Андрей Круз - Эпоха мёртвых. Начало
И так он лежал, тихо-тихо, и вскоре сознание оставило его навсегда, а за ним ушла и сама жизнь. Остывающее тело неподвижно лежало на полу, до тех пор, пока дверь не открылась и кто-то не вошёл в тёмный кабинет.
Дегтярёв Владимир Сергеевич
20 марта, вторник, вскоре после полуночи
Оверчук как раз «решал вопросы» с милицией, поэтому Владимир Сергеевич был один, когда столкнулся с подъехавшим на такси Джеймсом Биллитоном. Тот был бледен, взволнован, путал русские слова с английскими и вообще выглядел так, как будто его привезли на расстрел.
— Владимир, это правда, что животные разбежались?
— Это правда, Джеймс, — кивнул Дегтярёв.
— Что мы должны делать?
В голосе американца проскальзывали панические нотки, казалось, что он вот-вот сорвётся на крик.
— Оверчук берёт всё на себя, но я ему не верю, — вздохнул Дегтярёв. — Он скорее нас перестреляет, чтобы мы не проболтались, чем этих обезьян. Я сейчас буду звонить всем, кто с этим хоть как-нибудь связан. Пусть объявляют комендантский час, чрезвычайное положение, карантин, что угодно, но это следует остановить. Вам тоже следует предупредить своих, в Америке. Вы не давали ещё туда наши новые результаты?
— Нет, я жду отчёта от Сергея, — покачал головой Биллитон. — Меня же попросят обратиться к психиатру, если я позвоню им и скажу, что у нас мёртвые обезьяны питаются живыми. Надо будет отправить видеоматериалы, отчёт и всё, что у нас есть.
— Это верно. Я тоже не буду говорить, что некоторые из разбежавшихся животных мертвы. Скажу, что они просто носители опасного заболевания.
— Кому вы собираетесь звонить? — спросил американец.
— Своему руководству, — задумчиво сказал Дегтярёв. — Начну с них, по крайней мере. Если они не смогут расшевелить городские власти, то я тоже не смогу. Если я сейчас расскажу об этом следователю, то он меня арестует, меня продержат в камере как минимум до утра, а затем время будет безнадёжно упущено.
— Почему вы так думаете? — удивился Биллитон. — Опасность слишком высока, чтобы просто держать вас в камере.
— Именно поэтому, — усмехнулся Дегтярёв. — Следователь должен показать, что он «прореагировал» на сигнал опасности. Он запрёт меня в клетку и сядет писать свои рапорты, протоколы, не знаю, что они там в таких случаях пишут. Потом он потребует привести меня к нему и будет старательно подгонять дело к тому, что он лично ни в чём не виноват. Всё. Это нормальная бюрократическая реакция. Я лучше бы обратился к военным.
— У вас же есть военные на связи. Из этого, как его… закрытый город…
Американец закрутил пальцами, пытаясь вспомнить недающееся слово.
— Горький-16, — подсказал Дегтярёв.
— Верно, — кивнул тот.
— Попробую им позвонить, я сразу не подумал, — согласился Дегтярёв. — Там даже не знакомые, а мой лучший друг и однокашник. Может быть, они сообразят быстрее, что следует делать. И надо найти диски с видеозаписями с камер слежения в виварии. Мы делали копии, и они должны быть где-то в лаборатории. Если мы пошлём эти записи, то нам поверят быстрее. И в любом случае я не буду им звонить, пока Оверчук рядом. Если и есть люди, которым я доверяю меньше, то я с ними незнаком.
— Понимаю. В крайнем случае, попробуем действовать через меня. Я поднимусь к себе в кабинет, поищу записную книжку и диск со своим отчётом. Может быть, это поможет заставить кого-то двигаться быстрее.
Биллитон повернулся, чтобы уйти, но Дегтярёв остановил его и спросил:
— Дать вам фонарик? Света нет и до утра не будет.
— А как же вы?
— Я возьму у охраны. У них есть несколько.
— Тогда давайте.
Биллитон взял фонарь у Владимира Сергеевича и убежал в здание, а Дегтярёва окликнул следователь, так и стоявший со своими бумагами у капота милицейской машины.
— Владимир Сергеевич, когда сможете уделить мне внимание?
— Послушайте… — тяжко вздохнул учёный. — Давайте я завтра приеду к вам, в ваш кабинет, и всё расскажу, что знаю. Меня всё равно здесь не было во время взрыва, я ничего не видел, а сейчас у меня на руках чрезвычайная ситуация. Нет электричества, отключились холодильники с культурами, вся работа летит в тартарары. Войдите в моё положение. Надо спасать ситуацию.
