Николай Полунин - Харон
— Путаешь ты две разные поговорки.
— Ага, — подтвердил сквозь прожевываемую колбасу, — это я нарочно.
— С тобой, между нами говоря, тоже не как в букваре. Но если бы ты сейчас не появился, Иван, очень может быть, что со мною дальше бы вообще ничего не было.
— Это как?
— А так. Иван, я для тебя хоть что-то значу?
— Та-ак. Прибыли, значит, на конечную станцию…
Заметил, что Инкины губы прыгают.
— Уходим так уходим, по пути расскажешь. Где антресоли-то твои?…
Ему досталась сумка с вещами, Инка взяла пустую — для «всякой всячины». Выходя, из внезапного любопытства перевернул книгу, отодвинутую Инкой на угол софы во время сборов.
Затрепанный, не новый не блестящий тиснением, лаковой картинкой или пленкой томик Пушкина. «Маленькие трагедии».
«Вот те раз, — подумал он, — ну-ка, ну-ка…» Но это был не «Каменный гость», где раскрыто. Следующая, «Пир во время чумы».
«Ага! Луизе дурно; в ней, я думал,
По языку судя, мужское сердце.
Но так-то — нежного слабей жестокий,
И страх живет в душе, страстьми томимой!»
Даже присвистнул.
— И ты читаешь это всерьез? Ты?
— А ты меня с девочками-мальчиками, что в уши дебильники втыкают, не равняй! — огрызнулась Инка, спускаясь по лестнице. Не обернулась даже. Почему-то она не стала ждать лифта.
— Ты хоть дверь заперла как следует?
— Черт с ней.
Миновав нижнюю площадку, Инка вдруг попросила его пройти одному, поглядеть, не стоит ли поблизости вишневое «Вольво-470», номер Э-898-МК, а сама осталась внутри. «Вздрагиваешь?» — Он усмехнулся. «С тобой нет, но к чему время-то терять?» — «Логично».
Однако первое, что он увидел, выйдя наружу в вечернюю Москву, был вовсе не ряд припаркованных вдоль внутреннего проезда машин.
Сколько прошло дней! Недель.
Судя по почти совершенно голым тополям, по редким — уже успели собрать, смести — листьям на мокром зеркальном асфальте, по гнусному мельчайшему дождю, по холодному ветру, который пронизал сразу до костей, несмотря на толщину и непродуваемость куртки, сегодня он угодил в октябрь, если не начало ноября. Снега видно не было, но ведь в Москве, как во всяком огромном городе, он ложится позже и стаивает чаще.
Он просто стоял и дышал водяной пылью, пока не вспомнил, что им отчего-то надо спешить. Ах да, поезд. Куда она собирается его тащить? В смысле не поезд тащить, а его на поезде куда-то тащить.
Вновь посмотрел на стоящие машины. Нет, такого «Вольво» с таким номерным знаком среди них не было.
«Чего она боится — местных гопников, шушеры, любовников-содержантов, угрозыска, а то подымай выше — всяких ГУБО, ФСК-ФСБ и чего там еще из той компании есть? Без меня набедокурила? Аукнулось ее туманное прошлое, она ведь девочка явно с прошлым? Везет мне все-таки. С ней, стервой, точно попадешься. Вырваться-то я вырвусь, два «обращения» в запасе, но сутки — псу под хвост».
Он хохотнул получившемуся каламбуру.
«Погоди, а может, ее по тому делу тягают, за Генерала моего? Нашли ее все же? Сейчас спрошу».
Он шел уже к подъезду, когда из-за дома вывернула машина. До нее было метров сто. Она медленно прокатилась под фонарем, высветился силуэт «Вольво».
— Ты этих гостей ждала? — бросил Инке, оказываясь рядом. — Тебя не забывают. Не сказал бы я, что ты сильно готовилась к встрече и приему. Много их может быть, оружие носят?
Вдруг он ощутил, как всю ее прямо-таки колотит, скручивает, водит водуном из стороны в сторону.
— Эй? Что ты, девочка, да будь их хоть полная тачка с автоматами… Ты в порядке, Инка?
— Иван… — еле услышал шепот, — Ив-ван, спаси меня. Если ты только можешь… Упаси меня от этого… Этого…
«Вольво» остановилась поодаль, где было место. Фонари вдоль дома находились один впереди, другой позади, и света от них не хватало, но он-то прекрасно видел, как из машины вышли всего двое, причем самого нормального вида мужики. Водитель не спеша открыл багажник, выставил оттуда большую квадратную коробку, багажник захлопнул, коробку поднял на него с мокрого асфальта. Второй, фигурой пошире, повозился, добыл с заднего сиденья большое бесформенное на первый взгляд и хрустящее, и, приглядевшись, можно было узнать упакованный букет. Чего же здесь найти ужасающего?
«Если только современный Джек-Потрошитель взял себе ассистента-стажера, а в коробке подарочный пыточный набор? Буквально для праздника? Но место Потрошителя здесь отнюдь не вакантно».
Инка, должно быть, тоже увидела, причем совершенно не то, чего ожидала. Она шепотом длинно выматерилась, вдавила бычок, словно хотела продырявить им стену. Ей, похоже, резко полегчало.
