Игорь Пиляев - Земля изначальная. Начало пути
Определенная жизнь на дачном массиве теплилась, иногда Саша чувствовала запах дыма – не гари, а именно дыма от костра или печи, протапливаемой дровами, но сама затопить имеющуюся на даче буржуйку боялась.
И были собаки, много собак, сбившихся в стаи, озлобленных и, как выяснилось, весьма агрессивных. Саше однажды пришлось столкнуться с такой сворой. По поведению зверья стало ясно, что она для них – уже не царь природы, а в лучшем случае – объект атаки, в худшем же – просто пища. Волны тошноты подкатили к горлу, когда она заметила в зубах суки человеческую кисть. Собака, видимо, совсем недавно ощенилась и тащила добычу поближе к логову. Не щенкам – им еще было рано, скорее, завтрак для себя. Только тот факт, что стая уже сытно поужинала и, наверное, то, что Сашка застыла на месте каменным изваянием, спасло ее от близкого общения с зубами здорового облезлого пса, ощерившего на нее желтые клыки.
Иногда до Саши доносились звуки работающих двигателей, то ли автомобилей, то ли мотоциклов. Они вызывали конвульсивный страх и заставляли забиваться в свою нору. Впрочем, звуки доносились с асфальтированной дороги, ведущей от дач к трассе, по самим же тесным грунтовым улочкам никто, кроме собак, не перемещался.
Так прошел месяц, и Сашка в какой-то момент начала понимать, что просто дичает. Молодой организм с помощью антибиотиков и разного рода стимуляторов справился с нанесенными повреждениями и разрывами тканей. Но поврежденное сознание находилось в туманной дымке. Безразличие и страх – вот и все эмоции, которые были доступны Сашке. Ей пришло в голову, что безразличию не свойственен страх, но именно так она ощущала себя. Безразличие ко всему окружающему, в том числе и к себе лично, и страх, нет, не за себя и за свою жизнь, а просто липкий животный страх, который парализовал мозг и тело.
Человек – животное социальное. Существовать вне социума могут либо сумасшедшие, либо очень сильные личности, совершенствующие себя духовно – отшельники, буддистские монахи, схимники[27]. Саша слышала о таких людях, но полагала, что особой разницы между двумя вышеупомянутыми категориями нет – по крайней мере, с точки зрения современной психиатрии. Однажды ей попался мальчишка, тащивший небольшой, явно неспелый арбуз. Окликнула его. Пацан замер на месте, затравленно глядя на Сашку, потом, бросив арбуз, припустил в таком темпе, что догонять его просто не имело смысла.
Лето перевалило за середину – это чувствовалось по холодным ночам, ненормально, конечно, холодным даже для середины августа, температура воздуха ночью едва поднималась выше нуля, немногим теплее было и днем. Не будучи столь подкованной в естественных науках, как покойный Леша, Сашка, тем не менее, понимала, что, вероятнее всего, такие температурные аномалии связаны с пылевым туманом, не рассевающимся в любую пору дня. Лучи солнца просто не пробивались сквозь него. Со страхом пришла мысль, что же будет осенью, а пуще того – зимой, если, конечно, удастся дожить.
В один из моментов духовного просветления и безысходной тоски Сашка приняла решение: уходить и искать людей. Должны же остаться люди в этом мире. Не те твари, что ее насиловали, а просто люди. Ну, не может такого быть, чтобы в глобальной катастрофе выжили только моральные уроды. Был же Лешка, был, наконец, тот синеглазый парень, во взгляде которого все-таки мелькнула жалость.
Ей повезло с первого раза.
Саше должно было повезти с первого раза – слишком много страданий выпало за столь короткий срок на долю этой, по сути, совсем еще девочки. Стас внимательно слушал сбивчивый и длинный рассказ Саши, иногда ловя себя на мысли, что не обращает внимания на слова и фразы, произносимые ею. А вот образы, чувства, эмоции – все это прямо транслировалось в мозг Стаса.
– Если я могу воспринимать ее эмоциональный фон, как приемник, то, наверное, могу быть и передатчиком, – с этой мыслью Стас попытался сформировать волну тепла, спокойствия, умиротворенности и передать ее Сашке. Получилось. Мокрые глаза Александры Игоревны посветлели, и теперь она удивленно взирала на Стаса.
– Ты опять колдуешь? – уже веселее произнесла собеседница.
– С чего ты взяла? Веришь в сказки и колдунов?
– Раньше не встречала, но вдруг стало так легко и просто.
– Выговорилась, вот и полегчало. А сейчас давай доедим все эти вкусности и ложись отдыхать, там на втором этаже три спальни.
