Андрей Круз - Я еду домой!
Нога как бревно волочится, только бревну болеть не положено, а она болит. Ползу на локтях, положив на них карабин. Тут немного, метров пятнадцать всего, и следующее укрытие, а там еще подумаю. Солнце в затылок, жарко, кепку потерял. А от песка проморгался, кстати, хоть глаза еще немного режет.
Шаги я услышал сразу и очень близко. Так близко, что понял — перекатываться и уходить бесполезно, я уже влип. Окончательно. Успел лишь голову повернуть. Он прямо здесь стоит, у пикапа, оружие у плеча, смотрит мне в глаза и улыбается. Точно, улыбается, белые зубы и черное отверстие дула. Я все же дергаюсь, и тут вспышка и как молотком по виску, искры в глазах, и удивленное осознание, что я еще жив, что стрелок попал как-то неправильно, не туда, куда положено попадать, чтобы убить. А вместо второго выстрела у него из головы вылетело ярко-красное облачко и он упал вперед лицом, подогнувшись в коленях, со всего маху ударившись лицом в землю, я даже услышал треск сломавшегося носа.
Радио. У меня все время было радио на плече, а я его не тронул даже.
— Дрика?
— Да, это я. Я его убила?
— Наповал. Ты его не просто убила, ты мне башку спасла.
— Что мне теперь делать?
Умница не ожидал. Она же в панике бежала, я видел. А тащила с собой снайперский «штайр», и где-то залегла. Там дальше тоже кучи и уже кусты появляются снова, там она где-то и укрылась. Что я говорил про кочан капусты недавно? Говорил же. Что попадет. Не в кочан, так в башню кому-то.
Что ей делать, что ей делать? А где она вообще?
— Ты где?
— Прямо за тобой. — она запнулась. — Ну, если ты сейчас лицом к машине, то я на шесть часов. Я тебя сейчас не вижу.
— Понял.
Я пока не лицом к машине, но скоро буду. Голова кружится, висок болит. Прикасаюсь к нему рукой и опять ругаюсь. Потому что больно. И кровь на руке. И я счастлив, потому что когда я дернулся, тот гад промахнулся, пуля от башки отрикошетила, хоть и рассекла до кости. Что делать? На глаза течет, кстати, мешает. ИПП. Вытаскиваю его из кармана, выдираю нитку с пластмассовой бусинкой. Так, подушечку, и прижать, как можно сильнее, так не течет.
Где Тима? И где этот был, которого Дрика? Наверняка все это время за машиной прятался, а я его и не заметил. И не услышал. А он услыхал, как я пополз, и высунулся. Меня не убил, а сам словил в башню. Тима, ты бы тоже высунулся, а? Я ведь если не убью тебя сейчас, то ночей спать не буду, кушать не смогу. Ты, сволочь, мне свою жизнь насквозь задолжал.
Захлопали частые выстрелы у меня за спиной, один за другим, раз десять подряд, потом голос в радио:
— Он убегает!
Дальше мне и объяснять ничего не потребовалось. Ни кто убегает, ни куда. Я даже не понял, откуда силы взялись вскочить на ноги, и даже раненая почти не волочилась, а нормально меня несла, только болела дико. Тима не будет отбиваться. Тима — трусливое чмо, не как его покойный папа. Он бежит, и бежать он может только за насыпь, у них там машина наверняка, больше ее спрятать некуда. Я дикими скачками похромал до переднего бампера, успев отметить, что туша Марка, похожая на выброшенного на берег и тонущего в крови кита начинает шевелиться, но даже это меня не остановило. Пластиковое цевье «зига» со стуком встретилось с вертикально стоящим бампером, я прижал его рукой — иначе не попаду, все ходуном ходит.
Вон он, вскакивает на ноги. Дрика не умеет по бегущему стрелять, мажет, но Тима трус, она его прижала к земле. Метров сто всего до него, рукой подать. Я плавно подвожу к нему красную точку, беру маленькое упреждение, и провожая его бег стволом, начинаю раз за разом давить на спуск.
Попал я первой же пулей, словно не винтовка, а мое сознание ее послало. Тима дернулся, его повело в сторону, и я всадил в него весь остаток магазина, одну за другой, сначала в стоящего, затем в упавшего. Вздохнул с облегчением, обернулся к уже поднимающемуся на ноги Марку, залитому кровью почище меня и уставившемуся на меня изуродованным пулей лицом с дикими мертвячьими глазами. Спокойно, сам не знаю почему, словно стараясь растянуть этот момент, перекинул магазин с пустого на полный, прицелился в середину лба, и выстрелил. И огромное зыбкое тело Марка обрушилось на землю еще раз.
— Что с Джеффом? — послышался жалобный голос Дрики в рации.
— Умер Джефф. — ответил я. — Совсем.
И выстрелил еще раз, целясь в шевелящееся светлое пятно в проеме окна «Такомы».
Пытавшийся убежать и убитый мной тоже воскрес, почему-то с опозданием. Наверное, и умер не сразу. Тим воскресать не стал — стреляя по его неподвижно валяющейся на песке туше, я целился в голову.
Я попытался командовать, но пришедшая в себя голландка сбила меня с волны, занявшись перевязкой. Рана на ноге страшно болела и выглядела плохо — выходное отверстие пришлось на переднюю часть бедра, но вообще мне надо было благодарить судьбу за такой исход. Пуля не задела ни кость, ни бедренную артерию.
— Тебе надо к доктору. — твердо сказала Дрика, наматывая бинт, пока я сидел на земле, прижимая к голове марлевую подушку.
Кровь продолжала течь, в ушах звенело, ощущение было такое, что кто-то пытался забить мне в голову гвоздь и время от времени возобновлял свои старания.
— Тошнит? — спросила она меня. — Голова кружится? В глазах двоится?
— Нет. Просто голова раскалывается.
— Странно было бы, если бы не болела. — заметила она. — У тебя до кости разрыв от виска до затылка. И ухо как ножом сверху надрезано. Что это?
— Дужкой очков, наверное. — пожал я плечами.
Странно, дужка мягким пластиком у них была покрыта. Наверное, слишком сильно их рвануло. После бедра она взялась за мою голову. Обработала чем-то рану, замотала бинтом, затем обработала и заклеила ухо, сунула в руку большой марлевый тампон, смоченный в спирту и сказала:
— Сотри кровь с лица, ты на зомби похож. А вообще тебе к врачу надо, в рану что угодно могло попасть. Даже если нитки из штанины, то может быть нагноение.
Я кивнул благодарно, провел мокрым тампоном по лицу. В воздухе тяжело запахло алкоголем. А затем выругал себя сам — позволил ей заботиться обо мне, не поинтересовавшись, как девушка сама себя чувствует. Тем временем она скинула на песок свой бандольеро и задрала майку — весь ее правый бок наливался краснотой, по которой были рассыпаны пятна ссадин.
— Ты как? — спохватился я.
— Нормально. — поморщилась она. — Ударилась, когда перевернулись.
— Ребра целы?
— Не знаю. Но переломов быть не должно, если только трещины.
— Ага, здорово просто.
Перевернувшись сначала на четвереньки и шипя от боли, я поднялся, балансируя на одной ноге. Надо каким-то костылем обзавестись, не смогу я так перемещаться… Только прыжочками колченогими. А перемещаться придется. Допрыгал, опираясь на перевернутую машину, до заднего борта кузова, огляделся. У домика какие-то доски и палки навалены, можно попробовать оттуда что-то выбрать.
