Сергей Дмитрюк - Зуб кобры
Постояв под струей горячего воздуха и закутавшись в теплый мягкий халат, я вышел из ванной комнаты, чувствуя запах, от которого заурчало в желудке. Но вместо того, чтобы ворваться в столовую, как голодный дикарь, и наброситься на еду, я неторопливо расчесался перед зеркалом, оделся и только после этого предстал перед Таней, с жадностью ловя опьяняющие запахи жаркого.
Мой напыщенный и важный вид заставил ее прыснуть со смеху. На ней был все тот же желтый махровый халат, перехваченный на талии поясом. Волосы она аккуратно собрала на затылке в тугой пучок.
Поставив передо мной тарелки с едой, она села напротив и, подперев подбородок рукой, с любовью наблюдала за тем, как я безудержно поглощаю божественно вкусную пищу.
Когда тарелки опустели, она положила мне еще, потом еще и еще, пока я, наконец, обессиленно не откинулся в кресле, чувствуя, что мой живот стал тяжелее килограмм на десять.
А Таня все так же любовно наблюдала за мной, словно я был произведением ее кулинарного искусства. На губах ее блуждала счастливая улыбка. Тонкий солнечный луч каким-то чудом пробился сквозь дымчатые оптические занавеси на окнах и теперь играл на ее щеке озорными зайчиками, золотя бархатистый пушок кожи. Казалось, она светится изнутри, словно жемчужная.
— Танюшка! — Я перевалился через стол, приближаясь к ней.
Глаза ее сделались пьяными от счастья.
— Я хотел извиниться перед тобой за вчерашнее… Появилось срочное дело, и я просто не успел сообщить тебе о своем приезде. Я знаю, это свинство с моей стороны, но понимаешь…
Ее теплые пальцы прикрыли мои губы.
— Перестань! Иди, отдохни. Я только приберу здесь и приду.
Я заглянул в ее серые глаза и послушно вернулся в гостиную. Подумав, лег на мягкий диван, услужливо подставивший мне свое теплое шелковистое тело.
Я лежал, глядя в потолок, чувствуя блаженный покой во всем теле. Сквозь распахнутые створки окон ветер нес шум листвы и беспокойный гомон птиц в кленовой аллее внизу.
В столовой зашумела вода, затем тихо заурчал посудомоечный комбайн, слабо загудела воздушная сушка. Все эти звуки были удивительно домашними и рождали в душе сентиментальное умиротворение. Я прислушивался к легкому позвякиванию посуды, расставляемой умелыми Таниными руками по своим местам, и даже не заметил, как она вошла в комнату и присела рядом на диван.
— Тебе хорошо со мной? — Голос ее зазвучал ласковой заботой. Она нежно провела рукой по моим волосам.
— Очень! — Я поймал ее руку, поцеловал горячую ладонь. — Может быть, это прозвучит глупо, но я чувствую себя бесконечно счастливым и защищенным с тобой, как ребенок…
— Глупенький! — Ее глаза наполнились еще большей нежностью. Она склонилась надо мной, поцеловала меня в губы.
И я снова утонул в этих серых колдовских озерах — ее глазах — и голова снова закружилась, захмелела пьянительной истомой. Сердце в груди сделалось непомерно большим; удары его гулко отдавались в голове, словно набат вечевого колокола.
— О каком деле ты говорил? — неожиданно спросила Таня, уперевшись руками мне в грудь и слегка отстраняясь, чтобы у меня не было возможности снова начать целовать ее.
— О деле?.. Ах, ты об этом?! Так, ерунда!.. Тебе будет не интересно… — Мне не хотелось говорить сейчас с ней о предстоящем отлете — слишком завораживающей и прекрасной была сказка, спустившаяся на меня после стольких месяцев затворничества на Орбитальной, вдали от Земли. Нет, не теперь, потом, позже…
Она пристально посмотрела мне в глаза. Сказала с плохо скрываемой досадой:
— У тебя сегодня снова неотложные дела? Не будет целый день?.. Жаль. Я опять проведу свой выходной одна?..
— А вот и нет! Не угадала! — воскликнул я, обнимая ее за плечи. — Сегодня я никуда без тебя не уйду. Честное слово!
— Правда? — Радость озарила ее лицо. Глаза стали лучезарными и светящимися.
— Да! И мы едем сегодня в «Сады Любви». Надеюсь, ты не против?
Она бросилась мне на грудь, с наигранной обидой надув губы.
* * *Крохотный магнитный катерок бесшумно тронулся с места, устремляясь к залесенным холмам на юге. Прозрачный колпак был откинут назад, и ветер ласкал кожу, трепал волосы.
Таня сидела рядом, прижавшись к моему плечу, прищурившись на солнце и не сводя с меня глаз. Я тоже смотрел только на нее.
