Марина Клингенберг - Проклятия Градерона
В чувство его привел громкий ор:
– Прекрати, Розенгельд! Ворота спалишь, недоумок!
Он очнулся. Золотой свет исчез вместе с Ключом. Кристиан обхватил Ареса сзади и вместе с ним ввалился на территорию Градерона. Ворота за ними закрылись, и привратники на всякий случай все вместе навалились на них. Сделано это было вовремя: отступники тут же бросились на запертые двери.
– Ты спятил! – Огрттолон немедленно накинулся на Кристиана. – Мало того, что ты зачем-то явился сюда…
– Могу уйти, – сказал Кристиан.
– Не надо! – хором грянули охранники.
– Давай на стену, – быстро сориентировался один из них.
Кристиан понял, что сидящие на стене стражи с самого начала поняли, в чем состоял его план, и посчитали его разумным. Они специально дожидались момента, когда отступники отбегут от ворот, чтобы впустить его в город.
– Как ты, Арес? – спросил Кристиан.
– Нормально, – Арес уже затягивал зубами первую повязку на правой руке – отсиживаться за воротами он не собирался.
Кристиан кивнул и, отойдя в сторону, туда, где на стене было несколько выступов, легко забрался наверх. Силы его быстро восстанавливались, и он был уверен, что справится с поставленной задачей.
Сверху открывался ужасающий вид, до боли напомнивший Кристиану поле боя в Тилии, где сошлись войска Галикарнаса и Асбелии. Конечно, здесь кровавое месиво и яростные схватки были в куда меньшем масштабе, но все же он всегда был уверен, что ничто подобное не грозит Этериолу… И кто мог подумать, что отступники смогут перебороть себя и слиться в единую команду? Даже градеронцы были поражены ожесточенностью нападения, и именно поэтому с радостью принимали помощь.
Кристиан вытянул руку вперед и, призвав Ключ от Врат Заката, со всей силы опустил его на стену. Серебряная молния тут же рванулась вниз и откинула от ворот сразу трех отступников. Многие подняли взгляды вверх и, очевидно, осознали, что им грозит нешуточная опасность, от которой они могут спастись разве что бегством. Некоторые немедля рванули прочь и стали жертвами воинов Заката – те не собирались упускать шанса сразить запаниковавшего противника.
Но в тот момент, когда казалось, что на этом яростное нападение сойдет на нет, произошла очень странная вещь. Один из отступников вдруг закричал:
– Не отступайте! Врата! Ретилос!
– Ретилос! – грянул нестройный хор нападавших, вновь взявшихся за оружие.
Толпа взревела и кинулась вперед, сметая все на своем пути подобно уничтожающей силе Ключа. Не меньше двадцати человек сразу бросились на ворота, и те пугающе хрустнули. Кристиан старался, как мог, серебряные вспышки обрушивались вниз одна за другой. Но отступники совершенно обезумели. Не прекращая наступления, они подхватывали собственных павших товарищей и выкидывали их из толпы, чаще всего прямо на мечи опешивших воинов Заката.
Стоящие на стене стражи и Кристиан тоже не могли сдержать изумления от такого яростного напора. Нужно было срочно что-то делать – ворота едва держались. Кристиан уже был готов снова применить оба Ключа в полную силу, скрепя сердце и забыв о ни в чем не повинных воинах Заката, которые не успеют среагировать и убежать.
Но за секунду до того, как он окончательно решился на это, вокруг вдруг стало светло, как днем. Ладонь Кристиана, сжимающую серебряный Ключ, пронзила боль. Ему уже было знакомо это чувство, и он, не успев ни о чем подумать, машинально отдернул руку. Ключ исчез.
Не смея поверить в происходящее, Кристиан вместе со всеми обернулся. С места, где возвышались Врата Заката, в небо взметнулся огромный столп серебряного света.
Спустя мгновение все прекратилось. Кристиан чувствовал, как медленно и тяжело бьется его сердце. То, что открылось его взгляду, казалось невозможным.
Врата Заката исчезли.
Глава тридцать первая
Снова во льду
Таранос долгое время следил за замершим Балианом, наслаждаясь его бессилием и беспомощностью. Пораженный неожиданной волной дьявольской силы, Балиан не был способен даже на то, чтобы отвести взгляд. А ведь это было далеко не самое большее, на что способен Солфордж. После эксперимента с отступниками Таранос хорошо представлял, что чувствовал сейчас Балиан. Он мог бы легко убить его, просто подойти и перерезать ему горло – мальчишка и не поймет, что произошло. Но это было бы слишком легко. Кроме того, Тараносу очень хотелось еще раз проверить силу Солфорджа, на этот раз на том, кто неплохо умел ей сопротивляться. Конечно, тут всякое противостояние бесполезно, но одно дело ввести жертву в ступор и убить ее, пока она скорее столб, чем человек, и совсем другое – заставить ее что-нибудь сделать под таким чудовищным напряжением… Таранос был уверен, что если он справится с этой задачей, то сможет легко воздействовать даже на Руэдейрхи. Он уже понял, как можно оборачивать против человека его собственные потаенные мысли и воспоминания и сводить с ума его же страхами, но считать вершиной мастерства мог только самое сложное воздействие – убедить человека поступать согласно чужой, то есть своей воле. В случае с Балианом, как понял Таранос, это будет возможно только на совсем близком расстоянии.