– А ты?
– Я посижу здесь. Буду стеречь твой сон.
– Ты что, совсем не спишь?
– Что ты, поспать я люблю, просто сейчас не хочется – надо подумать.
Допив вино и съев все, что было приготовлено новоиспеченной хозяйкой, Стас присел в удобное кожаное кресло, закурил сигарету и с удовольствием принялся наблюдать, как ладно и споро Александра убирает со стола и моет посуду.
Женщины везде пытаются создать уют, свить гнездышко. Видимо, это правильно, даже в ситуации, когда это никому не нужно. Движения Сашки были слегка заторможенными – сказывалось действие хмельного домашнего вина. Сам Стас никакого опьянения не ощущал, то есть абсолютно, как если бы пил родниковую воду. Он вообще подозревал, что его организм претерпевает радикальные гормональные изменения. Поглощаемая на протяжении последних двух суток в огромных количествах тяжелая белковая пища никак не сказывалась на пищеварении, и простым запором тут, похоже, ничего объяснить было нельзя.
– А скажи, колдун, зачем ты сюда прилетел из прошлого? Спасать этот мир? – голос Сашки прервал ход мыслей Стаса.
– Саша, у меня самого вопросов гораздо больше, чем ответов на них, а ты иди отдыхай, силы тебе еще понадобятся, – Стас послал легкий успокаивающий импульс, представив себе, что хочет спать.
– Ладно, пойду спать, а тебя все равно буду звать колдуном, правда, добрым колдуном, – уже со второго этажа донесся сонный голос.
Стас поднялся наверх, зашел в одну из спален. Сашка мирно сопела на широченной кровати, бухнувшись поверх одеяла прямо в одежде. «Надо поаккуратнее с мысленными приказами», – подумалось Стасу. Зашел в другую спальню, скорее всего, гостевую, разобрал кровать и перенес на нее невесомое тело девчонки, аккуратно укрыв ее пуховым одеялом. Возникла мысль раздеть ее, но, подумав о душевных терзаниях при пробуждении, решил – пусть спит так.
Спустился вниз, свечи уже догорали. Стас нашел толстую восковую свечу – запас их был достаточно велик, зажег и уселся в кресло. Что там вчера во сне говорил дед? Ищи ответы в себе? Легко говорить. А как? О медитации[28] он слышал много, но в том-то и дело, что только слышал. Одно помнил: надо сесть в позу лотоса. Эта поза, на зависть жены, давалась ему очень легко, видимо, сказывалась врожденная гибкость суставов и связок.
Приняв позу мумифицированного индийского божка, рассмеялся сам над собой, распутал ноги и устроился поудобнее в кресле. Что же спросить у себя в первую очередь? И как спросить? Стасу вдруг захотелось увидеть картину, столь живописно запечатленную сознанием девушки – картину нового земного неба. И комната исчезла.
* * *Он висел или парил где-то на отдаленной околоземной орбите. Дух перехватило. Какой дух? Я ведь в уютном кресле, в хорошо протопленном каминном зале, а это всего лишь очередная галлюцинация. Но, черт побери, красота-то какая!
Серо-голубая планета медленно вращалась под ним, чуть левее и выше была еще одна планета, а справа – третья. Земля – а в том, что внизу именно Земля, Стас был совершенно уверен – еще закрывала собой Солнце, образуя по правому краю яркую рыжую корону. А еще было много мусора, не банок из-под колы и пластиковых бутылок, а нормального космического мусора размером от пылинки до горы Арарат. Рваные каменные глыбы, на сколах которых ярко вспыхивали отблески металла, в лучах восходящего солнца величественно проплывали мимо, медленно поворачиваясь вокруг своей оси. Некоторые из этих камней вращались вокруг второй планеты, образуя замысловатый хоровод. Некоторые падали на ее поверхность, устав от бесконечного космического танца, бесшумно так падали, поднимая внизу фонтанчики пыли.
«Да это же наша Луна!» – поразился Стас, узнав знакомые с детства очертания Моря Дождей[29] – и она медленно поворачивалась вокруг своей оси. Почему-то Стас считал, что Луна не вращается вокруг оси. Через несколько мгновений шар стал ущербным, обгрызенным с одного края, открывая взору Стаса свои внутренности. Да, это была Луна, точнее, примерно три четверти той Луны, которую Стас знал всю свою сознательную жизнь. А вторая ее часть была той третьей планетой, которую новоиспеченный космонавт наблюдал справа, и из-за достаточного удаления она казалась ему шарообразной.
