"Зарубежная фантастика 2024-9". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Геммел Дэвид
Наконец Андерхилл сказал:
– Ты прав, деньги сами по себе прогресса не дают. Нужно время, чтобы сделать машины, которые сделают машины и так далее. Но у нас есть еще лет сорок пять, и генерал мне говорит, что ты гений в управлении большими проектами.
Хранкнер услышал эти слова с прежней гордостью, большей, чем за все медали, полученные им в Великую Войну. Но если бы не Смит и Андерхилл, он бы никогда не открыл в себе такие таланты. Он мрачно буркнул, стараясь изо всех сил не показать, как много значит для него эта похвала:
– Спасибо на добром слове. Но я тебе хочу сказать вот что: всего этого недостаточно. Если ты хочешь, чтобы это было сделано меньше чем за двадцать лет, мне нужно еще кое-что.
– Да, конечно. Что именно?
– Ты нужен, дурак! Твоя интуиция! А ты с первых лет проекта спрятался тут в Принстоне и занимаешься один Бог знает чем.
– А… Послушай, Хранкнер, ты меня извини… понимаешь, эта атомная энергия мне сейчас уже не так интересна.
Зная Андерхилла столько лет, Аннерби не должен был бы удивиться этому замечанию. И все же оно заставило его начать жевать руки. Вот сидит тип, оставивший поле жатвы еще до того, как другие узнали о его существовании. Будь он просто с приветом, не было бы проблемы. А так иногда Аннерби мог бы этого коббера с удовольствием пристукнуть.
– Да, – продолжал Андерхилл, – тебе нужны талантливые работники. Я, знаешь, об этом думал; я хочу тебе кое-что показать. Но даже и при этом, – добавил он, явно подливая нефти в огонь, – моя интуиция подсказывает, что атомная энергия дастся нам просто – сравнительно с другими задачами.
– Какими, на-при-мер?
Шерканер засмеялся.
– Например, такими, как воспитание детей. – Он показал на антикварные настенные часы с маятником. – Я думал, другие ребятишки уже будут здесь; хотел тебе вначале показать институт.
Он спрыгнул с насеста и стал по-дурацки махать руками, как всегда машут родители маленьким детям.
– Эй, слезайте, слезайте! Рапса, не трогай часы!
Поздно. Девчонка соскочила с тренажера, прыгнула на маятник, повисла на нем и соскользнула до самого пола.
– У меня тут столько мусора, что боюсь, как бы не упал на детишек и не раздавил.
Пара детишек бросились по полу к отцу и заняли отведенное для них место в его шерсти. Были они только чуть больше лесных фей.
Андерхилл добился, чтобы его институт считался отделением Королевской Школы. В доме на холме было несколько классных комнат, каждая занимала дугу внешнего периметра. И почти все их финансировала не Корона, по крайней мере, если верить Андерхиллу. Значительная часть исследований выполнялась на свои средства, оплаченные компаниями, на которых Андерхилл произвел весьма серьезное впечатление.
– Я мог бы переманить к себе многих лучших из Королевской Школы, но мы договорились. Их сотрудники продолжают преподавать и заниматься исследованиями в городе, но частично работают и здесь, и определенный процент наших издержек связан с Королевской Школой. У нас тут в расчет берутся только результаты.
– А учебный процесс?
Когда Шерканер в ответ пожал плечами, двое малышей качнулись вверх и вниз и радостно тихо пискнули – наверное, эти звуки означали: «папочка, еще раз так сделай!»
– Есть у нас учебный процесс… своего рода. Главное – что кобберы общаются с другими кобберами, самых разных специальностей. Рискованное обучение для студентов, поскольку все это так бесструктурно… Есть тут часть народу, которая просто получает удовольствие, но недостаточно талантливы, чтобы это им помогало.
Во многих классах у доски стояли двое-трое, а остальные наблюдали за ними с низких насестов. Здесь трудно было отличить преподавателя от студента. Иногда Хранкнер даже не мог догадаться, к какой области относится дискуссия.
У одной двери они задержались. Кобберенок текущего поколения читал лекцию группе старых кобберов. Линии на доске наводили на мысль о сочетании небесной механики с электромагнетизмом. Шерканер остановился и приветственно махнул всей аудитории.
– Помнишь полярное сияние, которое мы видели во Тьме? Вот этот парень считает, что оно могло быть вызвано космическими объектами, исключительно темными.
