Корпоратка. Искушения Мередит Стаут (СИ) - Каргин Андрей Геннадьевич

— Ты такой же кретин, — последний брат толкнул его в плечо. — Ты сам только что назвал ее по имени!

— Focail!

— Bitseach!

Кэссиди прикрикнула на них и прогнала. Мередит не без насилия над собой ограничилась тяжелым вздохом:

— Как ты их выносишь?

— Ну а что делать, ежже? Бросить их что ли? Так без меня эти чурбаки сразу пропадут.

Благородству и великодушию Кэссиди оставалось только дивиться. Годами и десятилетиями тянуть на себе шесть бестолковых лбов… Мередит, зная себя, не выдержала бы с такими родственниками и дня.

В толпе, тем временем, прошло оживление.

— Заносите гроб! — раздалось в зале.

Музыка стихла, говор тоже умолк. Заиграла национальная мелодия с дудками. В помещение внесли и поставили на бильярдный стол в середине бара настоящий гроб.

— Дайте мне уже что-нибудь бахнуть, — донеслось из гроба.

— Заткнись, ты сдох! — послышалось в ответ из толпы и грянул хохот.

Кэссиди вышла к столу, облокотилась на гроб и показала всем заткнуться.

— Мы собрались сегодня здесь чтобы выпить по стаканчику за нашего любимого малютку Шона и сказать про него пару слов. Этому дегенерату следовало бы родиться англичанином, но по какому-то недоразумению он носит ту же фамилию, что и я, а также еще и приходится мне родственником.

— А я еще называл ее сестрой! — донеслось из гроба. — Не, ну разве не сучара?

Паб снова загоготал. Кэссиди тоже осклабилась.

— Так получилось, — продолжала она, — что этот дурачина где-то посеял оба своих копыта. Которые, впрочем, никакой ценности для него не представляли, ежже, поскольку жопу свою от дивана малютка Шон никогда не отрывал и вечно валялся бухой.

Кэсс дождалась, пока гогот в зале утихнет, и продолжила:

— Более того, если бы не отвага его боевых товарищей, от этого долбодятла осталось бы серьезно меньше, чем сейчас, и заносили бы мы сюда малютку Шона не в гробу, а в сигаретной пачке. Но! Дуракам везет. И так вышло, что на коляске кататься этот непонятный тип, который зовет себя моим братом, не будет. Ноги ему зачем-то приделали. Этот факт я и предлагаю обмыть.

— Давайте уже песню! — крикнул Шон из гроба. — Я тут лежу не для того, чтобы меня обсирали.

Зал грянул веселым смехом. Заиграла музыка — «Выходите, черно-пегие».

[Выходите, черно-пегие (Сome out ye black and tans) — песня ирландских повстанцев. «Черно-пегие» — английская военизированная организация, отправленная подавлять ирландское восстание в 1920-х годах. Своеобразные полицаи.]

Паб гремел безудержным весельем. Виски полилось рекой, все бродили со стаканами в руках и без всякой меры напивались. Шон О’Коннел, закатав штаны, хвастался кибернетическими ногами от Милитеха. Он попрыгал, сплясал, крутанул сальто назад.

— А еще я не заплатил за них ни цента! — похвастался Шон.

— А где взял?

— Людей надо знать! Дайте-ка мне чего-нибудь с градусом! Foc, ребяты, знали бы вы, как охуенно с ногами, ежже!

— Тебе же рипер сказал, что пить нельзя!

— Он просто не знал, что я ирландец, иначе не говорил бы таких глупостей.

Братья О’Коннелы, взявшись братским хватом, задорно отплясывали. Кэссиди, уже совсем пьяная, растеклась по барной стойке и с улыбкой таращилась в телефон — звонила Джеймсу по видеосвязи.

Что ж, подумала Мередит, хоть кому-то весело. Она вернулась в штаб Красных Хромеров за полночь, тоже сильно нетрезвая, и сразу улеглась спать на раскладушке.

Я потеряла работу, дом, деньги. Все. Я никто и ничто. Моя жизнь — рулетка. Черное или красное.

Но здесь, на дне, тоже есть, чем развлечься. Бомжацкое очарование.

Дни были похожи друг на друга. В том смысле, что у Хромеров спокойно никогда не бывало. Каждый вечер какой-то движняк, попойки, тусовки. А в этот раз аж целый концерт. Мередит узнала об этом от Грейс и Дэнни. Названия групп, обещавшихся прибыть, ни о чем Мередит не говорили. Просто еще какие-то обрыганы-рокеры, только под коричневым соусом.

