Дэвид Вебер - Вселенная Хонор Харрингтон
В течение двух веков Хевен продолжал процветать. Его население выросло почти до семи миллиардов, а сам он превратился в своего рода звездные Афины. Сектор Хевена, хоть и состоящий из независимых систем, в целом по экономической мощи приблизился к Солнечной Лиге, при этом оставаясь оживленным и нацеленным на экспансию, в отличие от удовлетворенной и сонной Лиги. Хотя в секторе нет туннельных сетей, но есть доступ к Мантикорской (а позднее и к Эревонской) сети и через них к лиге. В целом были все основания полагать, что экспансия и процветание в секторе будут продолжаться.
Не вышло. Нельзя точно указать на событие положившее начало изменениям, но общей их причиной, наверное, был так сказать сверхуспех. Сектор — и Хевен в частности — чересчур преуспели. Начали появляться сожаления, что неимоверные богатства сектора распределены столь неравномерно. Капитализм, как обычно, породил разделение общества на классы, от чрезвычайно богатых, до бедных и даже нищих. Даже то, что «нищие» Хевена жили неизмеримо лучше, чем граждане Нью-Берлина до прихода династии Андермана, не принималось во внимание, ибо сравнивали-то они со своими собственными соседями.
В республике начались эксперименты, поначалу осторожные, с программами взаимопомощи и благотворительности чтобы улучшить перспективы наименее успешных граждан. К сожалению, то, что начиналось как эксперимент, закончилось чем-то совершенно иным. Трансферты для поддержания малопродуктивной индустрии становились все больше, облагая все большей данью продуктивные отрасли. Малорентабельные операции поддерживались защитными тарифами, государственными займами и прямыми грантами на обеспечение полной занятости, что одновременно подрывало общую эффективность и производительность индустрии и способствовало инфляции. Инфляция, в свою очередь, ухудшала положение бедных, требовала все больших трансфертов, которые вскоре стали индексировать в соответствие с инфляцией в обязательном порядке. По мере расширения сети взаимопомощи те, кто помощь получает стали воспринимать это как реализацию своих «прав». И к 1680 году э.р. на Хевене была опубликована знаменитая «Декларация Экономических Прав», объявившая, что «неотъемлемым правом» гражданина является законодательное закрепление (и поправка на инфляцию) уровня жизни.
По ходу дела правительство запустило бесконечную спираль возрастания инфляции, трансфертов и дефицита бюджета. Кроме того, оно (неумышленно, по крайней мере первоначально) подорвало основу своей собственной демократии. Средний класс, традиционная опора Республики, оказался под все увеличивающимся давлением как снизу, так и сверху, между молотом все менее продуктивной экономики и наковальней все возрастающего бремени благотворительной системы. Когда-то средний класс воспринимал богатых как (в худшем случае) невраждебных конкурентов или (в лучшем случае) как союзников на пути к совместному процветанию. Теперь же, как богатые, так и бедные ими воспринимались как противники в борьбе за сокращающийся достаток. Хуже того, традиционная цель среднего класса — переход в разряд богатых — становилась все более призрачной и обвинить в этом было гораздо легче богатых, чем бедных. Таковые обвинения звучали все чаще по мере того, как «просвещенные» комментаторы и академики занимали ведущие позиции в СМИ и системе образования.
Пожалуй хуже всего было появление блоков «Долистов». Долисты, получившие свое прозвание за то, что получали свою «долю» государственной помощи, тем не менее имели право голоса и, естественно, отдавали голоса тому из кандидатов, кто обещал им дать больше. В этом смысле интересы долистов тесно переплетались с интересами карьеристов-политиканов. Появился новый класс политиканов — менеджеры долистов — исполняющий роль «делателя королей», предоставляя своему кандидату громадный пакет голосов. Политики быстро осознали, что «подкармливая» менеджеров могут быть практически уверенны в надежности своего положения — и что обратное столь же справедливо. Политик же на которого ополчился «Народный Кворум» (официальное название союза менеджеров долистов) был обречен. Лидеры Кворума, осознав свою силу, продемонстрировали ее всем на примере нескольких политиков.
