Владимир Стрельников - Резервист
– Пулемет!– заорал Малик, стреляя из своего Стечкина в здоровенного мужика с М-60, вскочившему на крышу рубки сейнера. Справа и слева от нас по толпе внизу ударили из своих автоматов Николай и Толька. Зазвенели гильзы по палубе, одна ударила мне в голову.
А я бросил пистолет на палубу, и вытаскивал из подсумков разгрузи две РГО, чуть не обоссываясь от страха.
– Гранатами – огонь!!!– заорал я, вырывая распрямленные чеки из запалов, и кидая гранаты вниз, на палубу сейнера.– Ложись, млядь!– и я грохнулся на палубу, вырывая из подсумков окровавленной левой рукой третью гранату, а правой подтягивая к себе свой автомат. И когда успел ноготь сорвать? Рядом со мной упали парни, и одновременно внизу грохнули гранаты. В голову наконец-то ворвались крики и вой на сейнере, визг в нашем трюме, стрельба из пистолетов с нашей палубы и гулкие очереди с сейнера. Очередь с сейнера прошибла с десяток круглых отверстий над нами, хлестнув нам по глазам крошкой от краски, с визгом улетели рикошеты. Повезло нам, что с палубы сейнера по нашему полубаку приходится стрелять снизу вверх.
– Готовы? Огонь! – и мы перебросили тяжелые чушки гранат через борт. Потом проморгаемся, если выйдет. Снизу сначала грохнула моя эргэошка, потом эфки товарищей, и мы снова швырнули туда гранаты. У меня гранаты закончились, а Малик с братьями продолжали швырять свои эфки на сейнер.
– Ну, достреляем?– глянул я на парней после завершающего взрыва.
Толян коротко выдохнул, кивнул, меняя магазин. Колька закусил губу до крови, тоже кивнул и перекрестился, а Малик зачем то снял крышку с АКМа, поставил ее на место, и пробормотал под нос: «Алла акбар».
– Вставай и стреляй!– не знаю, с какого рожна я так скомандовал, но мы рывком скаканули к борту и открыли огонь из автоматов по всему, что внизу шевелилось. С юта тоже ударили наши из пистолетов, но гораздо реже. Снизу, с палубы сейнера ответили несколько автоматов…
– Какого хрена они решились? Ведь Ленчик уже наверняка отстучал в Форт Вашингтон или Форт Рейган. Скоро «Каталины» прилетят, от них ведь ни один пароход не скроется, – держа разорванный индпакет на простреленном боку, спросил я сам у себя. Малик с Толькой укладывали Кольку на носилки под руководством врачихи. Вот уж нам с ним повезло, последнюю очередь снизу поделили. Мне шмат сала из правого бока вырвало, а Коляну перебило кость в ноге, и артерию зацепило. Он здесь здорово кровью полубак залил, а у меня только штанина и трусы от крови мокрые. Впрочем, уже сейчас болит здорово, и башка кружится, видимо, от шока, приходится ватку с нашатырем нюхать.
– Володь, ты как? Парни, оставьте Кольку пока, докторша и здесь о нем позаботится,– снизу поднялся упомянутый радист. – Слушайте, нужно в сам сейнер лезть. Нас глушат, не могу никого вызвать. Кэп командует всем способным держать оружие готовится в абордажу и досмотру.
– Лень, я внутрь не полезу, – глянул я вниз, на заваленную телами и залитую кровью палубу сейнера. – Там если кто засел, то он на всех кинется. Стрелять будет до упора, а то и подорвет что-нибудь. Тут газ слезоточивый надо, а где его взять? А лучше – отвязаться и расстрелять это корыто из пушек.
– Вовка, ты гений! Есть газ, у нас дымовые шашки для выкуривания садовых паразитов есть, щас у боцмана возьму, – и Ленька, гремя автоматом по поручням трапа, слетел вниз. Да уж, у моряков отношение к захваченному судну совсем другое.
