Людмила Белаш - Имена мертвых
Лавина сошла, камнепад прекратился, отзываясь слабеющим эхом грохота в ушах и стенах — и публика в зале протяжно визжала и улюлюкала, подпрыгивая все реже; музыкальная буря смолкла.
— Это был Вальдо, — пояснял слегка оглохший Тьен. — С ним Рамбур, не связывайся с ней. Перси — он придуривается, что верит в черта и во все такое. Просто парень головой обмяк. Вальдо у нас знаток, везде принят. А ты правда была в Маэлдоне? а еще где?
— В Рэмском замке есть алтарь Дракона, — взвинченный музыкой, горячо бредил Перси, цепляясь за Дафну. — Я прикоснулся к нему в полночь…
— Кто тебя пустил туда ночью? — смеялась Даф, отдирая пальцы мистика от рукава.
— Марти! — помахал Вальдо, будто век знаком с Марсель.
— Не зови ее, — ущипнула Рамбур его в бок.
— Отгоните сумасшедшего! — кричала Даф.
— Пошли в бар, — возник на пути Кирен — тот, что сменил Тьена в «феррари». Пока Рамбур держит Вальдо, самый момент утащить новенькую, и предлог хороший, чтобы наговорить кучу с верхом о гонке, повыспрашивать, а там, глядишь, и стрелку ее компаса перевести на себя. Что такое Тьен?
— У меня нет метки, — показала Марсель. — Извини.
«Совсем молоденькая! — возликовал Кирен. — Осталось узнать телефончик…»
— Тогда, может, по пиву?
— Что-то не хочется.
Перси, обиженный Дафной, зашел за Берту Шнайдер и достал фляжечку, плоскую, как записная книжка. Ха-ха, сейчас мне будет весело!
— Дай, — шмыгнув следом, перехватила его руку Гизела. — Не дашь — я закричу. Что у тебя там?
— Зелье, — утробным голосом ответил Перси, — лютое зелье!
— Хочу, — капризно требовала Гизела царапаясь.
Строптивая Мартина под охраной Тьена сблизилась с духовным лидером «бойцов» — не как просительница, а в достойной роли уважаемой высокой гостьи.
— Неплохо покатались. — Вальдо наступил на свою гордыню, чтобы писком не мешала разговору. — Одному гонять — что толку? надо с кем-то. Скоро Садовника увидишь?
— О, не знаю, — Марсель поглядела на Тьена, но Вальдо взгляду не поверил. Чтобы сразу так у парня с девкой сладилось — оба должны быть подкурены или пьяны. — На днях.
Дни впереди казались ей долгими-предолгими.
— Передавай привет от Вальдо Ван дер Мерве, — вожак козырнул своей знаменитой фамилией. Мол, пусть знает, что не с мелкими людишками гонялись, а равные — с равными. — И скажи, что тарантас он классно переоборудовал. Думаю, тысяч в сто ему влетело.
«Ах, пустяк!» — повела глазками Марсель.
— Можно и встретиться. Пешком, — миролюбиво улыбнулся Вальдо. — Я б не отказался выйти на ту мастерскую, где перестроили «лендокс». Так и говори — Ван дер Мерве шлет привет и лучшие пожелания.
Возник рядом Перси, сдавленно дыша зельем, с ним Гизела, издающая диковинные горловые звуки, — поперхнулась от жадности.
— Прет от вас, — поморщился Вальдо. — Охрана вычислит. Шли бы в сортир, прополоскались.
Гизела рисковала, разделив с ним фляжку, — Перси лично варил эту бурду. По науке, состав должен был вызывать любовное влечение, но вызывал только отрыжку и желание запить томатным соком.
— Ты отравил меня, урод! — От ненависти, а может, от зелья у Гизелы расширились зрачки.
— Два пальца в рот, — равнодушно посоветовала Рамбур. — Нашла, из чьей бутылки пить. Ты еще покури, чем он сигареты набивает, вообще на метле в трубу вылетишь.
Испившие любовного напитка удалились, и Гизела зло тыкала кулачком в спину сомлевшего Перси. Ди-джей, перекурив, выкрикнул название нового хита — и зал заполыхал белыми вспышками, а компания влилась в дружное биение тел; кое-кто, держа во рту свистки, вторил музыке пронзительными звуками.
«Бом-бом-дага-дах! Бом-бом-дага-дага-дах!»
— Вы с ним родственники, да?!! — заорал Вальдо в ухо Марсель, тоже оставшейся у Берты.
Марсель порывисто кивнула.
— Я так и думал! — ревел Вальдо. Рамбур, устав дергать его, незаметно пнула друга коленом ниже спины. — Идем танцевать!
