Александр Афанасьев - Отягощенные злом. Разновидности зла
Прошли к Белому дворцу. Совсем недавно ему исполнилось ровно сто лет. Сейчас – сто четыре года.
Павел собственноручно открыл тяжелую дубовую дверь, мы прошли коридорами, поднялись по лестнице и завершили свой путь на балконе. Балкон висел в воздухе, за ним был лес, вдалеке виднелось море…
– Оставьте нас, господа… – приказал он сопровождавшим его телохранителям.
Те немедленно подчинились.
– Сударь…
– Ваше Величество…
– Моя тетя… – Павел стукнул ладонью по ограждению балкона, – излишне легко относится к тому, что требует самого серьезного к себе отношения. Вот и сейчас вместо того, чтобы спросить у вас совета относительно государственных дел, она всего лишь позволила себя пригласить на морскую прогулку.
– Ваше Величество, позвольте выразить сомнения в том, что я имею право давать советы по государственным делам…
– Имеете, господин адмирал, имеете. Моему отцу было достаточно ваших советов, почему я должен ими пренебрегать?
Павел говорил совсем как взрослый. В Константинополе что-то определенно происходит… в его возрасте у него должны быть совсем другие заботы.
– Ваше Величество, я нахожусь в отставке, и…
– До этого сослужили прекрасную службу моему отцу и моему деду. Довольно слов, меня интересует Афганистан.
– Афганистан, Ваше Величество?
– Да, Афганистан. Если ты видишь, что успел закопаться, не лучше ли прекратить копать? Этой философской максимой поделился со мной Великий князь Николай, будучи проездом в родном городе.
Сын…
– Полагаю, Великий князь Николай скоро будет бывать в Санкт-Петербурге не только проездом…
– Учение, которое он проходит в Цюрихе и Франкфурте-на-Майне в будущем сослужит немалую службу Престолу. Так что не стоит торопить события. Но я не услышал ответа, господин адмирал. Вы так же считаете, что мы должны покинуть Афганистан?
– Никак нет.
– Почему?
– Потому что, если ты не идешь на войну, война придет к тебе, Ваше Величество…
Павел неверяще посмотрел на меня.
– Это самые достойные слова, которые я слышал с утра.
– Увы, Ваше Величество, если речь идет про Афганистан, слов тут недостаточно, слова – самое малое, что там потребно…
Малолетний Император, пусть будущий, но все же Император, кивнул, соглашаясь.
– Дед доверял вам.
– Да, Ваше Величество…
– Отец доверял вам.
– Мы с ним были друзьями с детства.
– В таком случае и я доверяю вам и вашему мнению. Расскажите мне, что происходит в Афганистане.
– Ваше Величество, я не был в Афганистане уже четыре года. Осмелюсь спросить: почему вас так интересует Афганистан?
– Потому что я хочу служить в Афганистане.
Вот так-так… Интересно, а Ксения знает?
– Тетя ничего не знает. И не должна знать. Это дело касается мужчин.
– Это гибельное дело, Ваше Высочество, – сказал я.
Вообще-то я должен был сказать совсем другое. И порадоваться за то, что нам на смену идет достойное поколение. Стальное поколение, поколение, готовое к борьбе. И один из его представителей готов служить своей стране, причем там, где страшнее всего. Но вместо этого – я сказал совсем другое…
– … В каком роде войск вы собираетесь служить?
– Парашютно-десантные войска… если не возьмут в спецназ.
– Проблема, знаете, в чем, Ваше Величество? В том, что жизнь дается один раз. Ваш отец не одобрил бы ваших намерений.
– Почему?
– Потому что он был офицером. И хорошо понимал одну вещь: каждый должен быть на своем месте. Офицер не менее важен, чем солдат, без грамотного, инициативного, думающего офицера солдаты попадут в ловушку и погибнут. Если офицер будет просто подниматься впереди солдат в атаку, а не руководить боем, он просто погибнет, только и всего.
Мелькнула мысль в голове: а сам-то ты разве по-другому поступал?
Да, признаю, офицер из меня как-то не получился.
Павел покачал головой.
– У меня нет за спиной Суворовского училища. Никто не может дать рекомендацию на поступление. Я рассчитывал на вас, сударь, как на близкого друга моего отца. Но если ваша позиция такова…
– Павел, на том свете я не хочу отвечать перед твоим отцом за это.
