Вадим Денисов - Антибункер. Навигация
Ветка лопнула толстая, прочная. Под хорошим весом или усилием нажатия она лопнула, знаю. Звук был чужой, и породил его чужой.
Вот что я скажу: слух и обоняние необходимо постоянно тренировать, так нас учили. Нужно просто поменьше читать теорию, и почаще заниматься практикой. Просто диву даёшься, какие результаты дают регулярные упражнения, если их ежедневное выполнение вошло в стойкую привычку. Например, вот такое: просыпаешься, а глаза не открываешь. Сперва надо внимательно послушать. Так и лежишь, сканируя и пытаясь понять, что происходит вокруг. Для тренировки затыкаешь ватой уши и тянешь воздух носом, ощущая запахи сильные, отделяешь их от слабых, пытаешься сортировать их по категориям: природные или техногенные. И не просто ловишь все мыслимые звуки, но и определяешь по ним пеленг, характер движения звука, причины возникновения и особенности, громкость и тембры. Нужно вспоминать, где и при каких обстоятельствах эти звуки или запахи уже слышал. Слабый вторичный слух, передающийся по телу и предметам, как и осязание нужно отключить усилием воли. Некоторые следопыты умеют воспринимать запахи, как цвета или их сочетания, так мозгу легче.
А потом весь день периодически стараешься ориентироваться только на запахи, звуки и направления, откуда они исходят. Лучше всего этим заниматься в тайге или на берегу небольшой реки, там полно запахов, и ни один не мешает другому так, как это делает, забивая всё, городской автомобильный выхлоп. Со временем диапазон воспринимаемых запахов увеличивается и заметно расширяется порог восприятия. Есть даже массаж, улучшающий обоняние — постукивание подушечками пальцев по крыльям носа при втягивании воздуха.
Приручив собаку, человек потерял нюх. Но шанс вернуть его хоть в какой-то степени есть у каждого. Думайте, учитесь, читайте правильные книги и статьи с мудростью предков, вспоминайте её, эту мудрость.
— Ага, а приручив интернет, человек потерял память и все инструкции, а чужая мудрость исчезла вместе с электронными текстами, — проворчал я мысленно, заканчивая шнуровать правый ботинок.
С запахами, кстати, работать сложнее, чем со звуками, но при соприкосновении с противником тренированное обоняние переоценить трудно. Человек всегда пахнет потом, и всегда же по-разному, в зависимости от степени сытости, усталости, агрессивности или страха, мобилизации или расслабленности. Что-то ловится лучше, что-то очень тяжело. Огнестрельное оружие, которое не почистили после стрельбы, пахнет специфично и довольно сильно. Вся прикладная и бытовая химия пахнет ураганно: репелленты, мази, пена для бритья, лекарства, ружейные масла и средства для ухода. Очень сильно ощущается запах беглых — особое тюремное амбре, который сложно спутать с каким-то другим. Этот запах, упоминается в методичках, как арестантский, однако точно он не разъясняется. Попробую разложить. Сложная смесь, непросто описать её особенности несведущему. Тут и вонь немытого тела, и кислота несвежей одежды, запах плохо выстиранного сохнущего белья и лагерной помойки, ароматов промзоны и гниющего болота по соседству. Запах бомжа, кстати, похож на тюремный, но в нём нет очень важной составляющей: густого коктейля запахов пота и гормонов, исходящих от множества взрослых мужчин, собранных вместе в тесном помещении, гормональной смеси крайне неблагополучной казармы. Эта вонь крепко въедается в кожу, просто так не отмоешься, у откинувшегося запах заметен ещё два-три месяца после выхода на вольный воздух. Впрочем, с бичами та же картина.
Каждый человек пахнет по-разному, и, в зависимости от индивидуального, собственный специфический запах-паспорт появляется уже через час - три после душа. Многие слышали, что резкие запахи можно уловить за сто пятьдесят метров, а табачный или костровой дым вообще ощущается за полкилометра, но этого мало. В тайге визуальная дальность часто очень мала, и именно отличное обоняние и слух помогает мониторить пространство. По себе знаю: чувствительность наших органов чувств имеет очень большой резерв.
В данной ситуации запахи пока не важны. Важен слух. Развить его гораздо проще, а сканирует он глубже и шире.
Хрясь! Третий раз! Что за бегемоты там лезут?
Это называется так: несанкционированное проникновение за периметр, товарищ полярный егерь. Шухер! Тревога личному составу голоногих носителей труселей! Чёрт, ведь чувствовал же я что-то, северным сиянием клянусь, хотел мокрые напялить! Лихорадочно гоняя в голове эту мысль, я и сам не заметил, как подтянул автомат.
— Нет, ну ты вообще обалдел!