Уже в семь вечера в баре было не протолкнуться. Сюда набилось такое количество ценителей «белой музыки», что казалось, съехался весь Нортсайд. По случаю праздника подтянули светомузыку и голограммы.

Мередит устроилась в самом углу, подальше от сцены и давки. Концерт еще даже не начался, а уже случилась пара пьяных драк.

Когда на сцену вышла первая банда и сыграла первую песню, Мередит все сразу поняла. Сюжеты песен фашистов были все примерно одинаковыми, и их условно можно было поделить на две группы, противоположные друг другу по настрою, как минор и мажор.

Минорные рассказывали о том, что темные орды узкоглазых, чернозадых и разных других недочеловеков вот-вот нападут на славное арийское царство, чтобы все разграбить и разгромить, поэтому надо объединяться, иначе не победить.

Мажорные, напротив, повествовали о том, как могучие белые богатыри наваляли всем врагам, и как круто жить по 14/88.

Вот на сцену вышла группа косматых и бородатых музыкантов в темных очках — группа «Эрозия материала». Гитаристы извлекали из своих гитар звуки, которыми можно было пытать людей. Барабанщик колотил по барабанам и тарелкам с таким остервенением, словно его задачей было разломать все оборудование. Ну а солист, согнувшись в три погибели, орал в микрофон:

Бей чертей!

Спасай Найт-Сити!

Бей чертей!

Спасай страну!

Публике все происходящее страшно нравилось. Хромеры были в полном восторге и дико слэмились. Обычно Мередит не интересовалась такими плебейскими развлечениями. Но сейчас у нее образовалась целая гора свободного времени, которое некуда девать.

Она сделала уже все, что только было в ее силах. Майерс, Джеймс в Мексике, даже тот загадочный дед, который обещал прислать своего контакта для обсуждения дальнейших планов — по всем фронтам Мередит уткнулась в стену, за которой от нее уже ничего не зависит, и остается только ждать. Поэтому, чтобы не заскучать, потчевать себя такими незатейливыми забавами.

Отыграв еще пару песен, Эрозия материала покинула сцену, на смену им выходила друга банда. Среди музыкантов Мередит с удивлением увидела свою дочь.

Сначала она даже не поверила своим глазам. Увеличила изображение на киберлинзе. Но нет, глаза ее не обманывали. Это и правда Грейс была на сцене со своими «Кибернервами».

Их музыка оказалась совсем не такой, какую, должно быть, ждала публика. Не безумная какофония ревущих наперебой инструментов. Мелодия была с уклоном в синтетическое звучание, электро. Или даже кибер. Да и по смыслу сильно выбивалась из общего духа этого концерта. Мотив был лирический. А когда Грейс начала петь, у Мередит перехватило дыхание.

Она и представить себе не могла, что у Грейс такой голос. Он был низким, контральто. И он необыкновенно чувственно передавал грусть.

Одной из нас слишком мало.

Нас двоих слишком много.

Она поет обо мне…

Сердце Мередит замерло от этой мысли, внезапно пришедшей ей в голову.

Эта песня — о ней и обо мне. Одной мало, обе — слишком. Это прямо в точку. Это мы с ней.

Когда песня закончилась, и музыка утихла, стало отчетливо слышно, какая тишина установилась в зале. Хромеры дико недоумевали, что это такое было. Они явно не были готовы к подобному.

— Нормас! — выкрикнули в толпе. Выкрик быстро поддержали, да, мол, неплохо.

— Охуенно! Четко слабали.

Загремели запоздалые аплодисменты и овации. Грейс послала залу воздушный поцелуй и группа покинула сцену. Программа Кибернервов вышла коротенькой. На сцену быстро вывалила очередная группа нацистских рокеров. Грянули гитарные запилы, прогремел барабан. Снова понеслась знакомая история о том, как важно мочить всяких гадов, которые спят и видят, как бы извести белую расу.

Такое публике было гораздо более понятно, снова вернулись угар и слэм, о необычном эпизоде концерта быстро забыли.

Мередит хотела было найти дочь. Не знала зачем. Уж точно не поздравить с выступлением. Просто почему-то хотела ее увидеть. Но ей не дали: позвонил Восемьдесят Восьмой.