Роман Злотников - Обреченный на бой
— А что еще делают заггры?
Фанер недоуменно смотрел на него. Грон разъяснил, досадливо морщась:
— Ну лечат, помогают при родах, дают советы, как складываются звезды, мало ли что еще?
— О нет, — Фанер даже оскорбился от такого предположения, — кто же может прийти с этим к загграм, они же не жрецы, они ходят по городам и селениям или живут при храмах милостью богов, пока не наберутся сил для дороги, тогда они идут опять. Люди обращаются к загграм, когда приснится какой-нибудь сон или когда увидят знак, скажем, засохнет куст или рассыплется соль. В некоторых селениях заггры живут много месяцев, обманывая доверчивых женщин, пока явно не ошибутся, толкуя чей-нибудь знак. Тогда их изгоняют. Сказать по правде, многие считают их обманщиками и большинство, видимо, ими и являются. Но тех, кто пытается увидеть Книгу Мира, всегда ждет кара, так что среди них есть и могучие маги. Правда, если ты могуч, зачем жить в грязи?
— Эй, прибрежное дерьмо! — Грон повернул голову. Одноглазый торопливо расправлял свою набедренную повязку, рядом стоял запыхавшийся Однорукий. — Кончай пузо греть, караван пришел.
Вся груда зашевелилась, поднимаясь на ноги, и, торопливо заправляясь, потрусила в сторону порта. Грон смутно припоминал, что сейчас будут драться, хотя слабо представлял за что. У длинных пирсов, сложенных из каменных блоков, уже толпились такие же оборванцы, кучкуясь по своим грудам. Одноглазый притормозил, поджидая отставших, и зло скрипнул зубами, потом на его уродливом лице нарисовалось хитрое выражение, он оглянулся и, заметив Грона, кивнул ему исподтишка. Грон подошел. Одноглазый осторожно скосил глаз в сторону самой большой груды.
— Видишь вон того, в коламе из дельфиньей кожы?
Грон медленно кивнул.
— Это Тамор, сможешь его вырубить?
Грон минуту разглядывал противника. Тамор был огромного роста, с чудовищными мышцами, покрывавшими все тело как броня, он был обрит наголо, а на черепе темнела наколка — устрашающий дракон. Одноглазый торопливо зашептал:
— Его груде всегда достаются самые выгодные корабли, мы пришли последними, поэтому на «приблудных» можем не рассчитывать, дай бог получить разгрузку хотя бы одного корабля, а Тамор берет себе всех «приблудных», кроме одного, а этого одного бросает остальным, как кость.
Грон, не поняв, из-за чего столько возбуждения, прикидывал тактику. Такого громилу прямым ударом не пробьешь. Надо думать. Он немного поразмышлял, потом небрежно кивнул Одноглазому и двинулся к Тамору. Через несколько шагов двое из груды Тамора преградили дорогу:
— Чего надо?
— У меня слово к Тамору от Одноглазого.
Один из преградивших дорогу громко заржал:
— Чего надо этому уроду?
Грон смерил его холодным взглядом и, презрительно растягивая слова, произнес:
— Если бы ты был Тамором, а не результатом пьянки тупого гончара, я бы сказал тебе. — Он почему-то помнил, что этот громила приходил в бешенство, когда при нем упоминали пьяного гончара.
Вся груда Тамора грохнула, а противник Грона побагровел и рванулся к обидчику.
— Спин, — голос у Тамора был под стать размерам, — тебе не кажется, что он собирался ко мне?
Тот, кого назвали Спином, развернулся, дрожа от ярости.
— Тамор! Он… он…
— Все здесь слышали, что он. Но тебе, Спин, придется подождать, пока он скажет мне то, что хотело передать это одноглазое рыбье дерьмо, и только потом он послушает, что скажешь ему ты.
Груда снова заржала. Спин с большой неохотой отступил в сторону, открывая проход. Грон не торопясь двинулся вперед. Тамор с насмешкой рассматривал его.
— Ну, чего надо этой заднице?
— Он предлагает тебе отдать нам всех «приблудных».