Следователь задумался. Разумеется, есть определённый порядок, но он был всё же нормальным человеком и понимал, что таскать на допросы людей, у которых в этот момент дом горит, не всегда разумно. Налицо сам факт взрыва, известно, что взрывное устройство забросили с улицы, и забросил его не директор. Ему уже отдали кассету с записью с камер слежения, где взрыв запечатлён, а значит, будет видно, как бомба попала во двор. Эксперты уже были, взрывотехники — тоже, чего же ещё требовать? Так стоит ли сейчас приставать к людям и мешать им работать? Не стоит.
— Хорошо, — кивнул следователь. — Скажите мне лишь одно: кто это мог сделать, по-вашему?
— Не знаю, — пожал плечами Дегтярёв. — Или просто хулиганы, или «зелёные», Гринпис какой-нибудь. Здесь проводились эксперименты на животных. Других теорий у меня нет. Животные разбежались.
— Это опасно? — насторожился следователь.
Дегтярёву хотелось сказать: «Это настолько опасно, что я посоветовал бы тебе, парень, взять своё оружие, эту машину, погрузить в неё свою семью, или только жену, кто там у тебя, если я вижу только обручальное кольцо, и валить из этого города так далеко, как только сможешь». Но Владимир Сергеевич этого не сказал. Почему? Для себя это он обосновал тем же, чем обосновывал это Биллитону. Поднимать панику в городе должны были специально предназначенные для этого люди, а не сам Дегтярёв и какой-то следователь, даже фамилию которого он не запомнил.
Но на самом деле причина была другая — страх. Страх того, что следователь скажет: «Чем же вы, сволочи, здесь занимались, в центре моего города?» Страх того, что его сразу поволокут в камеру, а его собственная семья останется без его защиты. Страх того, что следователь достанет из-под пиджака свой пистолет, который висит там, в кобуре на боку, и просто застрелит Владимира Сергеевича, и будет прав.
Ситуацию разрешил неожиданно появившийся Оверчук.
— Здесь не работают с опасными вирусами, не то место, — решительно заявил он следователю. — Но вообще следует избегать контактов с обезьянами и крысами, хотя бы из целей обычной осторожности. Обезьяны переносят массу болезней, опасных для человека. Даже СПИД, судя по всему, появился от них. Эти «зелёные», когда устраивают что-то подобное, меньше всего задумываются об окружающих, им лишь бы себя проявить. Я только что разговаривал с вашим руководством, они сказали, что все остальные действия мы можем перенести на завтра. Официальная версия — взрыв газового баллона. Ваши уже привезли и поставили знак, огородили всё лентами, а у меня с той стороны человек дежурит.
— Но завтра я хотел бы видеть вас у себя. — Следователь по-прежнему обращался к Дегтярёву, игнорируя Оверчука.
— Обязательно, — согласился тот. — А сейчас извините, у меня хлопот выше головы.
— Понимаю.
Дегтярёв побежал в будку проходной, где дежурил Ринат Гайбидуллин.
— Ринат, у вас есть хороший фонарик?
— Да, конечно.
— Я хочу, чтобы вы пошли со мной. Нам надо спуститься в подвал, найти кое-что в лаборатории.
— Пойдёмте.
Ринат взял из ящика стола фонарь-дубинку. Дегтярёв окинул его взглядом, посмотрел на висящее на плече ружьё.
— Ринат, вы бы взяли оружие в руки. — Учёный замялся. — А то… животные хоть и разбежались, но, может быть, и не все. А если обезьяны сильно напуганы, то могут напасть, а взрыв их напугал наверняка. Увидите их — стреляйте сразу, цельтесь в голову.
— Вы серьёзно? — У охранника глаза на лоб полезли. — Они вам не нужны разве?
— Они были нужны до тех пор, пока не перемешались между собой. Теперь уже эксперименты с ними невозможны. Со слов Николая знаю, что там и так всё разнесено взрывами, так что стрелять можно. А милицию я сейчас предупрежу, чтобы не удивлялись выстрелам.
Дегтярёв удивился, как легко и просто получалось у него сейчас врать. Никогда раньше он таким умением не блистал и вообще частенько страдал в этой жизни от излишней правдивости и прямолинейности, а сейчас ложь и полуложь выстраивались в стройные ряды мгновенно, объясняя всё, что требуется объяснить.
— Хорошо, Владимир Сергеевич, не проблема, — сказал охранник.
Они вдвоём вышли во двор из проходной, подошли к следователю.
— Владимир Сергеевич, — сказал тот, — мы уезжаем, выставлять дополнительную охрану не вижу смысла. У вас своих людей хватает здесь. А завтра я вас жду у себя.
— Хорошо. И ещё, если вдруг кто-то сообщит о чём-то, похожем на выстрелы, не реагируйте. Мы сейчас пойдём в наш подвал, там могут оказаться животные. Некоторые могут быть ранены, некоторые агрессивны. Обезьяны не слишком хорошо переносят близкие взрывы, так что… сами понимаете. Возможно, придётся их отстреливать.