– Анатолий, Малик, подняли Николая и понесли в медблок. Ваш абордаж, судя по всему, подождет, – бледная, но решительная врачиха первая спустилась по трапу. За ней парни аккуратно спустили носилки, и потащили прибалдевшего от дозы обезболивающего Коляна в надстройку. Я тоже пошел за ними, повесив свой и Николая автоматы на здоровую сторону. спустившись на шкафут, я поглядел на ряд тел, сложенных на юте. Лена, Лешка, Артемьев, четверо матросов, штурман. Боже правый, меньше чем за пять минут боя мы потеряли убитыми восемь человек. Раненых кроме нас еще трое
– Дядь Вов, ты как? – ко мне сунулась Оксанка, и застыла, глядя на пропитанные кровью тряпки.
– Не страшно, Оксан, просто больно, – попытался улыбнуться я. Та осторожно подошла, застыла в нерешительности. Подумав, поглядев на девочку, которая вроде как чувствовала себя более-менее нормально, я попросил ее. -Помоги мне, пожалуйста. На бинт, примотай мне этот тампон, пока врач освободится. Неудобно его рукой держать постоянно.
Пока Оксана мотала вокруг меня бинт, вдоль борта с автоматами встали кэп, старпом, механик и кок, а мимо меня пробежал Леонид, боцман, и один из оставшихся в живых и не раненых матросов шустро ссыпались вниз на сейнер по так называемой сходне, сделанной из широкой доски с набитыми на нее рейками. В руках у них было по паре больших жестяных банок, в которые они вставили вроде как запалы, подожгли их, и дождавшись повалившего из банок дыма, закатили их в трюм, надстройку и похоже в машинное отделение сейнера. Интересно, а если антенну срубить, передатчик заткнется?
– Лень, а если антенны срубить, то это как, поможет? – крикнул я радисту, и показал на два высоких и гибкий штыря на крыше рубки, где так и валяется застреленный Маликом пулеметчик. Леонид недоуменно глянул на них, хлопнул себя по лбу, и полез наверх. Поковырялся возле с каким-то прибором, и заорал вниз:
– Евграф Сергеевич, топор давай!
Дальше все закрутилось как в карусели. Ленька перерубил подходящие к антеннам кабели, из всех щелей и иллюминаторов сейнера повалил на редкость едучий дым, из машинного отделения вывалился было, стреляя во все стороны какой-то хмырь и был мгновенно застрелен офицерами «Медведя», а из радиорубки после переговоров сдался радист. Ему было обещано, что его не станут убивать, и передадут властям. В принципе, хоть какая то отсрочка, которую для себя выторговал немолодой мужик с солидным брюхом.
После этого Ленька в ИПе полез в радиорубку сейнера, механик в таком же противогазе в машинное отделение, а боцман стал командовать на верхней палубе приза.
– Евграф Сергеевич, в этой бочке мои трофеи, – я указал на мачту. – И пулеметчик, что наверху – Маликов.
– Ты не умничай, фотографируй давай. Никто на ваши трофеи не покушается. Тут вон какой приз, одних денег за головы девятнадцать тысяч, без ваших троих, – у страха глаза велики, и огромная толпа пиратов мне почудилась. На самом деле мы застрелили и подорвали гранатами двадцать три пирата, и это с тем, из машинного отделения. Так что мы продолжили свои дела, переворачивая и стаскивая бандитов в рядок и фотографируя их для отчетности. Фоткал я, таскали Малик, Колька и Федор. Боцман залез на клотик, так называется эта бочка на верху мачты, и сбросил оттоль двух девок – гранатометчиц. Не знаю, красавицы они были или нет до того, как схватили по несколько пуль в лицо от меня, но были молодые, стройные и сильные, какие-то культуристки, с хорошо накачанной мускулатурой рук и плеч. Впрочем, во мне ничего не ворхнулось даже от того, что пришлось женщин убить, слишком хорошо я понимал, чего мы все избежали. И нам здорово повезло с дымом, тот настолько вонюч оказался, что забил вонь от потрохов и крови на палубе пирата.
