Алекс Орлов - Судья Шерман
Увидев, в каком состоянии находится лицо полицейского, санитар достал из сумки пузырек со спиртом и ватный тампон.
– Если вы позволите, господин офицер, я вас немного обработаю.
– Надеюсь, это не формалин? – уточнил Лефлер.
– Нет, сэр. До формалина вы не дотянули совсем немного.
– Клиент в Рич-Айленде? – спросил тот, что был за рулем.
– Да. Когда мы расставались, он обещал никуда не уходить.
Водитель круто повернул руль, и фургон, переехав через тротуар, покатил по пешеходной зоне, в глубь неосвещенного района, застроенного частными домами.
Автомобильные фары выхватывали закрытые ставнями окна, ограды с отточенными шпилями и тонкую вязь из паутинок охранных систем.
– Хорошо устроились, сволочи, – высказал свое мнение водитель.
– Здесь! – скомандовал Рино и тут же зашипел: – Ус-с-с!.. О-о-о!..
– А что делать? Спирт, он завсегда жжет, даже когда его пьешь. Зато никакая зараза не удержится, и рана быстро заживет.
– Сы-па-си-ба… – с чувством произнес Лефлер, зажмурившись изо всех сил, чтобы вытерпеть жжение.
19
Врач Энтони Зигфрид, имевший неплохую практику в северо-западной части города, уже собирался ложиться спать, когда в его дверь на первом этаже громко постучали.
– Что за свинство, Зиг? – недовольно спросила его жена. – Пойди разберись с этими нахалами и не забудь взять двойную плату – ведь уже так поздно.
– Извини, дорогая, спи. Я пойду их успокою.
Накинув куртку поверх пижамы, доктор Зигфрид спустился на первый этаж, где под сильными ударами сотрясалась входная дверь.
– Иду-иду, господа! Не нужно так стучать!..
Доктор Зигфрид подошел к двери и, взглянув в глазок, увидел освещенный фонарем знак, который предъявляли ему ночные визитеры. Против такой силы не устоял бы никто, и Зигфрид не был исключением. Он немедленно отпер все засовы и распахнул дверь.
– Пожалуйте, господа, я к вашим услугам!.. – голос доктора дрогнул.
В его гостиную ввалились семеро огромных парней, и двое из них держали под руки восьмого, который истекал кровью.
– Вообще-то в таком состоянии его лучше в больницу… – робко заметил Зигфрид.
– Боюсь, на это у нас нет времени, доктор, – сказал один из агентов. – Постарайтесь сделать все возможное, пока подъедет «Скорая помощь».
– Конечно, господа, в таком случае следуйте за мной в кабинет, – предложил Энтони Зигфрид, мгновенно настроившись на рабочий лад.
С одной стороны, ему было страшно, но с другой – он был рад возможности освежить свои подлинно хирургические ощущения. Два-три фурункула в неделю, которые ему приходилось вскрывать, не в счет, поскольку масштаб был совершенно другой.
Ночные посетители сгрудились в небольшой операционной, однако Зигфрид, надев халат и вымыв руки, потребовал удалить всех посторонних.
Широкоплечие агенты посмотрели на своего командира, и тот кивнул, подтверждая, что следует подчиниться. Сам же он остался рядом с доктором.
Тем временем Энтони вооружился своими специальными инструментами и окинул взглядом большое тело, едва уместившееся на стандартного размера топчане.
Фронт работ был обширный. Легкая броневая сетка была пробита во многих местах, и помимо пулевых ранений несчастный получил несколько повреждений осколками рваного металла. Некоторые из них еще торчали из брюшины, и доктор пошевелил бровями, прикидывая тяжесть внутренних повреждений.
Однако, когда Энтони Зигфрид начал работать, он совсем позабыл все свои страхи и сомнения, поскольку делал привычную и любимую работу.
Распоров броню, сняв клочья обмундирования и вскрыв кожные покровы, он остановился и, повернувшись к старшему, сказал:
– Но это же саваттер…
– Разве? – удивленно переспросил тот.
– Ну да. Я проходил практику в военном госпитале и хорошо знаком с их строением.
– Сейчас я не могу вам объяснить всего, доктор. Так что будем считать, что это обычный человек – как вы и как я. Хорошо?..
– Да, конечно, – согласился Зигфрид и с головой погрузился в работу, подальше от своих сомнений.
Щелкали алмазные щипцы, шипел, набираясь силы, пневматический дырокол, потрескивал аппарат лазерной сварки, и дело шло на лад. Куски железа с рваными краями падали в никелированный таз, а перепачканные инструменты тонули на дне емкости с дезинфицирующей жидкостью.
Наконец был наложен последний шов, и длинный кусок пластыря закрыл обработанную рану.