Но Павел четко и раздраженно отдал честь:
– Честь имею, сударь. Не смею вас больше задерживать…
До дома я добрался на катере, там переоделся. Сделав пару звонков, выехал к себе, в городской особняк в Одессу, в смятенных и расстроенных чувствах. Настолько смятенных, что по дороге едва не врезался в ограждение, разделяющее дорогу и обрыв. Это привело меня в чувство – только вчера лично полировал свой старый «Олдсмобиль», и еще не хватало – ободрать его о заграждения на дороге. Машина редкая, с реставрацией потом хватишь лиха. Это неприятное происшествие на дороге относительно привело меня в чувство.
Дело вот в чем… как бы это правильно объяснить. Был в Российской империи такой писатель, фамилия у него была… нет, не вспомню. Отслужил в пограничной страже в не самом приветливом месте – Туркестанский военный округ, граница с Афганистаном, потом начал публиковаться, писал книги для подростков. И вроде бы хорошие книги, но дело в том, что его излюбленным сюжетом было попадание подростка, мальчишки в критическую ситуацию. И в этой критической ситуации он делал то, что подчас было не под силу и взрослому, военному, офицеру, даже прошедшему специальную подготовку. Соответственным образом он побеждал всех антигероев и добивался своей цели. Именно этих мальчишек – каюсь, прочитал пару книг по совету – напомнил мне сейчас несовершеннолетний еще Император.
Беда только в том, что в жизни так не бывает.
Проблема даже не в неравенстве сил. В жизни бывает по-всякому… в бытность мою Наместником ко мне привели озлобленного, одиннадцатилетнего больного пацана. Какой-то ублюдок дал ему самодельный двуствольный пистолет – ничего другого не было, и пояс шахида, видимо, тоже не смогли смастерить – и отправил его убивать. Этим оружием он воспользовался с предельной эффективностью – два выстрела и два трупа, казак и офицер. Таких убивали на месте… но на этого у много чего повидавших, озверевших от крови казаков просто рука не поднялась. Привели ко мне… я с самого начала довел до всех, что никто не получит взыскание, если приведет ко мне кого-то или сообщит что-то, заслуживающее, по его мнению, внимания, даже если потом это окажется полной чушью. Привели… хотели узнать имя того ублюдка, который послал этого пацана с самоделкой, чтобы нагрянуть и расквитаться. Слышали, что мне удается расколоть самых отпетых и террористы боятся, и боятся лично меня. С этим пацаном мы проговорили несколько часов… разговор напоминал разговор глухого со слепым, в конце концов, отправил его в закрытый интернат. А что прикажете делать? Надеюсь… он жив до сих пор… интересно было бы напомнить ему сейчас его слова: волей Аллаха мы убьем всех неверных, сколько бы их ни было, и будем жить по шариату. Он и сейчас так же думает?
А если вспомнить тот случай на открытии завода? Если вдуматься – еще страшнее. Еще один пацан, вообще без оружия, все его оружие – черенок от лопаты, пластиковая бутылка и черный носок. Он прекрасно знал, как охраняют меня, он прекрасно знал, что, увидев гранатометчика, снайперы просто откроют огонь на поражение и будут разбираться потом, потому что идет война. И он умрет, даже не забрав с собой ни одного врага… умрет просто для того, чтобы в чашу наших грехов капнула еще одна капля невинной крови, и, может быть, когда-нибудь эта чаша переполнилась бы. Он был готов даже на это… во имя экстремистских идеалов, какие вбил в его голову какой-то ублюдок-исламист.
И вот туда, в этот ад, в этот бурлящий ненавистью котел отправить будущего Императора?!
А кого же еще?!
У двери, конечно же, не было ни машины, ни конвоя, положенного Регенту, но я понял, что Ксения уже здесь.
Дворецкий закрыл дверь. Выразительно показал глазами на кабинет… в который я вообще-то приказал никого не пускать в мое отсутствие. Но Ксения Александровна, конечно же, прошла туда…
Дубовая дверь кабинета затворилась за мной с едва слышным скрипом.
Так… Диван, поза умирающего лебедя, небрежно отброшенная в сторону сумочка. Господи, Ксения, когда ты перестанешь лицедействовать и станешь самой собой – ведь ты далеко не такая плохая, какой хочешь показаться. С чего тебе пришло в голову, что гибрид Екатерины Второй и баронессы Рэтчер, премьера Соединенного Королевства восьмидесятых, – это то, чем ты должна выглядеть?
Я молча открыл спрятанный в стене за потайной панелью бар. Бутылки содержались там не так, как обычно, а в полной темноте, на боку, на специальных подставках и при оптимальной температуре и влажности. Часть бутылок была родом с виноградников, принадлежащих мне.
– Шампанского, сударыня?
– Нет… Вина. Красного вина.
