Виталий Романов - Охота на монстра
Альфард… В переводе: сердце Гидры. На Сорее, маленькой голубой планете, осталось его сердце. В могиле, наполненной черной жирной землей. Крест сварили из обломков вражеских «ежей» – тех самых, через которые прошла передовая рота Славцева. Лазером вывели на табличке имя, а на холмик, кроме цветов, положили чистый белый халат.
…От ускорения перехватило легкие – «Осел» стартовал с Дениза. Бывший капитан Славцев открыл глаза, уставился в потолок.
…Тогда, в первую минуту, увидев Памелу Йоханссон возле «Осла», Андрей на миг потерял рассудок – волна, поднявшаяся из глубины души, ударила в голову, ослепила. Он ошибся. Памела была очень похожа на его Кристину, и он вдруг поверил, захотел поверить, что случилось невозможное: девушка уцелела и выжила каким-то чудом.
Но спустя миг сердце страшно заныло: он понял, что перед ним – другая. Его Кристи никогда не красилась так ярко – в действующей боевой армии это вообще выглядело бы фальшиво и вызывающе для медсестры, которая выхаживала раненых. Хотя и темно-серые глаза, и черные волосы, и приподнятые «удивленные» брови, и полноватые губы…
Памела Йоханссон действительно очень напоминала девушку, оставшуюся в сырой земле, в могиле возле Альфарда.
Переждав разгонную кривую, выводившую за атмосферу, Андрей поднялся с койки, добрел до шкафчика, нащупал в глубине «резервную» бутылку водки. Откупорил, приложился к горлышку. Сделал несколько больших глотков. Зажмурился.
К нему вернулось то, от чего он старательно хотел убежать. Хотел забыть, не думать – не получилось. Теперь предстоит провести несколько трудных дней – пока Памела Йоханссон вместе со своим грузом не исчезнет из его жизни. Тогда надо попробовать все сначала. Крепко выпить. Забыться. Забыть. А потом, быть может, удастся жить как другие люди…
Славцев вновь приложился к горлышку, потом уселся на койку, бессмысленно глядя на металлическую стену каюты.
– Черт тебя дернул выбрать «Осла»… – прошептал он, обращаясь к Памеле, которая находилась где-то неподалеку, в одной из гостевых кают транспортного судна.
11 апреля 2110 года
Юрген Шлиман очнулся в белой палате и сразу же, еще не успев повернуть голову, понял: он не на «Медузе». Физик не смог бы объяснить, как он почувствовал это, просто точный ответ появился в мозгу сам по себе. А еще промелькнули какие-то смутные, бессвязные воспоминания, будто один раз он уже открывал глаза, только мир вокруг сильно завертелся, и Юрген провалился обратно, в черный покой.
Однако Шлиман любил не догадки, а факты – точно установленные и проверенные данные, – а потому решил повернуть голову вбок, влево, в сторону окна, из которого лился свет. Оказалось, это не так просто, как представлялось, – он застонал от боли, шейные мышцы свело судорогой.
Не прошло и минуты, как в ослепительно-белое помещение ворвалась какая-то женщина в халате цвета стен и потолка. Юрген даже опустил веки, такой нестерпимо режущей для глаз оказалась эта стерильная чистота.
– Доктор! – кажется, женщина всплеснула руками. Шлиман не смотрел на нее, просто чувствовал движения медсестры, так, словно глаза были каким-то избыточным инструментом постижения внешнего мира. Он теперь мог воспринимать происходящее и не используя зрение. – Доктор! Доктор! Он!!! Он очнулся! Господи! Доктор! Герхард! Наконец-то!
Хлопнула дверь, Шлиман понял, что вновь остался один. Физик иронично усмехнулся. Идиотка медсестра, вместо того чтобы узнать состояние больного, сломя голову побежала оповещать доктора. Так, словно Юрген – нечто второстепенное, менее важное.
И все-таки где он? Шлиман попытался скосить глаза в сторону, влево, от этого движения закружилась голова – наверное, слишком сильно перенапряг мышцы, не рассчитал…
Интересно, чем закончился эксперимент? Юрген вспомнил слова Марка Айштейна, сказанные за несколько минут до запуска силового контура разгонной установки: «Мы как никогда близки к успеху»…
Чем закончилось дело? Удалось ли пробить «червоточину» в параллельную вселенную? Смог ли Марк закончить смелый, рискованный эксперимент? Ах, как он, Юрген, не вовремя потерял сознание, в самый ответственный момент!!! Пропустил миг триумфа научного гения Айштейна! Быть может, именно сейчас, в эти минуты, о «Медузе» рассказывают на всех главных новостных канала ГалаСоюза?! Быть может, научный совет Галактики уже принял решение о том, кому вручит золотую премию этого года?! Нет! Что там года! Они – Марк, Юрген и Януш – достойны звания лучших физиков десятилетия! Столетия!!! Если эксперимент закончился удачно – это прорыв! Новая эра в истории человечества! Да, вне всяких сомнений, они – лучшие физики столетия! Их портреты должны появиться в Пантеоне Галактического Союза, в верхней линейке, среди самых известных и уважаемых людей Галактики!