Руки сами собой подтянули за шнурки второй ботинок, пальцы заученно, на рефлексе, взялись за работу. Надёжно так, не халтуря. Отлично. Теперь штаны не надеть, берцы мешают.
А времени на переодевание с переобуванием уже нет.
Почему несколько раз хрустело? Потому что пришелец по дереву лезет. И не поднимается по нему, ясное дело, а спускается, Ветки пробует на прочность, а они не держат, значит гиббон проник здоровый. С забора перебирается на дерево. А почему сразу не спрыгнет? Острые пики гиббону мешают, кованые, четырёхгранные. Там мастера здешние такую страсть ковано-заострённую в периметр насажали, что мама не горюй, лично я бы не рискнул.
— Шибко рисковый, что ли?
Здоровый и рисковый гиббон. Это плохо.
Полез через забор, значит, недалёкий, а вот это хорошо.
Нацепив ремень с кобурой и ножом, подхватив автомат за антабку, я метнулся в гостиничный номер к пластиковому окну, сразу снимая с запора большую створку. Выглянул — не видно нужный сектор, зараза! Кроны мешают. Не размышляя, я выкатился из номера, но дверь ногой всё-таки придержал, чтобы не хлопнула. Очень хорошо, что везде постелены длинные пушистые ковры, топотни не будет. Я дикой кошкой нёсся по лестнице вниз, и со стен на эту пробежку неодобрительно посматривали то овальные зеркала, отражающие васильки на моих трусах, то какие-то модные сюрреалистические картины с природными пейзажами и портретами.
Со стороны улицы и скверика в главное здание не попасть, такого варианта вторжения в можно не опасаться. Я всегда закрываю все четыре входа со стороны Судостроительной, включая ресторанный. Только с битьём окон, но это слишком беспардонно, смело даже для пустого города.
Через полминуты я был внизу, замирая для прослушки перед выходом из фойе со стойкой регистрации в просторный внутренний двор с дорожками, ведущими к набережной и резным шашлычными беседками. По бокам к внутренней террасе парадного входа поднимались двойные встречные пролёты, прямо Петергоф, сплошной мрамор. Коробки я складировал именно в ресторане, вот здесь, возле внутреннего входа, чтобы при погрузке не считать лишние ступени.
Пока что шумы не пеленговались, и я, чуть не зашипев от зуда в поцарапанной тонким сучком коже голени, двинулся сквозь густую зелень вдоль стены, к углу. Затем перебежал к стене ограды. Не забывая себя материть за голоногость и отодвигая рукой последний куст, присел, сразу выставляя ствол, вгляделся в сторону внешнего ограждения комплекса и стены деревьев сразу за ним.
Готова засада. И засадник в ней уже сидит, прямо тигр уссурийский, на загляденье! Труселя, под ними волосатые ноги без признаков загара, на торсе простенькая хлопчатая футболка серого цвета с тёмно-красной надписью «Торговый Дом «Крутояр», скидки всегда!». А какая разница? Да, футболка одноразовая, стирке не подлежит, надпись на ней идиотская, уж никак не спецназовская. Зато очень мягкая, тонкая и отлично впитывает пот, полный комфорт. Я теперь не состою на вещевом довольствии, не снабжает любимый товарищ прапорщик, мне даже котловое питание доступно только в ППД, сплошное самообеспечение. Поэтому таких удобных маек без следов камуфляжа и фирменных этикеток у меня целая пачка, в запас.
Ветка дрогнула, и от ствола дерева отделился силуэт гиббона.
— Ох, и гиббон же этот Сева Монтекки, — еле слышно продублировал я мысль, — Идиот.
Вот какого чёрта ему нужно было лезть через забор с шипами? Со стороны многоэтажек есть ещё одна калитка, широкая, при желании вскрывается на раз, а шипов на неё, считай, что и нет. Поленился ты доразведку провести, поленился, олух.
Он всё-таки решил за мной проследить.
А говорил, что всё понял… Головой кивал. Осознал, мол, что «ни шагу сюда больше, на кол посадим, не я, так другие организуют, тут серьёзные люди хозяйствуют». Гиббон, может, и понял, однако личные резоны перевесили, перешибли здоровый страх, присущий человеку, желающему жить долго. В принципе, тут всё объяснимо: на скутере после случившегося ехать страшновато. Запеоенгуют обиженные преследователи, увидят или услышат, заранее зная, куда он может двинуться, а вот на чужом исправном «Патриоте», который он планировал забрать себе, совсем другое дело. Вряд ли гиббон с таким скудным умищем прокачал водный вариант отхода, хотят он лежит на поверхности — база стоит на реке, значит, есть поле деятельности для плавсредств. Иди к гаражам и возьми там лодку.