– Когда мы их видели, они не казались темными.
– Да! Может быть, они на самом деле имеют какое-то отношение к началу Нового Солнца. У меня есть кое-какие сомнения. Джейберт пока что мало знает небесную механику. Зато электромагнетизм он знает. Работает над беспроводным устройством, которое может излучать волны длиной всего в несколько дюймов.
– Да? Больше похоже на сверхинфракрасное излучение, чем на радио.
– Такую штуку не увидишь, но она, кажется, получается точной. Он собирается использовать ее как эхолокатор для своих космических камней.
Они пошли дальше по коридору. Аннерби заметил, что Андерхилл внезапно стал молчалив – без сомнения, чтобы дать ему время обдумать идею. Хранкнер Аннерби был коббером очень практичным; он заподозрил, что это важно для каких-то более масштабных проектов генерала Смит. Но даже его захватила врасплох столь яркая идея. Он с трудом мог себе представить, как поведут себя столь короткие волны, хотя они должны быть в высокой степени направленными. Мощность, нужная для эхолокации, будет меняться обратно пропорционально четвертой степени расстояния – для устройства найдется наземное применение раньше, чем наберется достаточно сил для поиска скал в космосе. Хм. Военное применение может оказаться важнее всего, что планирует Джейберт…
– Кто-нибудь уже построил такой высокочастотный передатчик?
Очевидно, его интерес был заметен – слишком уж довольная улыбка у Андерхилла.
– Да, и это действительно гениальная работа Джейберта, которую он называет «полостной генератор». У меня на крыше стоит небольшая антенна, больше похожая на зеркало телескопа, чем на радиомачту. Виктория поставила релейную линию между Западной Грядой и Ставкой. И мы с ней разговариваем так же надежно, как по телефонному проводу. Я эту линию использую как испытательный стенд для одной учебной схемы шифрования. И в результате получится такая защищенная высокопроизводительная беспроводная связь, что ты и представить себе не можешь.
Даже если у Джейберта не получится его глазение на звезды.
Шерканер Андерхилл остался тем же психом, каким всегда был, и Аннерби понял, куда он клонит и почему отказывается все бросить и работать над атомным проектом.
– Ты в самом деле думаешь, что эта школа будет производить гениев, которые нам нужны в Ставке?
– В любом случае она будет их находить – и, я думаю, мы сможем вырастить лучших из всех, кого найдем. Мне никогда в жизни еще не было так интересно. Но надо быть гибким, Хранк. Сущностью настоящего творчества до определенной степени является игра, перепрыгивание с мысли на мысль без увязания в засасывающих практических потребностях. Конечно, ты не всегда получаешь то, что ты хотел попросить. Я думаю, что, начиная с этой эры, изобретательность будет матерью необходимости, а не наоборот.
Шерканеру было легко говорить. Не ему воплощать науку в инженерную жизнь.
Андерхилл остановился возле пустого класса, подошел к доске. Опять какая-то абракадабра.
– Помнишь кулачковые устройства, которые Ставка использовала для выведения баллистических таблиц? Мы теперь делаем такие штуки на электронных лампах и магнитных сердечниках. Они в миллион раз быстрее кулачковых устройств, и в них можно вводить числа в символьном виде, а не устанавливать верньерами. Твоим физикам это понравится. – Он хихикнул. – Сам поймешь, Хранк. Если не считать того, что изобретение запатентовано нашими спонсорами, вам с Викторией достанется более чем достаточно, чтобы вы были довольны.
Они пошли дальше по длинной винтовой лестнице. Наконец она вывела их в атриум у вершины холма. Вокруг Принстона были холмы и повыше, но и отсюда был достаточно зрелищный вид, даже в холодную морось. Аннерби видел, как заходит на посадку в аэропорт трехмоторный самолет. Шоссейные тракты прокладки поздней фазы по обеим сторонам долины темнели цветами мокрого гранита и свежеуложенного асфальта. Аннерби знал компанию, которая выполняла эту работу. Они верили, что будет достаточно энергии, чтобы долго прожить в следующей Тьме. На что будет похож Принстон, если так и окажется? Город под звездами и высоким вакуумом, но не заснувший, и с пустыми глубинами. Самый большой риск будет в годы Увядания, когда людям придется решать, делать ли запасы на обычную Тьму или рискнуть и сделать то, что считают возможным инженеры Хранкнера Аннерби. В кошмарах его преследовал не провал – частичный успех.
