Юрий Корчевский - Пушечный наряд
Чтобы не отлеживать бока я спустился в трюм, заранее подобранным на пирсе кусочком известняка начертил круг и стал метать ножи. Пробовал правой рукой, левой, с замахом из-за плеча, снизу – исподтишка, с разворота и с прямой стойки.
Кидал ножи до изнеможения, пришел только на ужин. Завтра, послезавтра все повторилось. К концу тренировок все броски заканчивались попаданием лезвия в круг диаметром около метра. Вроде и неплохо, но я был недоволен. Где вы видели человека метрового диаметра? Еще два дня я рисовал ростовую мишень ну очень худого человека, и кидал, кидал, кидал. Броски ножа даже начали сниться во сне.
Между тем мы уже входили в Гибралтарский пролив, слева в дымке виднелся африканский берег, справа – европейский. Капитан вооружил команду – нападения здесь случались часто. Но все прошло благополучно, судно повернуло к северу, и мы вошли в Кадисский залив. Вот здесь везение временно от нас отвернулось.
Для начала ослаб, а затем и стих ветер. Паруса бессильно обвисли, каракка остановилась. Вот же, ешкин кот, на горизонте уже виден испанский порт и город Кадис. А мы стоим. Стояли день, два, три! Команда озверела, играли в карты и кости, спали, стали вспыхивать перебранки. Я зашел к капитану. Перед ним выстроились несколько бутылок вина, к сожалению, уже пустых.
– Где ты пропадаешь, Юрий, сколько можно спать?
– Да не сплю я, ты видел, что с командой?
– А что такое?
– От безделья матросы скоро драки учинять будут, займи команду делом – ну там, грузы в трюме перетащить, такелаж обновить, палубу отдраить.
О’Брайен тупо уставился в стол, видно, выпил все-таки много.
– Да, верно. – И как гаркнет: – Боцман!
Я аж присел от неожиданности – голос у капитана был зычный, слегка охрипший, способный мертвеца поднять из могилы. В открытую дверь показался боцман.
– Звали, капитан?
– Почему палуба не отдраена, такелаж не весь поменяли, за что я матросам деньги плачу?
Боцман исчез, и через мгновение раздалась трель боцманской дудки, забегали босыми ногами по палубе матросы.
– М-да, Юрий, пожалуй, лень расслабляет команду, здесь ты прав. Выпьешь?
Я взял бутылку – херес. Отчего и не выпить?
На следующий день поднялся ветерок, слабый, но ровный. Мы подняли все паруса и с черепашьей скоростью потащились к Кадису. Каких-то десять миль шли полдня, с большим облегчением пристали. Команда занялась погрузкой-выгрузкой, а я, по обыкновению, отправился на берег.
Здесь и местность была другая: низкий заболоченный берег, город в устье реки, небольшие дома. В трактирчике опробовал местного порту. Очень, очень неплохо, совсем не то, что продают в наших магазинах под видом портвейна, – им же только тараканов травить.
Немного погуляв и не найдя ничего интересного, решил вернуться на корабль. Рядом с нашим кораблем стоял португальский. На корме свисал с флагштока зелено-красный флаг. Грузчики в трюм таскали мешки, ящики, закатывали по доскам бочки. Я случайно обратил внимание – у одного на шее было видно красное пятно. Я насторожился, остановился и стал внимательно наблюдать за ним. Когда грузчик выходил из трюма, на плече увидел еще одно. Бегом я влетел на палубу каракки, подбежал к О’Брайену.
– Капитан, быстро уходим!
– Что случилось, почему такая спешка? Мы не закончили погрузку, вон, на причале еще шесть ящиков.
– О’Брайен, сейчас я видел, как грузится вон тот португалец. У одного из грузчиков оспа!
Лицо капитана изменилось. В Европе часто бушевали эпидемии оспы, от которой вымирали селения. Чтобы не допустить ее распространения, губернаторы и бургомистры шли на жесткие, даже жестокие меры. Селения окружались солдатами, дома и трупы сжигались.
По свистку боцмана команда в авральном режиме затащила на палубу шесть остающихся ящиков и, не опустив даже в трюм, бросилась сбрасывать швартовы и поднимать сходни. О’Брайен был испуган даже больше, чем при встрече с пиратами. Стоит на корабле заболеть хоть одному – вымрет вся команда, а судно не пустят ни в один порт. Мигом подняли все паруса и вышли в море.
– Юрий, ты не ошибся, может, паника поднята зря? У меня нет сомнения в твоей порядочности, но не поторопился ли ты?
– Нет, капитан, через несколько дней ты сам услышишь плохие новости и будешь молчать, что заходил в Кадис.
Жизнь в дальнейшем подтвердила мои опасения. Когда мы стояли в Лиссабоне, команды с других кораблей донесли весть, что в Кадис никого не пускают. На рейде стоят военные корабли, и никто не может зайти в порт или выйти из него, а половина жителей уже мертвы.