– Ну… теперь все… – устало произнес Зигфрид, стаскивая перчатки и бросая их в ванночку для отходов.
– Все? Вы уверены? – переспросил старший.
– Да, эта животина не околеет, он крепок, как танк.
– Спасибо вам, доктор. Не знаю, что бы мы делали, если бы не вы.
С этими словами командир группы поднял пистолет и выстрелил в голову доктору Зигфриду. Тот всплеснул руками и отлетел к стене, сбивая столики, шкафчики и дорогие приборы, которые сыпались на пол осколками стекла и мелкими блестящими деталями.
20
Супругов Розенфельд привезли на рассвете, а взяли ночью, чтобы было страшнее.
Именно поэтому Лойдус пришел на службу к восьми часам утра, а должен был только к девяти.
Волнения и торжественности добавлял новенький голубой мундир следователя, в котором Гансу предстояло допрашивать красивую женщину.
Лейла даже приснилась ему в эту ночь в долгом эротическом сне. Ощущения были как наяву, и, даже проснувшись, Лойдус долго не мог понять, где же реальность – здесь, где нужно идти на службу, или там – где не было нужды думать ни о чем, кроме…
Одним словом, когда Хорст Эви зашел в комнату в половине девятого, Лойдус уже сидел за своим, недавно освоенным столом.
– О, Ганс!.. Ты чего так рано?
– А ты?
– У меня секретное задание, – таинственно произнес Хорст и аккуратно поставил на свой стол небольшую картонную коробку.
– Что за задание? – заинтересовался Лойдус.
– О, парень, задание называется просто: служебный подлог.
– Ничего себе!..
– А ты думал. Закон нужно не только всемерно поддерживать, но и по возможности аккуратно обходить.
– И что же ты сделаешь, выпустишь шпиона по подложным бумагам? – серьезно спросил Лойдус, напряженно соображая, стоит ли немедленно сообщить дежурному.
– Шпиона? – Хорст наморщил лоб. – А ты это здорово придумал. Осталось только найти дураков, которые оплатят этот фокус. Ты сам платить будешь?..
– А-а, так ты издеваешься, – догадался Лойдус.
– Ну вот еще. Я совершенно серьезно. Если бы кто-нибудь заплатил мне, я бы выпустил всех шпионов, которые содержатся в подвалах управления. Но тут есть еще одна трудность…
– Какая?
– А нет у нас шпионов подходящих, в основном они липовые. О настоящих только мечтать можно, – со вздохом произнес Хорст и продекламировал: – …Не счесть шпионов в каменных подвалах…
– Тогда в чем же подлог?
– В кружке господина долбаного старшего следователя.
– Ты купил ему новую кружку? – догадался Лойдус.
– Купил, но не ему.
С этими словами Хорст открыл коробку и поставил на стол довольно красивую фарфоровую чашку.
– Ух ты!.. – восхитился Лойдус. – Что это на ней нарисовано? Птица?
– Птица, – кивнул Хорст. – Розовый фламинго, как говорится, дитя заката.
– Обалдеть можно…
– Можно и обалдеть, но только цвет немного другой.
– А при чем же здесь подлог? Кулхард наверняка обрадуется.
– Ну ты даешь – Кулхард обрадуется, – невесело усмехнулся Хорст Эви. – Ты его совсем не знаешь, парень. Шеф может тебе улыбаться, а сам так аккуратненько твои яйца под дверь пристроит да ка-ак хлопнет.
– Страшная картина, – заметил Лойдус.
– Страшнее не бывает, – согласился Хорст и, порывшись в своем портфеле, достал связку ключей и маленький ломик.
– Зачем это? – снова спросил Лойдус.
– А комнату для хранения вещдоков кто тебе откроет, добрый дядя?
– Понятно.
– Хорошо, что понятно. Надеюсь, ты меня не заложишь, а то пойдем по групповой статье.
– Как по групповой?! – воскликнул Лойдус и затравленно посмотрел на Хорста.
– Так ты же все знал, а начальству не доложил.
– Но ведь господина старшего следователя еще нет!.. – пришел в отчаяние Лойдус.
– Вот так ты на суде и заявишь. Возможно, тебе поверят…
С этими словами Хорст собрал инструменты, взял чашку и вышел.
Ганс Лойдус остался один. Он взглянул на часы, которые показывали без четверти девять, и искренне пожелал Хорсту удачи. Идти по групповой статье ему не хотелось.
«Уж скорее бы на допрос», – подумал Лойдус, с ужасом ожидая, что вот-вот соберутся все сотрудники следственного отдела и Хорста непременно поймают на его преступной акции.
Стрелки настенных часов медленно ползли под усиженным мухами стеклом и, как казалось Гансу, отсчитывали последние минуты, которые он проводил на свободе.
Без пяти девять появился старший следователь Кулхард.
