Константин Клюев - Т-34 — истребитель гархов
Общий хохот стал ответом сержанту Эмсису, прятавшему широкую улыбку за кружкой ароматного чая.
* * *Волк выскочил из кустов, отделявших беседку от аллеи, и начал метаться от ступеней беседки к широкой дорожке, как бы приглашая людей за собой. Андрей Аристархович спустился из беседки и посмотрел из-под руки в сторону ворот. Двое с трудом волокли третьего, подставив шеи под его безвольные руки. Профессор позвал танкистов, и Иван-да-Марис с Виктором выскочили из-за стола. Ковалева удержала Елена Андреевна, усадив на место и строго отчитав за излишнюю прыть.
Через пять минут Ваня Суворин и Марис принесли к крыльцу изможденное тело в изорванной военной форме без знаков различия и ремней. Профессор и Виктор привели еще двоих, кое-как передвигавших ноги.
— Леночка, приготовь все к осмотру. — Андрей Аристархович сыпал короткими точными распоряжениями, и все, кроме Волка и Ковалева, оказались вовлечены в круговорот, возникающий обыкновенно в госпиталях при большом стечении раненых. В конце концов, все скрылись в доме, а Ковалев остался сидеть на крыльце. Волк лег на нагретую землю возле нижней ступеньки и положил морду на вытянутые передние лапы, глядя в сторону ворот и изредка настораживая правое ухо в сторону дома.
Капитан думал, рассеянно слушая щебет птиц и звуки из открытого окна комнаты, которую профессор величал смотровой. Мысли его сначала метались хаотично, но затем стали выстраиваться в определенные линии, как железные опилки под действием магнитного поля.
Александр достал папиросу, прикурил, не затягиваясь, подержал дым во рту и выпустил его синеватым облачком, осторожно принюхиваясь. Курить ему было позволено только сегодня утром, и он боялся закашляться с непривычки. Еще с первых юношеских затяжек Ковалев помнил, что кашель во время курения порождает во рту ужасную горечь, надолго лишая процесс всякого смысла и привлекательности. Подымив некоторое время вхолостую, Александр осторожно затянулся. В голове капитана царил стройный порядок. Вновь прибывших он отмел сразу — за недостатком информации. Все существенное было сказано за обедом.
— Итак, — Ковалев достал из нагрудного кармана свой белый жетон-коммуникатор и рассеянно нажал кнопку-шеврон. На поверхности растерянно вращался зеленый треугольник. Полная апатия. — Итак, мы оказались по общему правилу примерно в сотне километров от перехода. Почему-то коммуникатор направления не показывает. На это может быть несколько причин, одна из которых — большое расстояние. Получается, что искать узел для перехода нужно почти наугад. Почти — потому что если переход не на озере Светлый Яр, тогда я вообще ничего не понимаю. А? Что думаешь, волчара?
Волк обернулся и сощурился, громко дыша открытой пастью, затем зевнул и прищелкнул клыками. Ковалев понажимал на все кнопки коммуникатора, с удовольствием затянулся и выпустил струйку дыма, развернувшуюся в толстое кольцо.
— Град Китеж Великий. — Ковалев с удовольствием рассуждал вслух, глядя на мельтешащие по земле солнечные блики, пробивающиеся сквозь листву высокой березы. — Китеж. Интересно, аэроплан по нашу душу летал или совпадение? Тут еще эти парни. Точно из лагеря. Так что если не нас, так их искать начнут — все равно нужно уходить. Интересно, а что с дорогами? Не хотелось бы лес валить всю дорогу до озера. Так можно и не успеть. Авиация у нас на высоте, вколотят в землицу по уши. Да и болота наверняка здесь бездонные. Нашелся бы хоть какой-нибудь проселок для нашего Великого Дракона, хоть какая-никакая дорога, а, серый?
— Найдется, — серьезно ответил Волк низким сиплым баритоном. — Есть дорога.
На крыльце появился взмокший Иван Суворин и с жалостью смотрел, как его командир хрипит и бьется в приступе кашля, то хватаясь за ребра, то отмахиваясь руками от остатков невидимого дыма. На миг Суворину показалось, что Александр Степаныч приложил палец к посиневшим от натуги губам и как-то особенно вытаращил глаза. Наверное, просил повременить с докладом. Недовольный Волк, согнанный с места страшным командирским кашлем, поднялся на ноги и отправился в беседку.
— Бежали из лагеря, все трое, — сообщил Ваня, когда Ковалев перестал хрипеть и задыхаться. — Самому слабому еще и пуля в спину попала. Не курил бы ты пока, Степаныч! Охота пуще неволи, я понимаю, но не надо бы, а?
Ковалев беспомощно смотрел на Суворина слезящимися после кашля глазами, и во взгляде командира Ивану померещилось непонятное сочувствие.
