Великий и Ужасный 4 (СИ) - Капба Евгений Адгурович
С одной стороны — по всему выходило, что подавляющее большинство сидельцев и в самом деле были первостатейными негодяями, а с другой… Это была потрясающая, вопиющая наглость со стороны местных властей. И очень показательная. И Рикович намеревался устроить за нее показательную же порку. Даже в земщине не имели права забывать, кто есть хозяин Земли Российской, и почему уже много поколений его предков носят фамилию Грозный! И сейчас он как целовальник облечен властью нести слово и дело Государево!
Рикович глядел на массивный четырехбашенный тюремный комплекс «Бурдугуз-38» из иллюминатора конвертоплана, зависшего над Ангарой. Над этим рассадником бардака и скверны висели густые, жирные клубы дыма. По всему выходило — он не успел, и Бабай исполнял обещанное Храпову: разносил всю хату.
На поле перед тюрьмой, под сильным ветром и начинающимся снегом пополам с дождем выгружались из грузовиков и выстраивались солдаты земских внутренних войск — зеленые, в основном, пацаны. Они получали облупленные каски, бронежилеты, боекомплект и автоматы из рук сержантов, которые доставали все это из больших деревянных кофров в кузовах машин. ВэВэшники примеряли снаряжение, матерились и плевали под ноги. Появление конвертоплана, который резко ухнул вниз откуда-то с высоты облаков и приземлился прямо на шоссейной дороге, ведущей к воротам Бурдугуза, они восприняли стоически: ну, какое еще дерьмо может случиться сегодня?
Рикович выпрыгнул на покрытый жижей и не растаявшими снежинками асфальт, чуть напрягшись, веером выпустил ментальные щупы и быстро вычислил усатого офицера в майорских погонах. Он тут был не с самым высоким званием, но определенно — самый влиятельный. Полковник — начальник тюрьмы — ел с ладони у этого… Асбестова? Акрилова? Ацетонова! Как легко было проломиться сквозь тоненький барьер воли этого гнуса!
Уголки губ Ивана Ивановича дернулись: всё-таки то, что сделал для него Бабай — это даже больше, чем второе рождение! Эти новые возможности — просто дар Небес…
Офицеры уже бежали к упавшим с неба гостям.
— Моя фамилия Рикович, — процедил сквозь зубы сыскарь, придавливая их концентрированной волей. — С недавних пор в стенах этого заведения находится Бабай Сархан, черный урук. Немедленно проводите меня к нему. Поверьте — если вы не хотите, чтобы он убил всю тюрьму, а потом и вас — сделать это следует немедленно!
Говорить о том, что большую часть командного состава этого отвратительного места так или иначе ждет лютая смерть, он не стал.
— Но ведь… — Ацетонов никогда до этого не сталкивался с ментальной магией и теперь едва дышал, боясь шевельнуться. — Он уже…
— Уже убил всю тюрьму? — поднял бровь целовальник, разгребая завалы удивительной мерзости в сознании этого усатого негодяя. — О, Господи, да вы знаете меня! Он говорил вам связаться со мной — многократно, а вы… Вы можете писать явку с повинной, господа. Письменно, устно, на видео. Во что вы превратили пенитенциарное заведение, а? О, поверьте — вашей судьбе не позавидуют самые убогие из ваших заключенных. Немедленно ведите меня к нему, я обеспечу безопасный проход. Ацетонов! К ноге, кому сказал! Докладывай — последние новости по Бабаю Сархану. И веди, веди меня, скотина.
— По документам он проходит как Иван Иванович Хероплетов, — охотно пояснил майор, весь покрытый вонючим холодным потом от осознания бренности бытия и шаткости своего положения. — Был помещен в камеру к чекалкам — залетным уродцам, зоотерикам из Братского сервитута. Убил троих. В столовой во время завтрака с ним спровоцировал конфликт лесной тролль Таджин — из Синей банды…
— Убит?
— Убит пластиковым подносом, четыре боевика — обожжены компотом и искалечены кухонной утварью. После этого урук был помещен на особо охраняемый пятый этаж и в качестве наказания отправлен на топочные работы. Вместе со своим сокамерником-эльфом устроил саботаж в кочегарке, помещен в карцер. Оттуда штурмом взял прачечную и пункт внутренней связи… Они раскрыли двери в четвертом секторе и спровоцировали бунт!
