Роман Злотников - Маневры неудачников
— Странный вопрос, — сказал Визерс — Я работаю в СБА. И я генерал.
— Поздравляю с повышением.
— Пустое, — отмахнулся Визерс — Я был генералом уже тогда, когда мы с тобой познакомились.
— То есть ты мне врал?
— Отчего же? Я сказал тебе, что возглавляю отдел научных исследований СБА, и это было чистой правдой. А звание… Так ли оно важно?
— Если оно неважно, почему же ты сразу не представился генералом?
— Психологический момент. Генералы вызывают куда меньше доверия, чем полковники, — сказал Визерс.
— Тогда зачем сейчас рассказал?
— Потому что сейчас это не главное, — сказал Визерс — Кроме того, сейчас ты мне и так поверишь.
— С чего бы? — удивился я.
— Не начинай, Алекс, — сказал он. — Я долго готовился к этому разговору и тщательно продумал то, что я собираюсь тебе сказать.
— Расскажи мне о нашем побеге, — попросил я. — Никакого Слияния не существует, так?
— Существует, — сказал Визерс — Я его придумал лет двадцать назад.
— Для чего?
— Для того чтобы объединить Альянс с Кленнонской Империей и противостоять скаари, — терпеливо объяснил Визерс — Я считал, считаю и буду считать, что большая война по принципу «каждый за себя» не закончится ничем хорошим ни для кого из участников. К сожалению, ни Генеральная Ассамблея, ни император Таррен Второй не разделяют этой идеи.
— Я просто пытаюсь понять, предатель ты или нет, Сол.
Хотя уже понятно, что нет. Если бы наш побег был настоящим, черта с два ему удалось бы вернуться на прежнее место службы. Выкрутиться из такой ситуации не смог бы и сам Штирлиц.
— Я разведчик, — сказал Визерс.
— Прекрасный ответ, — сказал я, вспомнив слова британского агента Холдена. — Разведчик — это профессиональный лжец.
— Ты странный человек, Алекс, — сказал Сол. — У меня создается такое впечатление, что тебе совсем неинтересно, зачем я пришел к тебе сегодня. Тебя больше интересует то, что было вчера.
— Наверное, это потому, что я сам — пережиток прошлого, — сказал я. — А может быть, потому, что у меня накопилось слишком много вопросов, на которые ты тогда не ответил.
— Технически это был самый настоящий побег, — сказал Визерс — Стрельба, погоня, орбитальная бомбардировка города, из-за которой отключилось поле… Мы действительно могли свернуть там шею, но шанс был исчезающе мал. Все это было сделано для того, чтобы ты поверил, что ты на самом деле избавился от нашего поводка.
— Но ведь не избавился? На самом-то деле?
— Избавился, но чуть позже, — сказал Визерс — Мы не вмешивались в твою военную карьеру, хотя и знали, что планета, на которую ты получишь свое первое назначение в качестве пехотинца, попадет под удар клана Прадеша. Но мы рассчитывали, что тебе удастся эвакуироваться с остальными силами Альянса. Никто не мог предсказать появление на планете Асада ад-Дина и тот факт, что за ним придется лезть в пекло, и тем более никто не мог угадать, что в группу спасения отправят именно тебя. Вот там мы тебя и потеряли.
— А до этого…
— До этого мы следили за тобой, — сказал Визерс — Не контролировали каждый твой шаг, но следили за тем, в какую сторону ты идешь.
— Передайте привет агенту Балленбахеру.
— Как раз этот был настоящим социком, — сказал Визерс — Не считай нас за дилетантов, ладно? Для того чтобы за кем-то следить, совсем необязательно жить с ним в одном пенале.
— Что ж, логично, — сказал я. — Но это все не отвечает на главный вопрос.
— Позволь мне угадать, — сказал Визерс — Главный вопрос — зачем мы вообще все это устроили?
— Ты угадал.
— Когда стало понятно, что при нынешнем развитии технологий мы не сможем исследовать феномен твоей памяти, а из твоего пребывания в штаб-квартире мы больше ничего не выжмем, встал вопрос о том, что делать дальше. Вскрытие черепной коробки, которым тогда тебя пугали, было только одним из вариантов, и мало кто надеялся, что мы обнаружим там что-то, чего не могли обнаружить до этого при помощи приборов. Просто отпустить тебя мы не могли, так как ты знал слишком многое из того, чего никому вне СБА знать не положено, а использовать тебя в качестве агента означало потратить несколько лет на твое обучение. И потом, особого дефицита агентов мы не ощущаем, а единственное твое преимущество в качестве шпиона не так уж очевидно. Единственное известное нам на тот момент преимущество, — поправился Визерс — Новый талант обнаружился у тебя только в военном лагере, и тогда мы были удивлены не меньше тебя.