— Иван, слушай, это не те, — зашептала она быстро-быстро, пока там заканчивали и «Вольво» послушно и коротко гукала на сигнал с брелока, — это так, чукча один, при нем телхран. Привычка у него без звонка являться. Тот под него и косит. («Кто — тот?» — мгновенно отметил он несоответствие.) Но чтоб они меня видели, тоже не надо. Телхран у него знаешь какой дубина… Ты прикрой меня как-нибудь хоть здесь в уголке, ну же, Иван!
— Тоже к тебе, значит. Ну, ты разнообразная женщина.
Обнял, закрыл плечами.
— Извиняюсь, молодые люди… — За спиной просопело, протопало, ушло на площадку к лифту, грохнуло дверью, загудело, уехало.
— Теперь удираем!
Они выскочили на улицу, побежали. Инка не отпускала его руки, неслась вприпрыжку. Он готов был поклясться, что минуту назад эта рука, так же стискивавшая его руку, оделась льдом смерти, готов поклясться. И с губ слетали последние слова. Уж он разбирался в этом.
Сейчас же Инка сделалась школьницей, счастливо удравшей с занятий, а негаданная встреча внизу — вроде как случайно промелькнувший в том конце коридора завуч.
Но он-то видел. И кроме того — что заставило его оглянуться, пробегая? — номер вишневого «Вольво» был не каким-нибудь, а именно Э-898-МК. Тот, что она и назвала.
— Я пьяная, пьяная, ты меня напоил! — приговаривала она в подхваченном такси, целуясь и ластясь. Прежняя Инка, а не то испуганное существо, что открыло ему дверь. Ничего, спросить еще успеется.
К Белорусскому она протрезвела. «Эйфория спала», — подумал он, украдкой приглядываясь к разом осунувшемуся лицу, к теням, что легли вокруг запавших глаз. Не случилось бы истерики. Но действовала Инка решительно и здраво.
Инка понеслась в кассы, а его навострила «набить суму под завязку всем, что пьют и едят», предупредив, что он имеет двадцать минут. Ждать она его будет вот тут вот, у входа в кассовый зал, у окна справочной. Он хотел дать ей денег, на что она сказала очень удивленно и по всему совершенно искренне:
— Так ведь я же твои сохранила. Что ты оставлял. — И предъявила бумажник, до молекулы, наверное, идентичный тому, который лежал у него во внутреннем кармане. — Все в целости, можешь посмотреть, посчитать.
— Ты чудесное, но непознаваемое создание. — Сказав так, он поспешил к оазисам, где можно было в два счета «набить суму», благо это находилось в нескольких шагах.
В поезд вскакивали на ходу, помахав перед носом недовольного проводника билетами. Долго шли от хвоста в середину к своему вагону.
— Принц Ля Помм с принцессой Ля Помм де Терр отправляются к сказочным берегам… чего-то там, — выскочило у него при взгляде на их купе-СВ с римской галочкой на двери.
Инка мазнула через плечо синими вечерними глазищами — они у нее менялись и в зависимости от времени суток тоже:
— Думаешь, легко было взять? Но не все мы господа.
— Да нет, я чего — я ничего. Ты молодец.
Инка сама отнесла билеты проводнице, приволокла полдюжины «Тюборга» в картонной коробочке-ридикюльчике. — «Ты ж наверняка не додумался, а у нее щас один «жигуль» и останется. Я пива хочу». Заперла дверь на задвижку и откинула флажок стопора. — «Теперь не припрется, за постель я отдала». Взялась устраивать на столике.
Ему оставалось лишь наблюдать за ее шуршащеразворачивающими и позвякивающе-расставляющими движениями, что он и делал, примостившись в уголке. «Между прочим, стоимость постельного белья в СВ входит в стоимость билета», — сообщил он. «Да? — легкомысленно отозвалась Инка. — Ну пусть подотрется тогда этой денежкой. Не отвлекай меня, я создаю уют».
Потягивая темное из бутылочки, он спрашивал себя, на кой ляд опять во что-то ввязался.
Напротив 19-го таксомоторного, на опушке Кузьминского лесопарка расположена территория, занятая гараж-конторой. Справа от трассы при выезде из города, не доезжая бензоколонки. На воротах либо смена Жука, либо смена Толстого, либо Михал Сергеича по прозвищу Горби. Ключи у них, ребята честные. Бокс номер 254, два навесных замка, один — секретка. Джип «Чероки», как у незабвенного тезки-Мишки, даже цвет тот же — «мокрый асфальт». Полный бак. Полный багажник. Занадобится острых ощущений — так «узи-45», иными мерками 11,3 мм — в тайнике. Полное «не хочу» — он прикрыл глаза и с невольным вздохом прогнал столбики имен и телефонов — девочек, среди которых найдутся куда поинтереснее «Инночки-любимой». И по две есть подружки, и по три. Что там, где-то даже был мальчик какой-то, всучивший-таки — настолько очаровался, что ли — ему свой телефон, а он сдуру занес в картотеку. Чего стесняться, раз пошла такая пьянка, «месье Жан» так «месье Жан»! Да, ведь и Дарьи этой где-то телефончик был… Вернув строку, увидел его, перечитал, но и так помнил, оказывается… И хочешь тебе — Селигер-лейк, хочешь — Себеж, всюду встретят по старой памяти гостем дорогим. А хочешь — ближе. А какая кухня! Какая обслуга! Все в западном (хочешь — восточном) рекламном глянце — и подают на чистых тарелках… Так нет же.