В конце концов, завершая картину массового сумасшествия целой планеты, большинство из тех, кто понимал, что творится что-то не то, попали в плен «теории заговора», подразумевая что проблемы вызваны целенаправленными действиями врагов — скорее всего местных «денежных мешков», или иностранных производств «запрудивших» рынок Хевена дешевыми суррогатами. Хуже того, к середине 18 века 8 в обществе и среди политиков стало преобладать мнение, что «этого бы не произошло, если бы мы не допустили где-то ошибку», а к концу столетия эта мазохистская тенденция только усилилась.
К 1750 году э.р. Республика — больше не «Республика Хевен», а «Народная Республика Хевен» — оказалась в плену у коалиции профессиональных политиков (и не помышлявших о другой карьере) и Кворума пользующихся поддержкой и сотрудничеством с морально и интеллектуально обанкротившейся наукой. Средства массовой информации работали на Кворум, если необходимо — то под угрозой занесения в черный список. То, чего Кворум может добиться занеся журналиста в черный список было продемонстрировано на примере Адель Вассерман, одной из последних умеренных журналистов. Ее умеренность по стандартам середины 17 века была бы расценена как левоцентристские убеждения, но современники из 18 века заклеймили ее «консерватором» и даже «реакционером». Ее называли «врагом общества», «рабом денежных мешков» и «элитисткой». Ее наниматель, одно из последних независимых агентств новостей, в результате экономического бойкота, забастовок и давления со стороны правительства было вынуждено уволить ее с формулировкой «за социальную нечуткость и избыточную демагогичность». Увольнение и последовавшая затем эмиграция в Королевство Мантикора, где Адель стала одним из ведущих теоретиков центристской партии, стало знаком для всех имевших глаза чтобы видеть: Хевен обречен, если не произойдет что-то совершенно экстраординарное.
Впервые с подобной проблемой столкнулись давным-давно, на Старой Земле в эпоху Великой Римской Империи: когда власть держится на «хлебе и зрелищах», властители вынуждены проявлять все большую и большую щедрость, чтобы оставаться у власти. Соответственно политикам требовалась бездонная кормушка, чтобы платить долистам и поддерживать привычную систему взяток и коррупции. Даже такая прочная экономика как была у Хевена не выдерживала такого бремени после двух веков саморазрушения. Было очевидно, что система в целом в беде: налоговые поступления не покрывали расходов уже 143 стандартных года; исследования и перспективные разработки сворачивались, поскольку чрезмерно политизированная (и, соответственно, неэффективная) система образования вместо научной подготовки занималась словоблудием на тему псевдонаучных коллективистских экономических теорий; и без того сократившиеся числом способные менеджеры производства утекали в другие системы, где они бы могли использовать свои таланты к собственной выгоде. Конец этой утечке должен был положить «Акт о Сохранении Технического Потенциала» от 1778 года э.р. запретивший эмиграцию ученых и инженеров, поскольку их знания национализировались как «достояние Республики», но и он не смог обратить общую тенденцию.
Экономический рост остановился — на самом деле сменился падением — но постоянное повышение Базового Жизненного Пособия было политически неизбежно, и последовавшие застой и инфляция стали самоподдерживающимся процессом. В 1771 году э.р. в совершенно секретном докладе Палате Законодателей предсказывался полный коллапс экономики к 1870 году по сравнению с которым Великая Депрессия 9 или Экономическая Зима 252 года э.р. выглядели бы мелким регрессом. Военные, извещенные о предполагаемой глубине коллапса, предупредили, что за ним последует уличная война, в которой граждане будут биться за пропитание, поскольку Хевен достаточно давно зависим от импорта продовольствия.
Правительство видело только два выхода: сжать зубы, прекратить практику дефицитного бюджета, отменить БЖП и надеяться пережить последующую катастрофическую реорганизацию, или найти какой-нибудь источник пополнения бюджета. На деле, конечно, первый вариант для них был неприемлем, но из экономики уже мало что можно было выжать. Часть законодателей, запаниковав, предложили драконовский план «потрясти богатых», но большинство понимало, что эффект будет чисто косметическим. Не говоря даже о богатстве самих законодателей, богатые составляли не более 0, 5% населения и даже предложенный конфискационный уровень налогообложения принес бы только временную отсрочку… и полностью бы ликвидировал будущие частные инвестиции и налоговые выплаты (уже доходившие до 92% на доход и 75% на инвестиции). Самоподдерживающаяся налоговая система может существовать только при наличии крепкого среднего класса, а средний класс систематически уничтожался, то что от него осталось было слишком мало для поддержания уровня расходов правительства уже почти сотню лет.
