Андрей Попов - Солнечное затмение
Альтинор вдруг застыл на месте. Некоторые древние легенды говорили, что вселенную когда-то постигало Великое обледенение. Вот именно это обледенение, может, не столь великое, он сейчас испытал на своей шкуре. То, что увидели его глаза, не могло быть в принципе. Перед ним стоял...
Герцог с трудом вдыхал отяжелевший воздух. Бред! Маразм! Сумасшествие воспаленных глаз! Ему казалось, что обманутые чувства попросту издеваются над рассудком.
Перед ним стоял Жерас: грязная, во многих местах залатанная одежда, холодный, выискивающий взгляд. И меч, сросшийся с правой рукой. Он смотрел на герцога на удивление спокойно и неспеша продвигался в глубину замка... Тут только Альтинор вспомнил, что находится в маске. Вот оно, спасение! Сейчас он, как ни в чем не бывало, пройдет мимо. Потом отец увидит живого сына. Обрадуется. Забудет обо всем на свете. А он тем временем ускользнет из города...
Герцог напустил на себя как можно более безразличный вид и направился к выходу. Его сердце стучало, казалось, не в груди, а в самих висках. И не напрасно. Сердце чувствовало, что произойдет дальше...
-- Альтинор, стой!
Прежде, чем отзвучал этот возглас, Жерас уже находился перед самым его носом, а его меч наверняка бы снес герцогу голову, если бы тот вовремя не отпрянул.
-- Я узнал тебя, ничтожество, по одному твоему дыханию... Молись, если знаешь как это делается! Молись своему Непознаваемому, которого нет и никогда не было! Как бы ты ни оттачивал свой лживый язык, он тебе больше не поможет! -- Жерас рубил мечом направо и налево, шаг за шагом оттесняя жертву назад. -- Последнее время я больше ни о чем и не мечтал, как увидеть твои жалкие испуганные глаза!
Меч Жераса коснулся маски обезьяны, чтобы сорвать ее с лица герцога. Альтинор резко развернулся и побежал назад, вверх по лестнице. И снова замельтешили ее треплющие нервы серые ступеньки. Старший советник оказался меж двух огней. Путь наружу был отрезан, путь внутрь -- бессмыслен. Впервые расчетливый разум герцога находился в полном тупике. Он не знал, что делать. Под ногами горела земля, а сверху рушились небеса его личного мироздания. Он, интеллектуальный центр вселенной, терпел крушение среди стен этого ничтожного замка. Его грандиозные планы, словно созданные из груды сухих листьев, развеялись от слабого дуновения ветерка. Он бежал, совершенно не представляя, что будет дальше.
Вот появился король. Маска белого медведя была приподнята, и из-под нее горел обжигающий ненавистью взор. Альтинор свалился к его ногам.
-- Ваше величество! Умоляю, выслушайте! Нас с вами хотят поссорить, и я знаю кто! Все, что вам наговорила старуха -- бред! Ее подкупили! Я только что узнал... ваше величество, дайте мне только шанс доказать свою преданность вам!
-- Ну, говори! Я слушаю!
-- Ваша маска отравлена! Она пропитана ядом!
-- Что?! -- Эдвур одним рывком сбросил с себя белого медведя.
Герцог подобрал ее и спешно произнес:
-- Я сейчас сношу ее в королевскую лабораторию, и Кейнс вам это подтвердит! Клянусь, это правда! Подождите только несколько циклов. Из замка я все равно никуда не денусь... Я только что узнал имя вашего истинного врага! Я приведу его к вам, и он все расскажет! -- Слова Альтинора с такой скоростью вылетали из его перепуганной души, что он едва успевал составлять из них внятные фразы.
Взгляд короля Эдвура резко потух. Он отрешенно покачал головой.
-- Я уже не знаю, куму верить, советник. Вам или... Я совершенно запутался. Как тяжело жить в мире сплошного обмана...
-- Наберитесь терпения, ваше величество! Сейчас вы все узнаете истину! Я мигом... Вот. Возьмите пока мою маску, побудьте в ней, чтобы не нарушать традиций праздника, -- Альтинор снял с себя обезьяну, этот уродливый гротеск человеческого лица, и с сердечным боем протянул ее королю...
Эдвур недоверчиво посмотрел на маску, затем перевел вопросительный взгляд на герцога.
-- Ваше величество! -- Альтинор остатками воли заставил себя расхохотаться. -- Ну неужели вы думаете, что я столько времени сам бы ходил в отравленной маске, чтобы всучить ее вам? Ну глупо, честное слово!
Король взял в руки обезьяну, повертел ее, посмотрел в пустые глазницы, сквозь которые просвечивался серый свет, и небрежно надел на свое лицо.
-- Хорошо, советник. Я дам вам шанс оправдать себя в моих глазах. Я слишком дорожу вами!