* * *Елена Андреевна уже собрала инструменты в автоклав, и теперь раскладывала медикаменты по полочкам. Андрей Аристархович сидел на стуле возле пациента и считал пульс, поглядывая на карманные часы. Бледное бескровное лицо лежащего на кушетке не выражало ничего — ни страдания, ни облегчения, ни даже безразличия.
Ковалев вопросительно посмотрел на профессора.
— Спит. Теперь он будет долго спать. Пулю извлекли. Должен бы выкарабкаться, но сильно истощен. Если ночь переживет — будет жить.
Черноволосый мужчина с нервным лицом сидел неподвижно в углу у окна. Ковалев не сразу признал в нем одного из беглецов: умытый и причесанный, переодетый во все чистое из хозяйских запасов, тот был похож на беззаботного аспиранта-дачника из довоенного кино.
— Кухарский Константин Сергеевич, капитан, фронтовая разведка, — молодой человек вытянулся перед Ковалевым. — Бежал из лагеря, со мной двое.
— Метляк Андрей Никитович, рядовой, — невысокий молодой человек лет двадцати пяти, пегий и взъерошенный, стоял за плечом Кухарского, заложив за спину руки и выставив вперед ногу в профессорском сапоге. — Приговор не совместим с жизнью.
— Медик-расстрига, — ухмыльнулся Андрей Аристархович. — «Не совместим»… Ишь ты, вольнодумец. Саша, усади их, в ногах правды нет, особенно после такого забега.
— Вольно. Садитесь. Мы здесь тоже в гостях. Я — капитан Ковалев, Александр Степанович, командир танковой роты. С остальными членами экипажа вы уже знакомы?
Беглецы кивнули.
— В этой глуши — танки? — тихо засмеялся Кухарский. — Век живи — век удивляйся!
Ковалев помолчал, задумавшись, затем встрепенулся:
— Кто третий?
— Неделин Юрий Алексеевич, младший лейтенант, командовал взводом охраны в нашем лагере. Его, — Кухарский качнул головой в сторону кушетки, — шальная пуля ударила на излете, мы даже не слышали выстрела. Бред какой-то.
Выгоревшие брови капитана Ковалева взметнулись вверх. Профессор аккуратно положил руку раненого на постель, снял старомодные очки и принялся заводить свой хронометр. Из соседней комнаты показалась Елена Андреевна в забрызганном кровью халате.
— Юрка сразу после учебки к нам попал. — В голосе Кости Кухарского послышалась странная нежность, как если бы он говорил о братишке-первокласснике. — В первое же утро отказался избивать заключенных. Не по уставу, мол. Ну, разжаловали его, под арест. Мучили злее, чем других, да все без толку. Кремень оказался наш Юрка. Сломали об него зубы. Комендант лагеря и приказал расстрелять его — от позора долой, с нами за компанию.
— Так, раненый пусть спит. Прошу на свежий воздух, там и договорим. — Ковалев круто развернулся и отправился к выходу; остальные потянулись за Александром цепочкой. Чаликов пропустил всех вперед и остался в смотровой.
— Я посмотрю тут пока, — шепнул он Елене Андреевне и уселся у окна, время от времени прислушиваясь к слабому дыханию пациента.
* * *Неделина хоронили молча. Странный мальчишка улыбался, умирая, и эта улыбка оставалась на его лице, когда закрывали сосновый гроб. Его могилу устроили рядом с могилой сына Елены Андреевны. Закончив дело, вернулись к дому. Накрыли в беседке и в тишине выпили. В пронзительно синем небе чудилось прощание и прощение. Серебристые нити паутины вспыхивали в солнечных лучах. Ясный день тревожил душу своим безмятежным великолепием; вокруг было так хорошо, что понималось само собой — лучше быть уже не может, и теперь будет только хуже…
У беседки появился Волк и уставился на Ковалева желтыми глазами.
— Знаете, у меня часто бывает такое чувство, что наш Волчок вот-вот заговорит, — засмеялась Елена Андреевна. — Вот сейчас он чего-то хочет от Сашеньки, смотрите.
— Да ничего он не хочет, наверное, миску с водой опрокинул, а я ближе всех сижу, — сказал Ковалев первое, что пришло ему в голову. — Я сейчас, извините. Ну, пойдем, серый, показывай, что там у тебя случилось.
Ковалев сел на теплые ступеньки парадного входа и закурил. Волк лег мордой к воротам.
— Там люди. Много. Солдаты. Идут сквозь лес, широко. Ищут тех, кто убежал.
— Понятно. Что будем делать?
— Сегодня они пройдут стороной. Отведу им глаза. Но на завтра уже не хватит сил. Много людей. Искать будут, пока не найдут — живых или мертвых. Иначе их тоже. — Волк громко подышал и замолчал.
