Непростой Путь Про-Героя. Том 3 (СИ) - Русак Александр

Я же представил, как у меня в голове щелкают и крутятся шестеренки.

Делать своего противника, которого едва-едва можешь победить, еще сильнее — что может быть более весело?

— Окей… одна из твоих основных уязвимостей — это недостаток мобильности. Мощный боец ближнего боя, который в состоянии пройти через заградительный огонь… и лед… вблизи имеет неплохие шансы сделать из тебя котлету.

— Я обладаю способностью перемещаться на льду с высокой скоростью.

— Во-первых, на Фестивале ты этим пользовался мало, потому что привык расстреливать мелкую дичь из своей пушки. Во-вторых, твои ледяные салазки не играют против действительно мобильного противника, потому что у них предсказуемая траектория — максимальная скорость только на прямой дистанции, плавные скругленные повороты. Вот я, например, могу перемещаться зигзагом, только набирая скорость. Что будешь делать?

— Обычно… в подобной ситуации, я бы ушел в глухую защиту. Но… защита показала себя несостоятельной против подобного тебе противника. Да, кажется, понимаю. Я могу начать работать над тем, чтобы перемещаться во время боя и не задерживаться на одном месте.

— Верно, это хорошее начало. Но я говорю несколько о другом. Твой отец, насколько я знаю, умеет летать. Нет привязки к земле, высокая скорость, резкие рывки, развороты…

* * *

Короче говоря, с того дня Тодороки решил самосовершенствоваться рядом с нами, и это, на самом деле, было круто. Он все схватывал на лету, иногда привносил свои предложения, и, честно говоря, обещал в какой-то степени стать моим замом по «обучающему процессу» — мозгов ему хватало, анализировать мог не хуже меня и Мидории, и от шор на глазах тоже потихоньку избавлялся.

Мобильность, полеты и вот это вот все мы оставили на откуп ему и его отцу, так что вместе с ним решили продумывать другое: комбинированные приемы двух его стихий.

Чтобы вы понимали, этот тот самый чувак, который подорвал полстадиона Юэй одним только воздухом. Я сам, будучи адептом пути «подорвать все к чертовой матери», был весьма заинтересован в том, чтобы услышать и другие травмоопасные измышления мрачного гения Тодороки, и какое-то время изводил окружающих фразами вроде «Искусство — это взрыв!» и «Я признаю твое мастерство, сенсей. Научи меня так взрывать!» и «Твоя гаубица длиннее, чем у Бакуго», ну и все в таком духе.

Тем печальнее было то, что это оказался единственный прием Шото, который он придумал и основал на синергии двух сил природы еще в детстве.

У меня подобная несправедливость в голове укладываться отказалась, и мы начали творить. Ну, очень ограниченно творить — за те два выходных, которые у нас были, многого не успеешь — но тем не менее.

Завеса тумана из испаренного льда? Чек! Универсальный разрушитель почти любого материала — путем резкого охлаждения после ударного нагревания? Чек! Струя кипятка в морду супостата? Ну, не то чтобы чек, изначальной идеей было ускорить полет ледяного снаряда, но и так сойдет!

С ним было интересно, хоть и шутил я за двоих.

* * *

Вечером воскресенья, устав от трудов праведных, я перся мыться-бриться, и ничего не предвещало, когда в дверях в ванной столкнулся с сероволосым победителем Фестиваля, невесть чего забывшего на нашем этаже.

Невысокий и худосочный Киотака, в мятых штанах и с освежителем для рта в руках, не внушал. Однако мы говорим о Киотаке, так что я уже приготовился фехтовать на зубных щетках.

Но Шинья был настроен миролюбиво.

— О, вот и ты. А я поговорить хотел как раз.

— Ладно. Ты тогда говори, а я пока зубы чистить буду, чтоб время зря не терялось, — слегка подколол я и подгреб к раковине, расчехляя рыльно-мыльные.

Шинья привалился к стене, скрестив руки на груди, и скорчил саркастичную физиономию:

— Странно, а я был уверен, что тебе уже все начистили на Фестивале…

— Тебе показалось! — с серьезным лицом объявил я.

— В какой-то степени, да, — совершенно внезапно согласился он. — Должен сказать, как минимум моральная победа осталась за тобой. И это даже было смешно. Я, в целом, все верно рассчитал, но однозначно недооценил твое… упорство.