Три физика, три гения – они сделали то, во что никто не верил. Они доказали: разработанная модель «червоточин» – проходов в параллельные миры – не просто теория. Теперь Дугласу Дрешеру не отвертеться. Придется ответить за гонения, за насмешки, за то, что всячески препятствовал работам Айштейна.
Юрген тут же припомнил день, когда Марк покидал трибуну конференц-зала института физики под издевательский хохот коллег, под насмешливый свист и улюлюканье.
Теперь им всем – всем! – придется заткнуться. А Дуглас Дрешер – тот и вовсе потерял лицо. У него нет другого пути, кроме как покинуть пост директора центрального института экспериментальной физики. Да! Его место в огороде, пусть разводит помидоры и кабачки!
Вот только… Только понять бы: где он сам, что происходит, как там Марк, как все? Почему никто, даже Моника, не заглянул к пострадавшему Юргену? Не оставили и весточки возле постели друга? А может, оставили?!
Шлиман захотел приподняться, поглядеть на прикроватную тумбочку, но мышцы ответили резкой, невыносимой болью, и физик со стоном упал на белые простыни. На лбу выступили крупные капли пота.
– А вот этого делать не следовало, – раздался от двери какой-то голос, показавшийся знакомым. Кажется, Юрген слышал его, только никак не мог вспомнить: где и когда. – Вам, голубчик, не следует так резко двигаться. Это лишь приведет к сильной боли, но ничего не получится.
– Снимите… снимите повязки… – Шлиман сам удивился тому, как странно прозвучал его голос.
Еще удивительнее было то, что собравшиеся в палате люди его поняли. Физик выговаривал самые простые слова с огромным трудом, губы и язык совершенно не слушались, так, словно не умели, не знали, как необходимо «сконфигурироваться», чтобы получился тот или иной звук.
– Герхард, вы настоящий гений! – восхитилась медсестра, Юрген уловил ее движение краешком глаза: женщина подняла белый платочек к лицу.
Вытирала слезы умиления?
– Поздравляю! Поздравляю, коллега! – шепот и бормотание врачей страшно раздражали Шлимана, он чувствовал: медики жмут руку того мужчины, обладателя знакомого голоса. – Поздравляю… Это выдающийся успех! Передовая методика, достойная пристального внимания! Кто бы мог подумать, что после такого большого периода дисфункции мозга возможно восстановление?! Это… это будто Феникс из пепла!
– Тс-с-с! – и опять Юрген не увидел… почувствовал и испуг, и движение лечащего врача: тот приложил палец к губам, тревожно глядя на пациента.
На него, на Шлимана. Только физик не был дураком, он умел и запоминать, и анализировать. «После такого большого периода дисфункции мозга…» – это про Юргена. Это сказали про него. Выходит, эксперимент Марка Айштейна состоялся не вчера, десять-двадцать часов назад? Тогда сколько же времени прошло?
– Доктор… – хрипло позвал Юрген, отмечая, что теперь голосовые связки стали слушаться чуть лучше. Кажется, функции потихоньку восстанавливались. – Доктор, я долго находился без сознания?
– Не волнуйтесь, голубчик… – кто-то присел возле постели, взял Шлимана за руку. И тогда физик понял, откуда знает этот голос – голос лечащего врача. Оказывается, Герхард и раньше разговаривал с пациентом, вот так же, держа за руку. Об этом не помнил разум Юргена, но отпечаток прошлого жил в подсознании. – Не волнуйтесь, пока рано говорить о сложных вещах. Вам только-только удалось выкарабкаться из тяжелой долгой болезни, не стоит напрягать мозг. Меня, кстати, зовут Герхард. Герхард Липински.
– Сколько? – упрямо повторил Юрген, подняв веки. Пристально посмотрел на медика. – День? Два? Неделю?!
Липински отвел глаза, смешался, не зная, как ответить. Он действительно боялся за своего пациента, физик почувствовал это.
– Что, больше?! – теперь разволновался сам Юрген, и это мгновенно зафиксировали чуткие датчики приборов, подключенные к телу пациента.
– Сестра! – чуть напряженно позвал Герхард, и Шлиман почувствовал, как что-то легонько «укусило» в вену на левой руке.
Потом женщина в белом халате слишком долго растирала ваткой место укола, это вывело пациента из равновесия.