Минута полета на двадцатиметровой высоте, и мы оказались в сказочном мире цветов. Их грозди спускались отовсюду: оранжевые, алые, снежно-белые, розовые, голубые. Огромные бутоны, похожие на чаши или колокола, колыхались на ветру, и мне слышался их нежный шепот, словно это влюбленные тихо переговаривались между собой.
Впрочем, ничего такого, конечно же, не было. Одурманенный, опьяненный красотой и ароматом цветов, околдованный маленькой сероглазой колдуньей, я тонул в безбрежном море чувств, задыхаясь от счастья и восторга. Казалось, что все это удивительный сон, и я страшился проснуться и потерять ее самую прекрасную девушку на свете, которая сидела сейчас рядом со мной и смотрела на меня влюбленными, счастливыми глазами.
Таня!.. Танечка!.. Танюшка!.. Милая!.. Родная!.. Любимая!.. Казалось, само сердце выстукивает ее имя, наслаждаясь этим удивительным звуком. Вот она — рядом со мной, такая близкая и домашняя!
Я склонился к ней; окунулся лицом в ее душистые волосы, и голова снова пошла кругом, окончательно захмелев.
Мы целовались долго и безудержно, покачиваясь в крохотном аппарате над всем остальным миром, и мир этот не существовал для нас — были только она и я. Наконец она откинулась на спинку сидения, переводя дух. Губы ее слегка припухли от поцелуев. Я видел свое взлохмаченное отражение в ее потемневших глазах.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — Она пристально смотрела мне в лицо огромными расширившимися зрачками.
— Хочу! Хочу сказать очень многое, но не нахожу слов, чтобы выразить все свои чувства!
Она улыбнулась:
— Дурачок! То, что ты хочешь сказать мне, я давно, давно знаю! Разве ты не понимаешь, почему мы до сих пор вместе? — Ее глаза испытующе блуждали по моему лицу.
Я снова обнял ее; зарылся лицом в ее волосы.
— Влад! — тихо позвала она.
— Что?
— Я люблю тебя!
Я еще крепче сжал ее в своих объятиях. Казалось, сердце сейчас разорвется от счастья.
Уже темнело, когда мы вернулись домой. Крадучись, словно шаловливые дети, пробрались по темной аллее, взлетели на лифте на наш этаж и только здесь весело рассмеялись этой глупой шалости.
Вспыхнул яркий золотистый свет. Таня приглушила светильники и, скинув прямо на ковер платье, прыгнула в мягкое и уютное кресло, глядя на меня сверкающими глазами.
Я хотел обнять ее, но вдруг почувствовал смутную тревогу и тяжесть на сердце. Удивительный, сказочный день нашей любви закончился — приближалось время объяснений и расставания. Я искал для себя предлог оттянуть неизбежное, но не находил.
Таня, почувствовав неладное, насторожилась, пристально глядя на меня.
— Что-нибудь случилось, Влад?
Я опустился в кресло подле нее, положил руку на ее гладкое теплое колено. Взгляд мой остановился на ее высокой упругой груди, но я отвел глаза в сторону.
— Да… то есть нет… Понимаешь, я должен был, наверное, сказать об этом давно, сразу… но я не решался испортить наш праздник.
— Испортить? — Ее пронзительный взор пронизывал меня до самого сердца. Я почувствовал, как она вся напряглась. — Что же все-таки произошло?
— В сущности, ничего страшного. Просто обстоятельства требуют моего присутствия в одном месте, и я буду вынужден снова покинуть тебя…
— Ты куда-то уезжаешь? — настороженная тревога сквозила в ее голосе. Она искала моего взгляда, но я избегал ее всеведающих глаз.
— Да… Далеко.
— Это «далеко» — другой континент?.. Спутник?..
Я чувствовал, как растет напряжение в ее голосе.
— Нет. Это другая планета… Я должен лететь в Сообщество, со специальным заданием… — на мгновение я встретился с ее взглядом, и внутри у меня все похолодело.
— Надолго?
— Все зависит от обстоятельств… Думаю, что не очень.
Наступило тягостное молчание. Я проклинал себя за то, что начал этот разговор, за то, что причиняю ей боль — в который уже раз! Она сидела, съежившись в кресле, и смотрела прямо перед собой невидящими глазами.
— Ты не спрашиваешь, зачем я туда лечу? — осторожно поинтересовался я.
Она вздрогнула, словно очнулась ото сна. Посмотрела на меня пустыми глазами.
— Просто понимаю, что это не мое дело, — сказала упавшим голосом. Спросила: — Это опасно? — и тут же перебила меня. — Хотя, зачем я спрашиваю?! Можешь не говорить. Разве когда-нибудь твоя работа была не опасной?.. — Она бросила на меня вопрошающий взор.
Я хотел ответить ей, успокоить, но она снова остановила меня:
