"Фантастика 2024-12". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

— Горелый интриган? — подсказал Деватон.

Монах фыркнул.

— Из всего регентского совета вы кажетесь мне самым вменяемым, ваша светлость. Хотя бы потому, что стоите сейчас передо мной и всё ещё пытаетесь спасти то, чему, по-вашему, я угрожаю. — Он остановился и изучающе уставился на обожжённую половину лица Демоса. — Но вы не понимаете, что я вам не враг.

— Другом вы мне тоже не кажетесь.

— Людям сложно принять нечего новое и чуждое. Вам ли этого не знать? И всё же это не означает, что я не прав.

Демос пожал плечами:

— Не нам судить.

— Соглашайтесь на мои условия — и останетесь в регентском совете, — уговаривал Альбумус. — Взгляд насквозь светского человека может быть полезен, да и политик вы достойный. Быть может, даже успеете спасти что-нибудь из предметов роскоши, которые мы так порицаем.

«Сколько лести и угроз одновременно».

Демос развернулся монаху так, чтобы оба стояли боком к толпе.

— Не думал, что когда-нибудь это скажу, но… — он повысил голос, — я предпочту, чтобы судьбу Миссолена, регентского совета и всего государства решали не покалеченный интриган и амбициозный еретик, а сила куда более великая.

Альбумус оживился.

— Интригует. Что вы предлагаете?

— Божий суд, — криво улыбнулся канцлер. — Если его величество Креспий — подарок Хранителя, как вы утверждаете, то его судьбу и судьбу всего его окружения властен определять лишь Хранитель.

— Божий суд! — выкрикнули из толпы.

— Да, — подхватили следом. — Пусть бог решит, кто прав!

— Пусть совершит чудо тот, чьё дело правее!

Демос в упор уставился на Альбумуса:

— Ваше слово?

— Хорошая идея, — ответил мятежник. — Что может быть лучше публичного разрешения нашего спора?

«Твоя лживая башка, отделённая от тела. Но рано».

Толпа зароптала ещё сильнее. Демос с опаской покосился на ворота дворца.

— Отличный план, ваша светлость. Если вы и двор достойны императора, как утверждаете, вам ничто не грозит.

— Как и вам, — отозвался Демос.

— Верно.

Демос набрал побольше воздуха в лёгкие и шагнул к толпе:

— Да будет божий суд!

Альбумус сладострастно улыбнулся.

— Прекрасно. Выбирайте испытание.

— Пусть люди, которых вы привели сюда, выберут испытание.

— Неплохо. — Монах обернулся к последователям. — Итак, какое испытание вы для нас выберете?

Вперёд шагнул чумазый мальчонка с тонкими руками и побитым оспинами лицом.

— Пройдите через стену огня, как некогда прошёл Гилленай, чтобы спасти сестру, — пискнул юнец. — Кого защитит Хранитель и кто доберётся не опалённым, тот и будет посланником божьей воли.

Толпа взвыла.

— Испытание огнём!

— Гилленаев суд!

Демос отступил на шаг.

«Вот и настал момент, когда я начал по-настоящему жалеть, что задумал всё это».

Альбумус широко улыбнулся и протянул Демосу руку для пожатия:

— Значит, стена огня. Здесь, на этой площади в ближайшее новолуние. На всякий случай советую исповедаться перед испытанием.

2.3 Эллисдор

— Господа, прошу, оставьте нас.

Тюрьма для Ламонта Эккехарда походила на что угодно, но не на темницу. Расположенная в господском доме, с небольшим, но симпатичным витражным окошком, гобеленами на стенах, большим камином и даже с кроватью под балдахином, она больше походила на гостевые покои. В иные времена Альдор не смел и мечтать о подобных удобствах и в глубине души тихо ненавидел Эккехарда, за то, что тот даже тюрьму получил роскошную.

Правда, сейчас самопровозглашённому королю-мятежнику светила не менее роскошная и громкая казнь.

— Всё будет в порядке, — добавил Альдор и жестом поторопил охранявших покои гвардейцев. — Ступайте.

Когда стража удалилась, Альдор придвинул табурет и сел у изголовья кровати Эккехарда. Наёмники «Сотни» слегка перестарались и едва не раскроили мятежнику череп, поэтому лекари заставляли узника соблюдать постельный режим. Зато пожар, во время которого и похитили Эккехарда, поговаривали, уничтожил треть лагеря. Неплохо.