В следующее мгновение Альтинор исчез из поля зрения. И это мгновение, возможно, было самым счастливым в его жизни, потому что тут же с противоположной стороны появился Жерас. Он неспеша двигался вперед, воспринимая мир в собственном свете. Мир состоял из серых тонов мертвого камня и оттенков крови. Вместо души у него кипела лава перегретых чувств. "Я убью тебя, Даур Альтинор! Куски от твоего поганого тела будут разбросаны по всему Анвендусу!". Вот появилась наконец эта омерзительная маска обезьяны. Странно, но ее обладатель даже не спешил убегать. Наверняка смирился с полной безвыходностью своей ситуации. "Все! Больше никаких разговоров! Или его лживый язык опять околдует мой ум!". В тот момент, когда маска обезьяны слегка вздрогнула и уже начала разворачиваться в его сторону, Жерас совершил резкий выпад вперед. Меч метко вошел в самое чрево. Принц почувствовал, как его наконечник задел твердую кость позвоночника.
-- Сдохни! Согнись пополам и пади к моим ногам, ничтожество!
Обладатель маски так и сделал. Его тело скрючилось. По кристально-белому одеянию, как проказа, стало разрастаться багровое пятно. Он сначала упал на колени, потом опрокинулся навзничь. Эфес торчащего меча развернулся в сторону потолка. Жерас небрежно протянул кончик своего сапога и поддел им маску. Разукрашенная морда обезьяны с резинкой вместо души отлетела в сторону.
Жерас окаменел...
На полу, испуская тяжелые вздохи, лежал его отец. Голова короля слегка приподнялась, он посмотрел на свое залитое кровью платье, дотронулся рукой до потеплевшей стали меча, потом перевел взгляд на принца и... вдруг улыбнулся.
-- Сын мой Жерас... Ты все-таки жив... Ты жив! Какое счастье... -- Король опустил голову на каменный пол и закрыл глаза, словно желая заснуть и тотчас проснуться от этого кошмара.
-- Отец! Я не... Я думал... -- Жерас упал рядом и, истерически не желая верить, что все это происходит на самом деле, принялся трясти тело короля. -- Отец! Прости!
У Эдвура еще хватило сил, чтобы протянуть свою медленно остывающую руку к голове родного сына и погладить его волосы.
-- А я всегда верил, что ты жив... Не казни себя. Если уж сам Непознаваемый совершил Великую Вселенскую Ошибку, не мудрено, что ее совершают и люди...
Это было последнее изречение Эдвура Ольвинга. Ему показалось, что момент смерти: самый счастливый в его жизни. Бремя существования подобно железным цепям, спало с его души. Мир вокруг рушился. Его краски меркли, а контуры обращались в первозданный хаос. Пламя горящих факелов вдруг застыло, точно превратилось в желтый лед.
-- Отец!.. Отец!.. -- кричало далекое эхо. В ушах наступил шум прибоя, будто вокруг было невидимое море. И этот нарастающий шум гасил все звуки во вселенной.
Перед гаснущим взором Эдвура предстал маленький ребенок. Он был в распашонке, измазанной шоколадом, с босыми ногами и с чистой детской улыбкой. "Папа король! Папа король!". Ребенок протянул к нему свои хрупкие ручки. Да, именно это кричал Жерас, будучи еще несколько эпизодов отроду. Он всегда был смирным и спокойным дитем. Эдвур хотел подняться и обнять его, посадить на колени и как всегда сказать: "вот кто сядет на мой трон!". Но Жерас, сверкая босыми пятками, убежал к своей матери Эльвене.
Потом в душу пришло райское блаженство. В глазах наступила темнота, которая была разукрашена всеми цветами пролетевшей перед этими же глазами жизни...
* * *
Цитадель Старого Города с каждой последующей декадой уменьшалась в своей численности. Английские солдаты, истощенные крайним голодом и отчаявшиеся в своем спасении, резали себе вены, стрелялись, падали ниц с кровли цитадели прямо в Лар-манское море. Адмирал Боссони ходил черный как тень. Поначалу он подолгу стоял на коленях и молил Непознаваемого, чтобы тот послал сильный дождь. Но его телесные силы таяли так же поспешно, как гасла вера в собственные молитвы. Черное небо, хорошо видимое из верхнего яруса цитадели через проломы в куполе ротонды, молчало, молчало и еще раз молчало. Далекие, казалось, никогда и не существовавшие на самом деле небесные костры абсолютно безжизненным, нарисованным светом пытались согреть вечный холод мироздания. Адмирал окончательно пал духом, он уже ни с кем не разговаривал, никого не пытался утешать и сам не искал бесполезного утешения. Но он был и до конца оставался солдатом. Его уста не изрекли ни единой жалобы или ропота недовольства. Он подолгу глядел в осколки черного неба и думал, что смотрит на осколки своих надежд. Если бы сейчас франзарцы вздумали-таки напасть на цитадель, достаточно было бы всего нескольких опытных солдат, чтобы без труда перебить полторы сотни полумертвых англичан, которые едва держались на двух ногах. Но нет... Франзарские полководцы, зная, как унизителен для английского воина суицид, намеренно обрекли их на поединок с собственным отчаянием. Телесный голод и агония духа оказались оружием куда страшнее, чем отточенные клинки, стрелы и пушечные ядра.