Груда, услыхав столь наглое предложение, замерла, ожидая немедленной расправы, но Тамор явно был умнее, он подчеркнуто лениво выудил из складки коламы горсть сухих ягод и, бросив их себе в рот, с набитым ртом спросил:
— А если я не соглашусь?
— Ты согласишься. — Грон постарался, чтобы его тон был таким же безразличным, как и у Тамора.
— Тебе не повредит хорошая порка. — Тамор перевел взгляд за спину Грона. — Спин…
— А сам, — перебил Грон, — или пузо болит?
Тамор деланно удивленно приподнял брови, потом усмехнулся:
— Я не бью убогих…
— А так же китов, слонов, акул и всех, от кого можно поиметь хорошую трепку, — ехидно продолжил Грон.
Тамор вздохнул:
— Ну что ж, ты просил. — Мгновенно сжав кулак, выбросил его вперед.
Грон едва увернулся. Последовали еще несколько молниеносных ударов, ни один из которых не достал его. Потом Грона пихнули в спину, и грубый голос заорал:
— Дерись, а не бегай, сын устрицы и улитки.
Грон обозлился. Эх, если бы у него было время наработать хорошую растяжку, ну да ладно. Он качнулся, делая вид, что собирается ударить. Тамор тут же поддался на провокацию. Грон присел и, когда кулак размером с голову Фанера пронесся над головой, изо всей силы хлопнул ладонью по руке Тамора, ускоряя его поворот, и тут же присел и ударил вытянутой ногой по расставленным ногам противника. Когда Тамор рухнул на пирс, окружающим показалось, что произошло небольшое землетрясение. Грон поймал момент падения и, вложив весь свой вес в один удар, врезал пяткой в солнечное сплетение. Любого другого этот удар убил бы, но Тамор только всхлипнул. Грон не теряя времени схватил слабо шевелившееся тело и прыгнул в воду. Погрузив противника с головой, он подержал его так некоторое время, потом схватил за уши и вытянул голову из воды. Тамор судорожно вдохнул, ничего не видя остекленевшими глазами. Грон подгреб к пирсу, подтянул Тамора, зацепил его руку за шершавый камень и выбрался наверх. Через несколько минут Тамор тяжело вылез из воды и сел на пирс рядом с Гроном. Некоторое время оба молчали. Потом Тамор повернулся к своей груде:
— Смойт, передай Одноглазому, пусть ведет свою груду к «приблудным». — Он утер воду с лица и повернулся к Грону. — Почему ты меня не убил?
Грон помолчал, разглядывая воду, потом, услышав, как его груда проходит мимо угрюмо молчащих таморовцев, поднялся и двинулся к своим. Отойдя на несколько шагов, он полуобернулся к гиганту.
— Вот задачка-то, а, Тамор. — Он сочувственно покачал головой. — Думай, ведь все в мире имеет свою причину.
Вечером груда гуляла. Фанер, как обычно державшийся рядом с Гроном, слегка перебрал, и в его тоне, когда он разъяснял Грону суть утреннего спора, сквозила некоторая снисходительность.
— Караван собирают несколько купцов-медальонщиков, ну тех, которые платят пошлины. Они нанимают охрану для защиты от пиратов, договариваются с систрархами порта и базара. У них разгрузка невыгодна: вся охрана на их кораблях и следят, чтобы ничего не украли, платят мало, потому как, если не сошлись в цене, систрарх собирает пьянчуг из портовых забегаловок и под охраной гонит в порт. А медальонщики, под своей охраной, разгружают корабли. Но с караваном плывут и «приблудные», это торговцы победнее, на охрану у них денег нет. А на караван пираты не нападают. Вот они и плывут вроде вместе, а по сути, каждый сам по себе. Такие и на нашу цену соглашаются, потому как иначе разгружать некому и украсть можно, станет еще систрарх с «приблудным» возиться, ему медальонщики мзду дают. Вишь, сколько добра — и все наше. — И он неверным жестом ткнул в несколько распотрошенных тюков, валявшихся на берегу.
