Ник Перумов - Череп на рукаве
— В том-то и дело, что ничего не доходит, Рус. Тишина, как в могиле. У нас дома такое было… перед последним восстанием. Дикие лорды — те, кого с первого раза недодавили, — когда собирались с силами, вот такая же тишина стояла. И все вроде бы хорошо, а потом ка-ак грянуло…
— Ну да. Десятую-то «матку» так и не нашли, — сказал я.
Гилви залпом допила пиво.
— Мне она уже ночью сниться стала. Особенно, — она хихикнула, — когда одна спишь.
— У тебя с этим проблема, что ли? — в тон ей ответил я. — В штабе красивых мужчинок поубавилось?..
— Не глупи, — она вдруг прижалась к моему плечу. — Думаешь, я забыла, как ты ко мне отсидеться ходил? От гауптманна Шульце прятался? — Гилви опять хихикнула. — Потом к Мари ходил. Странный ты, Рус.
— Уж какой есть, — я тоже прикончил кружку.
— Я твоей Дальке завидую, — вдруг призналась она. — Даже ревную. Сама не знаю, с чего это вдруг. Хочу, чтобы меня тоже кто-нибудь так любил. Я его перед всем честным народом по физиономии, а он всё равно… — вдруг добавила она по-русски.
— А что, главное, чтобы можно было парня по физиономии? — ответил я по-имперски. — Это главное, Гилви? Поиздеваться?..
— Ничего ты не понимаешь, — её плечо по-прежнему прижималось к моему. — Я имею в виду, что если бы у меня такой парень был, пылинки с него бы сдувала.
— А он с тебя?
— Если он по-настоящему любит, то и он тоже, — непреклонно заявила она.
— Слушай, — сказал я. — Ты это к чему? Я в такие парни явно не гожусь.
— То-то и беда, — грустно сказала она. — В постель запрыгнуть — любителей хоть отбавляй. А вот чтоб по-настоящему…
— Гилви, твоему изречению лет эдак примерно тысяч шесть. Думаю, от этой проблемы была избавлена только Ева.
— А что, от этого оно правдой быть перестанет? — заявила Гилви.
— Может, и нет. Только зачем мне всё это говорить? — Ты слушать умеешь. Вы, русские, все слушать умеете. Из вас, наверное, исповедники хорошие…
— Никогда не пробовал, — заметил я. — Ну что, пошли? Поздно уже. У меня личное время заканчивается. К отбою во взводе быть нужно.
— Пойдём ко мне, — вдруг сказала она. — Глупо ведь прикидываться.
— Гил… — я покачал головой. Она на самом деле была хорошей. Она на самом деле была моим другом. Наверное…
— Гил, я не могу. Ты на самом деле красивая, но…
— Но была солдатской подстилкой?! — вскинулась она, глаза зло сощурены.
— Да при чём тут это, — беспомощно пробормотал я. Не могу, когда в ход идут такие аргументы.
— Или ты до сих пор так любишь её?
— Да, — сказал я и в тот же миг вдруг понял, что соврал.
Что-то надорвалось во мне. Словно тот самый проклятый череп, подобно кусочку колдовского зеркала троллей, попав в глаз, дошёл наконец до сердца. Я подумал о Дальке… и ощутил только грусть. Светлую печаль, словно о добром друге, который жив, но уехал далеко-далеко и я его уже никогда не увижу.
Гилви улыбнулась, подошла, наклоняя голову, коснулась лбом моей щеки. От её волос ко мне качнулась волна аромата духов — как давно же я не слышал этого запаха! Далька духи презирала, считая, что ими, как и косметикой вообще, пользуются исключительно продажные женщины.
— А ведь ты меня уже хочешь, — тихонько хихикнула Гилви. И это было чистой правдой.
И всё-таки я боролся. Словно сам святой Антоний, искушаемый отцом лжи.
— Плоть слаба и греховна, — я отодвинулся. — Дух да возобладает…
Гилви вздохнула. И тоже отстранилась. Взглянула непонятно и так же непонятно проговорила:
— Эх, если бы ты только знал, дурачок… — А потом безнадёжно махнула рукой и пошла прочь. Я потоптался на месте и тоже побрёл восвояси. В конце концов, я на самом деле ничего не мог с этим поделать. Я хотел её, но любил Дальку. И пусть случившееся бросило тень на мою душу — нельзя ведь оставаться чистым, напялив на себя имперскую форму и маршируя под бравурные звуки «Хорста Весселя».
В конце концов, думал я, у меня есть взвод. И кто знает, не удастся ли мне вбить в них хоть немного соображения? Хоть немного понимания, чему они служат, какому чудовищному монстру, вскормленному таким понятным человеческим желанием покоя, стабильности и безопасности, желанием гордиться за свою расу и планету?..
И пока у нас есть дело, пока мы не покончили с этим летающим кошмаром, пока лежит на дне океанов Иволги притаившаяся «матка», жуткая биологическая бомба, готовая взорваться в любой момент и, кто знает, какими чудовищами?..
Мне представилась чёрная блямба, размером в пару футбольных полей, затаившаяся на несколько километровой глубине, выпустившая гибкие тончайшие нити внешних рецепторов, лежит, слушая, слушая, слушая… Улавливая мельчайшие колебания — все волны, все спектры — сопоставляя, сверяя, анализируя. Странные люди отбили первый натиск. Но сила, с которой мы столкнулись, едва ли имела в своём лексиконе даже само понятие «поражение». Она могла превратить в свои орудия всё, что угодно. И даже людей.
Как бы то ни было, пока что мы наслаждались спокойствием. Враг дал нам передышку. Империя наводнила Иволгу войсками. Сейчас здесь сосредоточивалась вся Первая танковая армия, краса и цвет кайзеррейхсвера, все забубённые имена, от которых, как мне казалось, должен покраснеть сам учебник истории: «Гроссдойчланд» и «Лейбштандарте», «Викинг» и «Тотенкопф», «Дас Райх» и «Флориан Гейер», «Принц Евгений» и «Норланд», в составе полков «Фландрен», «Данмарк» и «Норвеген»… Весь Второй десантный корпус Хауссера, весь Первый танковый корпус, срочно переброшенный с Зеты-пять элитный Сорок восьмой корпус Кнобельсдорфа… Войска текли и текли на Иволгу, все космодромы трудились с полной нагрузкой, и пестрело в глазах от разнообразных эмблем.
Но на сей раз, в отличие от Зеты, у меня не было ощущения, что вся эта громада размахивалась в пустоту. Никто не видел линии фронта, однако день, когда она рассечёт планету, словно удар раскалённого хлыста, неумолимо приближался, и я чувствовал это всем своим существом.
…Мы были готовы. Все полки и дивизии — по штатам военного времени. Вдоволь снарядов, патронов и всего, что только мог измыслить мозг армейского интенданта.
Развёрнуты где положено полевые пекарни и прачечные, почтовые отделения и склады, ремонтные мастерские и госпитали, штабы и узлы связи — и вообще всё, что только можно себе представить. Господа офицеры — в приподнятом настроении: если враг тянет с наступлением, это наступление скорее всего провалится. Правда, у меня лично из головы не выходили проплавленные дыры на броне…
Броню тоже совершенствовали. После боя у Пенемюнде многие ребята стали по собственной инициативе подшивать к изнанке комбеза титановые пластины, доставая их всеми правдами и неправдами. Комбинезоны везли новые, бронепластик срочно сменили на что-то металлизированное. Тем не менее весь мой взвод ни за что с титаном расставаться не желал. Пластины на неофициальном армейском чёрном рынке фантастически взлетели в цене…