Я только поднял бровь. Очередной этап обработки полезного союзника, которого не выходит подавить, так, Шинья? Признание моей победы и моих достоинств, демонстративный шаг назад, повышение градуса дружелюбия.

Покачав головой, я повернулся к нему и в лоб спросил:

— Тебе реально нужен кто-то, кто будет прикрывать спину, да?

Шинья позы не переменил, но несколько напрягся.

— И как ты сделал такой вывод, боюсь спросить?..

— Ай, сам скажешь, если надо будет, — отмахнулся уставший я. Да, наши «Силы Света» сильно теряет от того, что мы не сотрудничаем, он мутит какие-то свои планы и не делится своей информацией, но… по крайней мере, Химико он не трогает, мы с ним не деремся, так что черт с ним.

Хотя Пятно мы бы уже прижали, и Тенсей Иида не попал бы в реанимацию. Жаль…

Но, в конце концов, это чужой человек, и лично я никак не мог бы ему помочь.

Такова жизнь.

Я уже собирался идти к себе, как Киотака вздохнул и растрепал себе волосы:

— В ногах правды нет. Можем у меня договорить. Зайдешь?

Изрядно позабавленный я поднял бровь, но никаких принципиальных причин не соглашаться не нашел, спать еще рано было, так что — зашел.

Комната Шиньи на втором этаже общежития оказалась, в общем-то, такой же, как и он сам. Унылой.

Мебели и дизайна нового не завезли, только холодильник переносной и еще один стол с какими-то чертежами. На стенах висели несколько подробных карт — Японии, Токио, Осаки, Мусутафу и чего-то другого. А еще в комнате явственно ощущался запах сигарет.

Мда уж. В прошлой жизни он явно ночевал на работе.

Или дело в том, что он заселился сюда недавно, только после Зоны?

— Будешь? — Киотака склонился к холодильнику и протянул мне, чему я почти не удивился, банку пива. Светлого, нефильтрованного. «Саппоро», я его часто видел — у отца в руках вечером пятницы.

— Э… нет, спасибо, — ситуация выглядела все комичнее и фантасмагоричнее.

— Нет, так нет… спортсмен, — пожал парень плечами, откупоривая свое пиво. — Сигареты предлагать даже не буду.

И я вдруг явственно увидел в этом тщедушном седом подростке напрочь задолбанного жизнью, немолодого уже участкового, или следователя, или кем он там был.

Как-то сразу и ругаться, и смеяться расхотелось.

Я подумал о том прозвище героя, которое он себе взял. «Пурпурная Смерть». Претенциозненько, если вспомнить о том, что пурпур — это императорский цвет. И громоздко. И безвкусно.

Но… есть ли в этом что-то еще? Есть ли у ядовитой луковицы еще слой?

Ну я и выстрелил в небо, со свойственным мне тактом:

— «Черная Смерть», серьезно? «Человек-Паук»?

Шинья чуть не подавился пивом, и выглядел он в этот момент настолько неестественно смущенно, что я понял — да, серьезно.

… в общем, разговорились. Чуть-чуть. Шинья открылся с неожиданной стороны — в прошлой жизни и не самом зрелом возрасте он тоже смотрел того самого «Человека-Паука» тысяча девятьсот девяносто какого-то там года, в котором Венома локализовали как «Черная Смерть». Оказалось, что локализовали его так не только на русском, но еще и на японском, что кажется невероятным совпадением…

Это если мы вообще из одного мира призваны. Но об этом лучше даже не думать, в слишком сложную структуру мозги начинают скручиваться.

… в общем, в мире новом захотелось Киотаке, на старости лет, исполнить юношескую мечту и назваться донельзя пафостной «Черной Смертью». Но черным он не был, он ведь был а̶з̶и̶а̶т̶о̶м фиолетовым, и потому стал нетрадиционной «Пурпурной Смертью» — что, в контексте его предполагаемых образа жизни, возраста и общей брутальности, вызывало у меня желание ржать. Эдакий злой виноградный дух.

Ну хоть не «Розовая Смерть», и то хорошо.

… впрочем, в остальном Киотака Шинья оставался тем же Киотакой Шиньей — циничным, опасным и расчетливым. И, классика, недовольным моими действиями: