Людмила Белаш - Русская фантастика 2010
— А в него никто не мог проникнуть! Ни с воздуха, ни по суше. Он казался миражем, призраком, хотя сканеры фиксировали наличие материальных объектов. Но при попытке приблизиться к комплексу на расстоянии двух километров искривлялось само пространство-время — такой вывод сделали физики. И хоть летательный аппарат, хоть наземная машина оказывались за пределами запретной зоны, перемещаясь туда практически мгновенно! Было предпринято больше сотни попыток, но все они оказались безуспешны.
— А дальше?
— Дальше?.. — сгорбился Хеменс. — А дальше во всех четырёх углах запретной зоны за одну ночь возникли плиты из неизвестного нашим учёным материала с надписями на языке древних, который ещё лет сто назад расшифрован в достаточной мере. На этих плитах сообщалось, что проникнуть на территорию комплекса может только отряд из двенадцати воинов и четырёх невооружённых «мудрецов». Причём давалась таблица дат по календарю лонхайтов, когда это возможно. Проходы в защитном поле держались открытыми не более получаса, если перевести на наше время. Теперь вам ясно, почему и наш, и крэнхианский челноки так быстро стартовали?
— Ясно… — лейтенанту очень не понравилось услышанное. Получается, их отряд просто отправили на убой? Да, так и получается.
— Но это ещё не всё, — продолжил археолог. — Вечером того дня, когда обнаружили плиты, планету в очередной раз атаковали крэнхи. Все четыре плиты мы вывезти не успели, одна досталась им. Через несколько дней от их командования поступило предложение о перемирии. Мы в ответ предложили, чтобы каждая сторона отправила на исследование комплекса по отряду указанной древними численности, так как до открытия ближайшего «окна» осталось всего десять дней. Они согласились. Теперь вы знаете всё.
— Но почему нам ничего не сказали?.. — с тоской спросил Карпин. — Неужели бы мы хуже дрались, если бы знали правду?
— А это вопрос уже не ко мне, а к командованию, — поднял руки Хеменс. — Мне самому не понравилось использование людей вслепую, но приказ есть приказ. Не мне вам объяснять, что это такое. Сами офицер.
— Вы правы, — вынужден был согласиться лейтенант. — А теперь нам осталось только достойно умереть.
— Вот именно, — мрачно согласился крэнхи. — Мне тоже многое стало ясно. Искренне благодарен вам за это.
— А вот и четырехрукие пожаловали… — подал голос Багрянцев.
Действительно, из джунглей появился ряд закованных в зеркальные доспехи фигур. Они шли рядами, как на параде, держа строй. Первый ряд. Второй. Третий… Десятый. Даже если бы за спиной у землян и крэнхи была расположена база снабжения, с неограниченным боезапасом и безотказным квартирмейстером… Шансов справиться со столькими врагами всё равно бы не было. Четырехрукие шли убивать беззащитных.
Беззащитных? Лейтенант протянул руку тирхету, и — руки встретились. Лицо Тхарау повело в гримасе, встопорщившей усы:
— Нас меньше…
Землянин улыбнулся в ответ:
— Но мы — сильнее!
Не было лишних слов. Два плазмера синхронно повернулись стволами в сторону врага и разом плюнули огнём. Следом, подхватывая порыв командиров, ударили уцелевшие бойцы обоих отрядов. Волна пламени прокатилась по наступающим рядам, но огненные шары стекали с доспехов четырехруких, не причиняя им видимого вреда.
Люди и крэнхи продолжали стрелять. Кто-то молился, кто-то пел на родном языке. Они готовились встретить смерть, как подобает воинам.
— Мы вместе! Мы — сильнее!
Голос Тхарау летел над полем боя, и было в этом что-то… невыносимое. Звуки вокруг умирали один за другим, кроме одного, страшного, пронзительно-хрипящего крика…
— Мы — вместе! — услышал себя Карпин, давя пальцем на спуск разрядившегося плазмера. Он, землянин, русский, потомственный офицер в седьмом колене, внезапно понял, осознал, что именно кричит…
И как-то вдруг, сразу, наступила тишина…
И что-то изменилось вокруг. Казалось, сама атмосфера стала иной. Доброжелательной, что ли? Лейтенант не знал, он во все глаза смотрел на опустивших оружие четырехруких. Почему они не стреляют, почему не атакуют? Что произошло? А фигуры в доспехах между тем начали уходить в землю. Не прошло и двух минут, как она поглотила их. Затем в воздухе прозвучал музыкальный аккорд, и рёбра пирамид засветились белым огнём.
— Господин лейтенант, смотрите! — заставил Карпина вздрогнуть голос рядового Хармена. — Это же…
Из боковой грани ближайшей пирамиды один за другим выходили одетые в одинаковые светло-серые комбинезоны странного покроя люди и крэнхи. Погибшие. Джексон, Добрыненко, Стормин, Коэн, Парон, Шохинцев… Живые! Они улыбались, светло улыбались. И ничего не говорили.
Небо над комплексом вдруг засветилось, облака заиграли разными цветами, и из ниоткуда грянул пронизывающий до костей голос, который каждый услышал на своём родном языке:
— Сообщество крэнхи… к постижению сути Всемирного Разума допускается… Сообщество людей… к постижению сути Всемирного Разума допускается…
Мгновение молчания, и с какой-то непривычной, пронизывающей до глубины души теплотой прозвучало:
— Вступительный экзамен сдан. Добро пожаловать в первый класс!
А затем наступила тишина. Потом что-то звякнуло. Как-то не всерьёз, растерянно выругался Багрянцев. Ему ответил Джексон. Боец из крэнхи передёрнул усами и двумя ладонями потёр нос. Держась за левую сторону груди, привалился к камню доктор Хеменс. Тхарау лёгким движением сбросил с плеча ремень плазмера и, пошатываясь, побрёл куда-то, на ходу расстёгивая комбинезон.
— Первоклашки, мать его… — выдохнул Карпин.
И глупо, счастливо, совершенно безответственно улыбнулся.
Юрий Нестеренко
Возвращение в Утопию
Не тронутая цивилизацией степь простиралась во все стороны на много километров, словно эта планета никогда и не слышала слова «перенаселение». Лёгкий ветерок задумчиво перебирал буйные травы. В воздухе висел монотонный звон цикад. Дикая лошадь с аппетитом щипала траву, время от времени вздрагивая ушами и лениво хлопая себя хвостом по ляжкам.
Внезапно высоко в безоблачном небе сверкнула вспышка, почти незаметная в лучах июньского солнца, а затем загремел гром. Лошадь удивлённо подняла голову. Зрелище, открывшееся ей в следующие минуты, заставило её забыть о еде. С рёвом рассекая воздух, с неба на землю пикировала отвратительная чёрная каракатица, изрыгавшая потоки огня. Некоторое время лошадь стояла недвижно, поражённая ужасом, а затем, стряхнув оцепенение, понеслась вскачь через степь.
Дюзы в последний раз с грохотом отрыгнули плазму, и корабль тяжело грянулся о землю четырьмя посадочными опорами, выдвинувшимися в последний момент. Одна из них не выдержала и сломалась. Звездолёт несколько секунд стоял неподвижно, а затем начал заваливаться набок и рухнул на выжженную дюзами землю, подняв облако чёрного пепла. Больше ему не суждено было подняться в небо. Но это и не требовалось. Более чем трёхсотлетний путь был завершён.
Когда чёрная, изъеденная эрозией броня наружной обшивки остыла, в корпусе корабля со скрипом открылся люк. Аварийный трап, раскладываясь в воздухе, коснулся оплавленной почвы. Несколько минут ничего не происходило, затем из люка, пятясь, выбрался человек. На нём был скафандр, когда-то блестящий, а теперь грязный и обшарпанный; местами отслоившееся внешнее покрытие свисало лохмотьями. Человек держался за трап одной рукой; другая сжимала рукоять тяжёлого бластера.
Наконец астронавт достиг земли и, обведя окрестности стволом своего грозного оружия, откинул за спину шлем. Солнцу и ветру предстали шапка чёрных с проседью волос, такой же расцветки густая борода и бледное лицо, наискось пересечённое глубоким шрамом. Шрам проходил через левую глазницу; в глубине её поблёскивал искусственный объектив.
Астронавт вдохнул степной воздух.
— Земля, чёрт её побери, — изрёк он.
То, что он видел вокруг, разительно отличалось от ожидавшегося.
Звездолётчик серьёзно опасался, что приземлится посреди радиоактивной пустыни. Но если худшие опасения не оправдались и человечество всё ещё существует, тогда, разумеется, вокруг должны простираться всевозможные заводы, пытающиеся произвести продовольствие из химического сырья, затоваренные или, напротив, заброшенные склады, громоздящиеся до неба свалки всевозможных отходов, бесконечные кварталы трущоб… Земля, которую он оставил три столетия назад, была такой — во всяком случае, в этих широтах. Сплошной город, покрывший, словно короста, почти весь североамериканский континент.
«Неужели они справились с экологическим кризисом и перенаселением? — подумал он. — Нет, не может быть. Скорее Земля упадёт на Солнце, чем люди отучатся плодиться, как кролики. Я, наверное, приземлился в каком-нибудь заповеднике. Моё открытие им всё ещё нужно. Я, слава богу, изучал в колледже социологию».