Выходит, они действительно за мной следили. Я подозревал что-то подобное с самого начала. Вселенная неудачников подарила мне достаточно времени, чтобы продумать несколько версий происходящего.
— Вам было любопытно, что я буду делать, оказавшись в «свободном полете», или же вас больше интересовало, кто и что захочет сделать со мной?
— Нам все было интересно, — сказал Визерс — Я не исключал вообще ни одного варианта. Главное было — сделать так, чтобы не только ты, но и все остальные, кто мог тобою заинтересоваться, поверили в твой побег. В то, что СБА больше не имеет к тебе никакого отношения.
— И ради этого вы даже нанесли орбитальный удар по собственному городу? — спросил я. — Или это у вас спецэффекты такие?
— Этот город давно заслужил, чтобы в него пальнули с боевого спутника, — сказал Визерс — Успокойся, бомбардировка была настоящая, но мы устроили ее не ради тебя. Это был гениальный план, разработанный в недрах идеологического отдела. Четыре выстрела накрыли здание, где проводила свои собрания оппозиционная партия, по чистой случайности, разумеется, и теперь обсуждения законопроектов в Генеральной Ассамблее проходят куда спокойнее. Остальная пальба была нужна для нагнетания атмосферы хаоса, которой мы и воспользовались.
— И много оппозиционных лидеров погибло?
— Двое. Но они были самые горластые.
— Вот за это я и люблю демократию, — сказал я. — И никакой тирании, никакого кровавого террора, никаких зловещих подвалов, пистолетов на столе и яркого света в лицо.
— Сейчас неподходящее время для демократии.
— А оно когда-нибудь было подходящим? — поинтересовался я. — Она у вас хоть когда-нибудь была, эта демократия, в вашем самом демократическом из всех альянсов?
— У тебя все равно права голоса нет, — заметил Визерс — Ты — социк и дезертир. По законам военного времени тебя вообще расстрелять можно.
— Но ты здесь не для этого, генерал. Не так ли?
— Ты удивишься, но я здесь вообще не из-за тебя, — сказал Визерс.
— Я уже удивился, — подтвердил я. Не мог же Визерс прибыть на станцию из-за ситуации с кленнонским кораблем, который вот-вот свалится нам на голову. Это было бы слишком быстро даже для генерала СБА, если, конечно, не его сотрудники организовали поломку прыжкового двигателя на имперском корабле. — Тогда кому же я обязан счастьем снова лицезреть тебя, генерал?
Вместо ответа Визерс достал из кармана портативный компьютер, нажал несколько кнопок, и в воздухе появилось голографическое изображение чьей-то головы. Фотографическая память подсказала, что я этой головы никогда раньше не видел, ни отдельно от тела, ни вместе с ним.
— Знаешь его?
— Нет.
Изображение сменилось.
— А этого?
— Нет.
— А его?
— Нет.
— Ну вот я здесь ради одного из них.
— Которого именно?
— А какая разница, если ты все равно никого не знаешь?
— Разница в том, что я все-таки работаю в местной службе безопасности и хочу быть готов к любого рода неожиданностям, — сказал я. — Потому что я не знаю его и не знаю, зачем он вам нужен, но вас-то я знаю. Если в качестве прикрытия своей операции вам понадобится взорвать эту станцию, времени на принятие этого решения вам потребуется секунд пять, не больше.
— Если тебя так уж беспокоит безопасность этой станции, то на твоем месте я больше волновался бы по поводу идиотской идеи Клеймора, решившего свести здесь десантников Альянса лицом к лицу с кленнонскими штурмовиками.
— Ты знал об этом?
— Еще до того, как вы начали совещаться. Не думаешь же ты, что информация об идиотизме нашего консула могла пройти мимо меня?
— Почему же ты не вмешался? — Я не верил, что у генерала всемогущей СБА нет полномочий, способных остановить Клеймора. — Ты же сам понимаешь, какие последствия может иметь это решение.
— Это не моя работа, — сказал Визерс — Начать войну, вести войну и проиграть войну они могут и без моего участия, для этого есть политики и стратеги. А из меня плохой политик, а стратег еще хуже. Все эти перемещения боевых соединений в пространстве и прочие маневры вызывают у меня только зевоту.
— А в чем же тогда заключается твоя работа?
— Найти способ победить.