Рикович щелкнул пальцами, глубже проникая в разум Ацетонова, и горестно вздохнул: они реально собирались ввести войска на территорию тюрьмы, потому что не контролировали практически ничего! Охрана пыталась взять пункт связи, но вязла в хаосе коридоров, да и Бабай, похоже, давал отпор… Им оставалось только перестрелять заключенных, камера за камерой… Но — войсковая операция силами тех пацанов с автоматиками? Это будет бойня!
— И чем он сейчас занят по вашим сведениям? У вас же есть источники среди заключенных? — поинтересовался Рикович, потому что постоянно «вручную» копаться в мозгах этого гнусного человека ему уже претило.
— Орет дурные песни, — мелко семеня, сообщил Ацетонов. — Страшным голосом. По всему Бурдугузу слыхать.
Небольшую дверцу в воротах открыли громилы в пластиковых доспехах.
— Мы выбили противника с двух первых этажей второй башни! — сообщил старший, козырнув. — Уперлись в пункт связи. Этот черт при попытках штурма кидается в нас людьми, господин майор! Иногда — орками! Убивать никого из охраны так и не убил, но руки-ноги переломаны уже у шестерых… Мы должны пробиться наверх, господин майор! Нужно подкрепление! Кто-то устроил резню в первом секторе, убиты многие вип-гости… Внутренние войска уже прибыли?
— Они вам не понадобятся, — скривился Рикович, услышав про «вип-гостей». — Отведите меня к этому уруку. А потом готовьтесь паковать заключенных.
— Делай, как он говорит, — просипел Ацетонов, весь покрываясь красными пятнами. — Делай!
— … Кипит наш разум возмущенный
И в смертный бой вести готов!
Это есть наш последний и решительный бой!
С интернационалом поднимемся ордой! — ревел я в допотопный микрофон, размахивая над головой куриной ножкой.
У дежурных с собой были тормозки, чтобы обедать, не отходя от рабочего места и не есть дрянь, которой кормили заключенных, так что я пользовался моментом и перекусывал, поглядывая на мониторы. Гномы, снага, тролли и, конечно же, люди с первобытной радостью размазывали друг друга и охрану по стенам тюрьмы, как будто у них кто-то клемму снял. Нигде, нигде в Государстве Российском я не видел такой концентрированной расовой ненависти. Там тролль отрывал голову бородатому кхазаду, тут кхазады топтали впятером пару снаг, здесь снага зубами грызли человеков… И везде — человеки убивали нелюдей. Как будто им в еду что подмешивали, на самом деле! Или это мои песенки виноваты?
— Тук-тук, — сказал кто-то от дверей.
Я тут же вскочил, выхватил за шкирки одного из захваченных в плен наркоманов из прачечной, которые в рядок сидели у стеночки, и приготовился защищаться. Снага, зашуганный до последней крайности, даже не сопротивлялся, смирившись со своей судьбой метательного снаряда.
— Кто там? — поинтересовался я.
— Сто грамм! — буркнул знакомый голос. — Иван Иванович за Бабаем Сархановичем. Пошли уже, у нас дел много.
— Пошли, — я-то в целом был не против. — Ты давай только бардак тутошний прекрати, а то такая дичь творится, что и Прорыв может произойти. У тебя получится, я знаю.
— Давай, Бабай. Пусти меня внутрь. Поговорим, разберемся…
— Сначала — останови это.
— Предлагаешь разгрести дерьмо за тобой? — голос Риковича был полон желчи. — Это ведь ты устроил.
— Я когда-то оставался в долгу? Это пойдет на пользу. Мне, тебе, Орде, России. Я расскажу тебе, что произошло на мосту и дам охеренную зацепку, а? — конечно, ему это должно было быть интересно.
— Ладно…
За дверцей замолчали, а потом даже сквозь обмотки я увидел, как полыхают золотом все мои защитные татау. Те, которые должны были уберечь от магии и ментального воздействия. А потом я услышал храп: это заливался соловьем мой неиспользованный метательный снаряд, которого я так и держал на вытянутой руке. Безбожно дрыхли и все остальные — у стеночки. Оглянувшись на мониторы, я увидел, что мертвецким сном спит вся тюрьма. Все, кто выжил.