Андрей Буторин - Клин
— Контейнеры для артефактов. Не каждый просто так в руки возьмешь. У тебя в рюкзаке, — кивнула она Сергею, — тоже артефакты. Так что на спину не падай и под пули ее не подставляй.
— Я спину под пули никогда не подставляю, — сухо в ответ отчеканил брат.
— Прости, — быстро, но отнюдь не смущенно сказала Анна. — Я ничего такого не имела в виду, просто предупредила. Хабар денег стоит. И я, между нами, девочками, жизнью ради него рисковала.
— Я понял. Можешь не переживать за свой хабар, — буркнул Серега.
— За наш хабар, — твердо и четко поправила Анна.
Она уперлась прищуренным взглядом в глаза Сергея и не отвела его до тех пор, пока тот не откликнулся запоздалым негромким эхом:
— За наш хабар.
Глава седьмая
«Бар»
— Ну, теперь в «Бар», — вернув схрону прежний неприметный вид, выдохнула Анна. — Очень прошу не нарываться там на неприятности. «Бар» расположен на территории лагеря «Долга», с «долговцами» и так-то не стоит шутить, а поскольку они делают милость и пускают в «Бар» также и других сталкеров, то и поведения требуют соответственного. За применение там оружия, например, они карают расстрелом.
— Ни фига себе! — сказал я. — А если мутанты?
— Я думала, всем понятно, что я имела в виду его использование против людей. Так что учтите и запомните это хорошенько. И вообще, все переговоры предоставьте мне. Но если спросят напрямую, кто такие, — отвечайте, что вольные сталкеры, новички, а я ваш наставник. И называйте те имена, которые я вам дала. Настоящие в Зоне не в ходу.
— А как же твое? — не удержался я.
Мне показалось, что девчонка смутилась. Впрочем, если и так, то лишь на мгновение.
— Во-первых, из всякого правила есть исключения. А во-вторых, тебе что, мое имя не нравится?..
— Вообще-то нравится, — честно ответил я. — Оно не совсем обычное — имя-палиндром.
— Это как? — заинтересовалась девчонка.
— В обе стороны читается одинаково. Из женских имен я таких только три мог вспомнить — твое, Алла и Ада. Но последние встречаются редко.
— Ну да! — хмыкнула девушка. — Особенно Алла.
— Не знаю, в наше время было так. А из мужских я вообще одно вспомнил — Тит.
Анна заливисто вдруг рассмеялась, а потом сказала:
— Вот уж действительно мужское.
Я почувствовал, что краснею. Ну что за девчонка! Такой палец в рот не клади!.. Мысль неожиданно заскользила дальше, и я поспешил отвернуться, чтобы не услышать реплику Анны насчет цвета моего лица, от которого наверняка уже можно было прикуривать.
Но девушка вновь уже стала серьезной и коротко скомандовала:
— Строиться! — А когда мы это сделали, выдала незнакомую и явно не строевую команду: — Почапали.
Мы «чапали» не то чтобы очень уж долго, но, откровенно говоря, мне надоело. Тем более клубящиеся на небе тучи собрались в однородную серую массу и забрызгали мелким дождем. Я испугался, что он кислотный, — поднял воротник пальто, развязал на шапке уши и спрятал руки в карманы. Однако Анна, глянув на мои манипуляции, а потом на один из своих приборов, «успокоила»:
— Дождичек не сильно опасен, хоть и не особо полезный, радиоактивность лишь втрое выше нормы.
— Лишь?.. — закашлялся я.
— Нормально. В «Баре» водки выпьем, подлечимся.
— Но я не пью водку!
— Придется. В Зоне водка — лекарство. Лекарства ты пьешь?
— Лекарства пью, но…
— Вот и топай себе.
Я и топал. Что я еще мог сделать? Радиация совсем недавно вошла в нашу жизнь — по меркам, разумеется, пятьдесят первого года, — американцы лишь пять с половиной лет назад сбросили на японские города атомные бомбы, так что психологически для меня более пугающим стал бы обжигающий кислотный, а не абстрактно опасный радиоактивный дождь, но я все-таки был студентом университета и что такое радиоактивность знал. Понимал я также и то, что организму она наносит реальный, а вовсе не абстрактный вред. Вот только о том, что бороться с ее последствиями можно водкой, я услышал впервые и, если честно, поверил в это с трудом. С другой стороны, почти все, что я слышал и видел в Зоне, было для меня впервые, и почти во все поверить было исключительно трудно, даже в те вещи, реальность которых была очевидна. Взять те же самые аномалии…
Наверное, зря я про них вспомнил. Анна замерла и подняла руку. Я заглянул через ее плечо. К тому времени мы вышли уже на неширокую дорогу, покрытую растрескавшимся серым асфальтом. Метрах в пяти перед нами над дорогой висел едва заметный голубоватый туман. Если бы не Анна, в такую вот ненастную сырую погоду я точно не обратил бы на него внимания.
— У меня этот… детектор запищал, — подал сзади голос Сергей.
— Правильно сделал, — сказала Анна. — Это «электра». Смотрите!
Девчонка достала болт и швырнула его в аномалию. Долетев до тумана, кусочек железа, громко шипя, заискрил, а потом в него с несколько сторон сразу влупили извилистые яркие молнии. Болт на пару мгновений превратился в маленькое косматое солнце, потом все резко успокоилось, а на асфальте заблестела крохотная дымящаяся лужица — то, что осталось от железного болта.
