Станислав Шуляк - Непорочные в ликовании
— Он, родимый, это все одобряет! — закричала вдруг старуха и закашлялась от кома в горле.
— Да они только болтают, — вставился словом какой-то гаденький мужичок в распоротом пиджаке.
— Кто? — спросили его.
— Да эти депутаты, — отвечал тот, упоенный вниманием к себе.
— Дураки все эти депутаты. Что о них говорить?! — сказали еще.
— Ну, дураки не дураки — а все же депутаты!..
— Разве не дураков в депутаты выберут?
— Рухнула держава! — провозгласил коротышка, горделиво шагнув в сторону народа. — Рухнула держава в припадке падучей болезни, и пена изошла вокруг рта ее!..
— Так, по-твоему, все — дерьмо, а ты, значит, хороший? — спрашивал кто-то у Казимира.
— Я тоже дерьмо! — с готовностью соглашался тот. — Я плоть от плоти дерьма мироздания.
— Да это же… гнида!.. — вдруг удивленно говорил один из военных в камуфляжной одежде. Казимир с беспокойством поискал взглядом кого-то в толпе. И не нашел будто.
— Точно — гнида, — подтвердили из толпы.
— А еще прикидывается!..
— Ну так что нам с ним делать? — поддержал другой военный товарища своего, поправляя рукою автомат, висевший на узком ремне на боку у него. Он обвел глазами толпу на авансцене и, поворотившись к Казимиру, сильной своею рукою взял того за одежду. — Вот видишь, народ против тебя. Ты думал будет — за, а он — против!.. Даже голосовать нужды нет.
— Ах ты, гнида! — снова говорил первый.
Коротышка отпрянул, и в глазах его серых и непокорных гнездилась тоска.
— Шопен исчерпан! — с истошною визгливостью его закаленного горла вдруг выкрикнул он. Вокруг него были чужие, недобрые и посторонние лица, и он рассчитывал только превозмочь их своей беспримерною дерзостью.
— Шопе-ен? — протянул человек в камуфляжном костюме. Казимир рванулся и хотел было спрятаться за толпою. Треснула короткая автоматная очередь, он пошатнулся и, будто переломившись надвое, рухнул лицом в кирпичную кучу.
— Вот!.. — едва успел сказать Казимир, захлебнувшись и кашлянув кровью. И это был конец.
— Вот тебе и «вот»! — отозвался военный, и носком тяжелого своего ботинка тело переворачивать стал.
Люди, бросившиеся было в рассыпную, тут же убедились в дальнейшем миролюбии стрелявшего и остановились, и даже понемногу, с опаскою стали приближаться к неподвижному телу коротышки.
Ш. отступал, осторожно поглядывая по сторонам. Иванов, проталкиваясь через толпу возле Казимира, бормотал в возбуждении:
— Не трогайте! Это наш товар! Наш!.. Наш!..
— Документы! — коротко говорил Иванову старший из военных.
— Да ладно тебе — «документы»! Причем здесь документы?! — поддержал товарища своего тут же подоспевший Гальперин. — Мы, может, тоже при исполнении. Ты на машину нашу посмотри.
Все взгляды свои перевели на фургон психологов, стоявший за машиною Ш., а Ш. в эту минуту как раз мотор заводил. Ф., восседавший одесную товарища своего, глазами сузившимися наблюдает только, как военные недоверчиво шагнули в их сторону, с неясными и недобрыми своими намерениями.
— Психологическая помощь, — вслух прочел кто-то написанное на борту черного фургона.
— Я психологов не люблю, — говорил военный. — Вечно они из людей дураков делают.
— Мы не такие, — возразил Гальперин. — Больше, чем они уже есть, мы никого дураками не делаем.
Ш. торопливо сдал назад, едва не упершись багажником в капот фургона, вывернул руль, дернул вперед, потом снова назад и в несколько приемов наконец неуклюже выбрался из ловушки. Битый кирпич хрустел под колесами, когда Ш., матерясь с живописною своей злобой, объезжал окаянный фургон. Оцепенелою скулою своей ощущал Ф. мимолетное возбуждение их оголтелого водителя. Приоритетным предметом его изысканного глумления было все самое светлое и все сокровенное, Ф. был отменным бойцом в баталиях избранных личностей. Ш. дал газу, стремясь к очередному случайному переулку, а Ф. видел, как несколько военных устремились к их автомобилю, без угрозы особенной, но кто знает, чего можно ждать даже от их простого обывательского любопытства?! Но тут произошло что-то: внезапное напряжение охватило вдруг всех — воздух, людей, дома и деревья, автомобили и тротуары… Вдруг в глубине неба что-то пронеслось, Ш. лихорадочно выкрутил руль, но спрятаться не успел, уехать не успел, и вот вдруг взметнулась почва, совсем недалеко, видел Ф., он едва только сумел пригнуться, закрыть глаза, и тут вдруг грохнуло, отчаянно и нечеловечески.