«Бом-бом-дага-дах!» Казалось, потолок приподнимается и опускается в такт оглушительным раскатам музыки и на финальном взрыве ударника зависает прямо над головами; дискотека становилась смятением живых молекул, мечущихся под титаническим поршнем. Марсель заставила себя сделать шаг, другой — и близость множества энергично движущихся тел передалась ей, словно резонанс; секундный страх исчез, стало легче дышать, и ритм — «пля-ши, пля-ши» — начал овладевать ею. «Раз-два, прыг-скок, впе-ред, на-зад, делаемпрыжок, этохорошо. Вверх-вниз, все-вдрызг, сна-нет, сон-бред!»
В рисунок царящей над залом музыки расплывчатыми пятнами, неясным вибрирующим эхом проникал второй, ведущий, главный звук — мягкие, гигантские удары молота, нет — пресса, выжимающего крики изо ртов, искры из глаз, мысли из голов. Под это непрерывное уханье Марсель не думалось, не помнилось — где раньше она слышала такое?..
«На-го-ре! на-го-ре!»
Она пошатнулась, схватившись за лоб, словно почувствовала прилив жара — где?..
Огляделась — стробоскоп дробил единое и слитное движение на сияющие стоп-кадры. Звуки разбивались на отрывочные ноты, жесты — на мгновенные окаменевшие фигуры. Вспышки прекратились — зал ожил, загудел, зашевелился. Подскочил Тьен, широко и радостно улыбаясь:
— Здорово, я весь пою! выпьешь воды?
Исчезло ощущение того, что ее перемалывают в трепещущую пыль. Остановились стены, замер потолок — «Арсенал» переводил дух, как обжора над следующим блюдом.
Танец за танцем. Марсель наслаждалась, стараясь отдаться ритму без остатка, упиваясь тем, что она может неистовствовать, а потом болтать в компании — о чем? а, просто ни о чем, о первом, что придет в голову. Эти разговоры, то и дело разрывавшиеся смехом, возникали без труда и прекращались сами собой. И Марсель сердилась, что неизвестно отчего порой нападает тошная слабость, совсем неуместная в этом омуте веселья.
«Это простуда. Бывает — жарко без причины, а потом зябнешь и слабеешь.
Это простуда. Начинает колотиться сердце, не унимаясь после танца, и кажется, что не хватает воздуха.
Это пройдет. Ничего страшного… не гляди вверх, а то увидишь, что потолок приближается.
Лучше смотреть на тех, кто рядом — теплые, живые лица, разговор без умолку о музыке — какая самая отбойная, от какой в тряску впадаешь о звездах — какие они наркоманы и талантливые, как подружкам счет теряют и какую дрянь поют; о том о сем — так занятно! забываешь обо всем. Надо только держаться в тесноте компании, не отводить взгляда от глаз собеседников, потому что за пределами их круга свет меркнет, пульсирующими наплывами сгущается темнота… что это? неполадки с электричеством? И отопление, похоже, увернули — холодней становится…»
— Нельзя больше ждать, — встал Клейн. — Едем. Уже сорок минут десятого!
— И начал граф на битву собираться! — заговорил Аник напевно, натягивая синие джинсы. — Надел рубаху он, окрашенную в пурпур, надел он сапоги кордовской кожи и начал примерять доспех тяжелый. Кольчуга — крепче не было и нету! — колечками блестит, как чешуею; не прорубить ее клинкам неверных! Шишак надежный с кованым навершьем, с наносьем, изукрашенным на диво — ударов булавы он не боится! Щит, пояс, рукавицы боевые — над ними, Бог свидетель, потрудились на славу щитники, швецы и кожемяки…
— И не забыл набор он джентльменский — платок для носа, запасную челюсть, — прибавил Клейн, надевая свои темно-синие и более просторные джинсы — затычки для ушей и глаз протезный, костыль, бандаж…
— …лорнет и зубочистки…
— …без коих в бой идти — одно расстройство.
— Я без оружия иду на дискотеку, — Аник вжикнул «молнией», застегивая черную «косуху», — а ты, мой верный Клейн, — ужели ныне идешь на танцы с голыми руками?
Клейн молча предъявил гвоздь сантиметров на пятнадцать и убрал его во врезной карман своей кожанки.
У зеркала они, не сговариваясь, встали плечом к плечу — иначе оба в нем не помещались. Аник — кожаная кепочка, отложной воротник, пояс в талию, охряно-желтые сапожки со скошенными каблуками и заостренными носами, по-ковбойски. Клейн — черная вязаная шапочка албанского сепаратиста, куртка пошире, по фигуре, на застежке-планке, аскетический воротник-стойка, ботинки с рубчатой подошвой; все кожаное на обоих, черное, включая перчатки.
— А мы еще ничего! Мы можем нравиться не только падшим женщинам! — воскликнул радостно Аник и поковылял к выходу на полусогнутых, слегка расставляя колени, вихляясь и гнусаво припевая:
Когда мы с другом выходили,
Все лярвы пялили глаза!
Клейн еле сдержался, чтоб не отвесить ему пинка для скорости.
По пути проверили — не помешает — положение заряда и маркера. Все там же. С микрофона часов на руке Марсель шел галдеж и гогот молодых голосов.