— Ого! — вырвалось у меня.
— Ага, — кивнула Анна.
— Это на нее ты мне предлагала тогда посс… ну… это самое?..
— Ага, — опять сказала девчонка и подмигнула: — Эффектно бы получилось, правда?
Я представил подобный «эффект», и меня аж передернуло. Нет уж, в этой Зоне отправлять так называемые «физиологические потребности» надо крайне осторожно. Как и делать все остальное, впрочем. Нужно бы, кстати, где-то запастись болтами и гайками.
Между тем Анна мотнула нам головой и сошла с дороги, чтобы обойти потом аномалию стороной метров, наверное, за десять.
А когда мы снова вернулись на дорогу, я посмотрел вперед и увидел здания. Это явно были промышленные постройки — некий завод или фабрика со складами. Всю территорию окружал забор из металлической сетки, а когда мы подошли ближе, оказалось, что еще и ров с утыканным железными штырями дном.
Выглядело все это чрезвычайно неуютно и мрачно — впечатление усиливало, конечно, и низкое серое небо, и моросящий радиоактивный дождь, и опрокинутые тут и там ржавые остовы автомобилей, и даже деревья вдоль дороги — огромные, мертвые, раскинувшие высохшие безлистные ветви, будто лапы, готовые схватить зазевавшегося путника. Кто знает, может, это было вовсе не аллегорией, а очередной аномалией. На всякий случай я стал шагать ближе к центру дороги.
Когда мы подошли ко рву, я увидел перекинутые через него листы гофрированного железа. Убрать их было делом пары минут — и тогда территория лагеря этой самой группировки «Долг» становилась не особо-то и доступной. С учетом, что она, конечно же, еще и охранялась.
В этом я убедился совсем скоро. Перейдя ров и обойдя брошенный старый грузовик, мы подошли к проходу между двумя большими длинными зданиями, собранными из бетонных плит. С обеих сторон от прохода высились брустверы из мешков с песком, за которыми стояли несколько парней в черных, похожих на Аннину куртках и с оружием наперевес. Оружие было мне почти что знакомым: у двух бойцов оно было таким же или почти таким, что и винтовка Анны, еще двое были вооружены чем-то очень напоминающим автомат Калашникова, принятый на вооружение Советской Армии года три назад. Наших, разумеется, года. А еще на рукавах этих парней я заметил нашивки с изображением красного щита. Его цвет меня даже несколько успокоил: красные — значит, свои. Я понимал, что здесь, в Зоне кошмарного, отнюдь не советского будущего красный цвет мог означать все что угодно, но его «предназначение» я, как говорится, впитал с молоком матери и ничего не мог с этим поделать.
Один из «долговцев» вышел из-за бруствера и, держа автомат наготове, направился к нам.
— Стойте и молчите, — шепнула нам Анна и сделала несколько шагов навстречу парню.
Они о чем-то негромко поговорили. При этом «долговец» дважды махнул рукой в нашу сторону, Анна тоже один раз сделала это, а потом парень кивнул и неспешно двинулся на свое место, показав своим соратникам жестом, что все, мол, в порядке.
Я облегченно выдохнул, только теперь осознав, что стоял все время переговоров не дыша. Анна мотнула нам головой: пошли, дескать! И мы с Серегой пошли. Когда проходили мимо охранников, я уловил их насмешливые взгляды, направленные на мою намокшую, отнюдь не для этого сезона, да и для времени, видимо, тоже, одежду. И мне очень вдруг захотелось одеться в такой же, как у них или Анны, комбинезон, или хотя бы в такую, как у брата, куртку. Очень уж неприятно было выглядеть белой вороной, да и, говоря откровенно, моим пальто и шапке и впрямь самое место было в январе пятьдесят первого года, но никак не здесь и не сейчас.
Впрочем, одежда одеждой, однако главным, конечно, было оружие и все остальное, что необходимо в Зоне для выживания. Иначе так и придется сгинуть здесь, в этом неприветливом будущем, скорее напоминающем по духу средние века. А мне очень хотелось вернуться домой, в родной и любимый Советский Союз, в самый лучший на Земле город Ленинград. И, что уж там скрывать, мне чертовски хотелось к маме и папе, я по ним уже очень соскучился. И хотя разумом я понимал, что вернуться навряд ли получится, надежда, доводы рассудка которой были чужды, продолжала тлеть в моем сердце, вспыхивая порой вполне ощутимо и ярко. Вот и сейчас, когда первый пункт нашего плана был уже так близок к осуществлению, она разгорелась и стала греть мою душу. Мне так не терпелось выполнить наконец этот пункт, что я даже обогнал Анну, за что получил от нее неслабый тычок в спину. Обижаться я не стал — сам виноват, — потому быстро встал на место и послушно зашагал за нашей наставницей, которая повернула вскоре к открытой секции забора, и мы, войдя наконец на территорию базы, очутились перед массивными железными воротами в некий бетонный ангар, над которыми красовался большой черный щит с тщательно выведенной желтой краской надписью «Территория „Долга“. Применение оружия в пределах лагеря ЗАПРЕЩЕНА! Нарушителей ждет РАССТРЕЛ!» Не обманывала, выходит, девчонка — «долговцы» шутить явно не собирались. Если честно, мне от этой строгости стало даже чуточку легче на душе, я сразу почувствовал себя в безопасности. Да и доверие к Анне, надо сказать, заметно возросло.