21
Неглин бесцельно похаживал возле двери, пальцы его дрожали, и он не мог найти себе места.
— Молодой еще. Вот и блюешь где ни попадя, — не глядя на Неглина, равнодушно говорила старуха-уборщица и засунула отжатую тряпку в ведро с грязною кровавой водой.
— Иди, иди, — ответил ей Кот. — Закончила и иди с Богом.
— Никакого уважения к чужому труду, — возразила она.
— Труд, он всякий почетен, — говорил Кузьма. И даже хохотнул негромко, по сторонам оглядевшись.
Женщина, громко сопя, вышла и едва в дверях не расплескала из ведра свою гадкую воду.
— Подведем итоги, — говорил комиссар с неприязненно дрогнувшими губами его узкими, и на Неглина и других быстро взглянул.
— Кто-то итоги подводит, а кто-то уже и работает, — бестактно буркнул грубоватый Кузьма.
— Заткнись, — спокойно возражал Кот. — Ты уже сегодня наработал.
Зазвенел телефон с однообразным и настырным его голосом. Один из инспекторов, с рваною ноздрей и шрамом на губе, снял трубку и молча вслушивался в слабосильные ее недра.
— Принято, — наконец бесцветно говорил он и положил трубку на аппарат. Все посмотрели на инспектора. — Комиссару от шефа, — говорил он. — Совещание переносится сегодня на шестнадцать.
— Ну, вот, — сказал Кот, — можно хоть мероприятие провести.
Кузьма усмехнулся; криво, но удовлетворенно усмехнулся он. Трое инспекторов потянулись понемногу прочь из кабинета.
— В двенадцать на стадионе, — комиссар им напомнил вослед.
За столом сидевший Кузьма, задумываясь поминутно над точным словом, рапорт писал о случившемся, чему виною была его мгновенная несдержанность.
— Ну что у тебя там, Неглин? — говорил комиссар и, обернувшись к длинноволосому, бросил тому сварливо:
— Ты хоть понимаешь, что нитку единственную оборвал?
— Собаке — собачья смерть! — хладнокровно возражал тот, встряхивая ручкой. — А я нервный и с этими подбандитышами чикаться не стану.
— Мне тебя слушать неинтересно, — отмахнулся Кот и взглядом глаз его полусовиных снова обратился к стажеру.
— Закрытое акционерное общество детский сад «Маленький принц», — со стесненным горлом начал докладывать Неглин, — зарегистрирован в комитете по управлению муниципальным имуществом в апреле сего года.
Кот кивал головою, рассеянно улыбаясь.
— Они там регистрируют все подряд, а что — не смотрят, — говорил он.
Неглин кивнул головою со смыслом своим сомнительным и беспорядочным своим рассуждением.
— Ты давай мне суть, самую суть сразу, — говорил Кот. Неглин уж набрал воздуха, но комиссар продолжил:
— Ты на этого не смотри, ему бы только пострелять.
— Я не буду ничего писать! — раздраженно крикнул длинноволосый, бросая ручку во внезапном и яростном своем побуждении.
— На сей раз тебе несдобровать, — буркнул Кот с непревзойденной свежестью его утреннего цинизма. — Я тебя терпел долго.
Кузьма сверлил комиссара взглядом упрямо.
Слышался топот, и тут же дверь распахнулась, и вбежал кто-то, от порога еще крикнувший: «Скорее! Там толпа собралась — стекла бьют!»
— Орешь, будто тебе яйца режут, — недовольно комиссар возражал, но все с мест вскочили и к выходу бросились.
Небольшою толпой они по коридору шагали, вот сбегают по лестнице, после — снова коридор, и теперь уж крики слышат людей, перед комиссариатом в переулке собравшихся.
— Ну что, мальчики, — ядовито комиссар говорил, в дежурку входя, — все успели в штаны наложить?
Тут же взвизгнула пуля, срикошетила от стены, комиссар отпрянул и присел.
— Не стойте против окон, — предупредил дежурный вошедших. — У них там снайперы.
— Интересно, — говорил кто-то, — а наши снайперы где?
— Будут, будут, — отвечал дежурный.
— Уже вызвали?
— Сами не маленькие — разберутся.
— Так все же вызвали, или нет?
— Долдонишь одно и то же, как попугай!..
Неглин отстранился вслед за Кузьмою и комиссаром под защиту стены, и видел вскользь за окном, посередине улицы, людей, прятавшихся за отдельно стоящими автомобилями. Иные группы людей — мужчин и женщин — держались особняком, не таясь, и лишь в мегафон, который рвали друг у друга из рук, выкрикивали в сторону комиссариата глухие ругательства. Два автомобиля лежали на боку, и один из них горел.