Он сделал несколько шагов вперед. Балиан не шевельнулся. В руках он по-прежнему сжимал меч; Таранос впервые обратил внимание, что одна рука у него покрылась льдом до самого плеча. Но он был так поглощен своей победой, что не придал этому особого значения и не стал задумываться о природе этого явления. Правда, на долю секунды у него мелькнула мысль, что это его заслуга, ну или, если быть более точным, Алгола, который Балиан столь вероломно отобрал у него.
Таранос был опьянен собственной силой и почувствовал себя почти богом, когда произнес:
– Брось меч.
Пальцы Балиана послушно разжались. Меч с гулким стуком упал на лед.
– Очень хорошо, – не сдержавшись, снисходительно похвалил Таранос.
Он подошел еще ближе. Лицо Балиана опасно побледнело, почти посинело. Он чувствовал сильную боль, если бы он мог, он бы схватился за голову, которая, казалось, была готова взорваться. Но собственные руки и ноги казались ему чужими и наотрез отказывались слушаться.
Запоздало Таранос пожалел, что приказал Балиану бросить меч. Он собирался воплотить в реальность свою угрозу, и без оружия, конечно, было не обойтись. Впрочем, он быстро сообразил, что если это и что-то значило, то только пустяковую отсрочку длительностью не больше минуты.
Таранос закрыл глаза и постарался сосредоточиться на мыслях Балиана. Смутные образы, передаваемые в его сознание Солфорджем, замелькали с пугающей быстротой, но Таранос уже привык к подобному и сумел быстро вычленить то, что ему было нужно: отчаяние и безнадежность. Он был приятно удивлен этими открытиями, поскольку ранее его терзали смутные подозрения, что Балиан в принципе неспособен на такие ощущения. Но все оказалось совсем не так. Тараносу даже не пришлось использовать Солфордж в полную силу – было достаточно малой части его воздействия и слов.
– Тебя никто не спасет, – сказал Таранос.
Балиан, наконец, отвел взгляд от Солфорджа и отрешенно посмотрел куда-то мимо Тараноса. Физическая боль отступила, оставив после себя всепоглощающую пустоту, где одна за другой всплывали, словно по чьему-то приказу, невеселые мысли, на которые Балиан прежде избегал обращать внимание. Он покрывал их злостью, раздражительностью на что-нибудь менее весомое, но сделать что-либо с самим фактом их существования не мог. После пробуждения от десятилетнего сна и встречи со ставшей враждебной реальностью он изменился, и с этим ничего нельзя было поделать. Он уже не мог просто махнуть рукой на сложность проблем и благополучно забыть о них, как он делал раньше. Слишком много дорогого ему было замешано здесь. И в первую очередь, конечно, его братья.
Слова Тараноса поразили его. Если бы не Солфордж, он пришел бы в ярость и бросился на врага с мечом, чтобы забыться в битве, но из-за магического браслета это было невозможно. Балиан не мог шевельнуться и забыл о том, где и зачем находится. Он не видел Тараноса, не видел ледяных шипов, вонзившихся в потолок пещеры. Он остался наедине со своими мыслями, которые всплывали в опустошенном сознании вопреки его собственному желанию.
Прозвучавший голос – Балиан не понимал, кому он принадлежит, – был прав. Имея упрямый и горячий характер, Балиан бы в последнюю очередь хотел, чтобы его кто-то спасал, но дело было не в помощи. Ужасно было сознавать, что он больше не может положиться ни на Кристиана, ни на Юана. Где они сейчас? Наверняка защищают Градерон, позабыв о нем. В данной ситуации это был понятный выбор, однако сейчас Балиан взглянул на это с совершенно другой стороны. Кристиан и Юан сражаются за Градерон. Скорее всего, Кристиан привязан к темному городу гораздо сильнее, чем к Эндерглиду; Юан наверняка испытывает схожие чувства, иначе почему он всегда с такой охотой несется к Градерону? Ко всему этому примешивалось то, что Балиан отмечал и раньше. Кристиан вынужден заботиться о своей семье. Юан был окружен многочисленными друзьями и поглощен заданиями, которые ему давали как воину Рассвета, и многие его связи были совершенно непонятны Балиану.
