулся. Его лицо исказилось от ярости.
— Ты не понимаешь, почему? Я скажу тебе, почему. Потому что от религии одни несчастья. Войны, преследования. Я совершенно уверен в том, что и Чрезвычайное положение произошло по вине религии.
— Мы не можем этого знать.
Молодой человек ухмыльнулся.
— Считай, что я в это верую.