Услышав такую новость, капитан сначала меня расцеловал, а потом мы с ним напились до чертиков, естественно, за его счет.
Выйдя из Кадиса, мы нигде не останавливались до самого Лиссабона, даже не набирали питьевую воду. На последних днях пути матросы стали роптать – вода несвежая, да и той вдосталь не дают. В Лиссабон пришли с сухими цистернами и пересохшими глотками. Нет воды – и сварить пищу не на чем, да и солонина в рот не лезет.
Ошвартовались, и О’Брайен на радостях избавления от «черной смерти» разрешил команде отдыхать три дня. Матросы ринулись в припортовые кабаки промочить горло. На судне осталось только несколько человек вахтенных, что с завистью глядели в спины уходящих на берег.
Я последовал примеру матросов, отошел от порта подальше, где трактирчики поприличнее. Заказал мадеры, жареного каплуна с картофелем, фруктов. Поскольку португальского не знал, объяснялся на смеси английского с итальянским. Когда я уже насытился и выпил, принесли фрукты. Давненько я такого не встречал – ананас, нарезанный кольцами, мандарины, здоровенная кисть винограда. Немного передохнув, я отдал должное фруктам.
Такого обильного и вкусного стола я в Европе еще не видел. Славно посидел, да и счет был невелик. Поистине, Португалия мне начинала нравиться. Дали брюху повеселиться, пора и честь знать.
Я направился на корабль, с интересом поглядывая по сторонам. Недалеко от порта, проходя мимо таверны, я чуть не споткнулся о вылетевшее из дверей тело. Хотел переступить, пригляделся – да это же матрос с нашей каракки. Я одним махом заскочил на ступеньки и ногой открыл дверь, рука лежала на шпаге. С ходу определить, что здесь творилось, было невозможно: мелькали кулаки и ноги, летали табуретки, билась посуда, валялись столы с остатками еды. Одеты все приблизительно одинаково, кто кого бьет – непонятно. Я вытащил из-за пояса пистолет и выстрелил в потолок. После оглушительного грохота наступила тишина. Я прошел в середину зала, ткнул пальцем в грудь одного из матросов каракки:
– Внятно и четко – кто, кого и за что?
Тот прошепелявил непонятное разбитыми в кровь губами. Сбоку услужливо подскочил владелец таверны:
– Выпили ребята, что-то не поделили с французами, вот – поглядите – посуду побили, ущерб какой?! – Он принял меня за офицера с каракки.
– Так, всем людям О’Брайена – бегом на судно. Кто не может идти – несите, здесь никого не бросать. – Я обернулся к хозяину: – Что они должны?
Тот долго загибал пальцы:
– Тарелки, кружки, за вино, жареные отбивные…
Я прервал:
– Сколько?
Глазки трактирщика забегали:
– Два золотых эскудо.
Я достал из кошелька один золотой и бросил хозяину. Тот поймал на лету и, что-то бурча, удалился. Видно, шельма, как и все трактирщики.
Я вышел на улицу, наши матросы сбитою толпой шли к порту. Навстречу мне спешил альгвасил – аналог полицейского, с двумя помощниками. Вовремя убрались! Не хватало за драку угодить в местную кутузку. Спокойно подошел к судну. Перед матросами расхаживал О’Брайен. Разбитые носы и губы, порванная одежда и синяки не могли его не насторожить.
– Вот он, он заплатил и выгнал нас из таверны, он может подтвердить.
О’Брайен повернулся ко мне:
– Все уплачено? Иначе судно могут не выпустить из гавани, да еще и штраф наложат.
– Я все уладил, сэр.
– Отлично! Все на борт, бездельники. От вас только и жди пакостей. Больше никому в город не ходить, коли вести себя не умеете.
Мы вместе с ним поднялись на палубу.
– Сколько я вам должен?
– Один золотой, сэр.
О’Брайен расплатился.
– Ну, хоть мои накостыляли лягушатникам?
– Фифти-фифти, сэр!
– И за это еще один золотой? Дармоеды, даже не могли побить французов!
До конца погрузки больше ни один матрос не сошел на берег, кроме меня. И снова в море, слава Богу, без происшествий. Заходили в Матозиньюш, несколько дней простояли в Виго, пришли в Ла-Корунью. Здесь О’Брайен решил очистить от ракушек и водорослей обросшее за время плавания в теплых морях днище, оно тормозило ход.
Судно в порту вытащили на берег, положили на бок и занялись нудной очисткой подводной части корабля. Каракка выглядела, как выброшенный на берег кит. Предстояло пару недель вынужденного безделья. Я решил посетить местных врачей.
Расспросив коренных жителей, выяснил, что в Ла-Корунье практикует только один хирург; всяких травников, заговаривателей зубов, повитух я в расчет не брал. Найдя нужный дом, постучал.