— Как вы себя чувствуете, ваша светлость? — давясь вынужденной любезностью, спросил Альдор. Постоянно приходилось напоминать себе о приличиях. Он прокручивал в голове наставления духовников: «относиться по-человечески даже к нелюдям, проявлять милосердие даже к тем, кто его не заслуживает». Альдор держался за эту заповедь как тонущий в болоте — за протянутую палку. Только это, казалось, вытаскивало на поверхность остатки его человечности. Ибо последние годы, казалось, превратили его самого и всех, кто был ему дорог, в чудовищ.

Ламонт Эккехард приподнял голову и смерил Граувера высокомерным взглядом.

— Я твой король, — провозгласил он. — Обращайся ко мне подобающе. Но сперва преклони колени и принеси клятву верности.

Альдор с трудом подавил желание даже не расхохотаться — заржать. Перед ним лежал человек, чья голова уже гарантированно должна была отправиться на пику, но даже перед лицом поражения, в шаге от смерти, Ламонт Эккехард оставался несгибаемо спесивым.

— Мой король — Грегор Волдхард, а вы, ваша светлость, всё ещё герцог, — мягко, точно говорил с ребёнком, ответил эрцканцлер. — До тех пор, пока его величество не распорядится иначе, разумеется. И, что-то мне подсказывает, что он непременно распорядится — вы же знаете, каков знаменитый гнев Волдхардов.

Пленник отмахнулся от угроз как от назойливой мухи:

— Раз уж на то пошло, вы, болваны, взяли не того Эккехарда. Я стар, но у меня есть наследники.

Альдор сложил руки на коленях и подался вперёд:

— Один — в плену у рундов, а второй, насколько мне известно, валялся без сознания, когда наши люди видели его в последний раз.

— Но он жив. Погибни Фридрих, все бы узнали.

— Жив, — кивнул Альдор. — И он трус, что боится сделать шаг в сторону без отцовского согласия. Будем честны, ваша светлость. Оба младших Эккехарда унаследовали от вас лишь гордыню и амбиции, но стальными яйцами природа их обделила. Поэтому я рассчитываю, что трусость Фридриха окажется благоразумной. — Альдор выпрямился и уставился пленнику прямо в глаза. Тот выдержал. — Гонец королю уже отправлен, и вы будете находиться под стражей до его возвращения в столицу. Если ваш сын попытается штурмовать Эллисдор, мы казним вас досрочно. Попробует сделать что-то с моей женой — мы казним вас досрочно. Попробуете хитрить или связаться с Эклузумом…

— Вы казните меня досрочно, я понял, — прервал его Эккехард. — Смените песню, милорд эрцканцлер. Ваше решение было, безусловно, дерзким, и я искренне им восхищен. Боретесь до последнего — такие люди мне импонируют. И все же ваши усилия тщетны.

— С чего бы? — Альдор непринуждённо пожал плечами, но всё же по спине пробежали холодные искры. Всегда, всегда этот Эккехард оказывался опаснее, чем казался. Даже сейчас — Альдор знал — не следовало успокаиваться. Но внешне он пытался сохранять спокойствие. — Грегор вскоре обо всём узнает. Он и все верные ему вассалы. Помощь придёт.

— Уверен, придёт, — согласился пленник. — Но они не успеют. Неужели вы думали, что я не предусмотрел такого исхода? Моим людям даны инструкции на случай моей гибели или исчезновения. А вы, милейший, подайте-ка мне воды.

Граувер отчасти восхищался пленником. Понимал, что своим поведением Эккехард лишь пытался вывести его из себя, надеясь, что сам Альдор в порыве гнева сболтнёт лишнего. Но он слишком давно знал этого человека. Слишком давно неотлучно служил при дворе. И слишком хорошо знал правила этой игры. Вопрос оставался лишь в том, насколько всерьёз его воспринимал сам Эккехард.

Он молча подошёл к столу, налил воды в чашу и подал Ламонту.

— Что за инструкции?

— Штурмовать замок, если меня убьют или продержат в плену дольше семи дней.

— Ваш сын не способен на штурм. А вы — король. Ваше заточение — непременное падение боевого духа войска, и не думаю, что лорд Фридрих сможет его поднять.

Хотелось добавить «с проломленной-то головой», но Альдор не стал. В конце концов он понятия не имел, в каком состоянии находился наследник Эккехарда.