"Зарубежная фантастика 2024-9". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Геммел Дэвид

Авалон, верный приговору Вурлитцера, вздохнул:

— Ну так и быть, вы свободны.

Но к полному ошеломлению Джил юноша-ягуар произнёс:

— Я бы предпочёл остаться.

— Что?!

— Ты можешь идти, если хочешь, — сказал ей Джикс. — Я желаю познать учение Вурлитцера.

— Ну у тебя и шуточки!

— Я вовсе не шучу.

Авалон осклабился, явив миру нечто, напоминающее забросанные грязью железнодорожные рельсы.

— Ты хочешь стать одним из нас?

Джикс не ответил, но Авалон принял его молчание за согласие.

— Ну, тогда ладно! Не раскаешься, точно тебе говорю. — Он оглянулся на завешенный покрывалом музыкальный автомат. — Понимаешь теперь? Вурлитцер недаром разрешил тебе уйти. Он знал, что ты останешься. — Авалон с некоторым отвращением взглянул на Джил, затем ткнул пальцем в одного из стражников: — Ты. Возьми эту, отведи наверх и пусть катится.

— Нет! — отрезала Джил, вне себя от ярости на Джикса. — Думаю, я тоже останусь на некоторое время. Мне всё равно особо некуда спешить.

— Ну, тогда ладно, — отозвался Авалон. — Но боевую раскраску вы получите, только когда покажете, на что годитесь.

Оторву Джил нельзя было назвать хорошей девочкой. При жизни она служила для своих родных неиссякаемым источником всяческих неприятностей, а когда стала скинджекером, то и вовсе отбилась от рук. Она была уверена, что её кома явилась для предков истинным благословением, и единственное, чего не могла понять — почему они до сих пор ещё не выдернули вилку из розетки.

Она не задумывалась над тем, чем обусловлены социопатические черты её личности, были ли они врождёнными или явились реакцией на суровое окружение; она этого не знала и знать не хотела. Ей просто нравилось делать гадости. Джил была скверной девчонкой — так ей внушали все, и она сама прониклась этим сознанием.

«Жатва», то есть лишение жизни детей и перенесение их душ в Междумир, началась для Оторвы Джил как способ утвердить своё положение в высшем эшелоне власти: сперва у Мопси Капоне в Чикаго, а затем при Мэри — ласковой, заботливой, добрейшей и милейшей Мэри Хайтауэр, которая так любила всех детей без исключения, так хотела уберечь своих маленьких сыкунов от большого злого мира, что с этой целью благословила Джил на «жатву».

Джил не вдавалась в размышления по поводу того, почему ей нравится «жать». Она знала лишь, что в том, чтобы совершать ужасающие преступления и при этом ещё и получать за них признание и похвалу, есть некое особое удовольствие. Скверная девчонка никому и ни за что не призналась бы, что на самом деле «жатва» вызывает в ней смешанные чувства. Она отлично справлялась со своей совестью: когда бы та ни подымала свою уродливую голову, Джил проворно загоняла её пинками обратно, напоминая себе, что она, Джил, только до тех пор чего-то стоит, пока занимается своим ремеслом.

И тут вдруг откуда ни возьмись явился этот кошко-фрик, раззявил свою мерзкую пасть и заставил Джил взглянуть на себя в новом свете. Джикс назвал её охотницей и сказал, что ничего в этом зазорного нет; ей надо лишь сойти с проторённой ею дороги и найти лучшее, более благородное применение для своих наклонностей. А ведь ей никто никогда даже единым словом не намекал на то, что с нею ещё не всё потеряно. Неужели он и вправду верит, что она может стать лучше?

Джил настигла Джикса в одной из многочисленных потайных комнат, скрывающихся в подземелье Аламо. Здесь когда-то где хранились сёдла — половина из них рассыпалась в пыль, а вторая половина перешла в Междумир.

— Что это тебе в голову стукнуло? — накинулась она на юношу-ягуара, прижав его к стене. — На кой тебе понадобилось оставаться здесь, с этими полоумными?

Джил была в полной уверенности, что застала Джикса врасплох, но в действительности он предвидел её нападение. Он мог бы избежать конфронтации, но не стал этого делать. Пусть она выпустит пар. К тому же это был их первый физический контакт...

— Мэри в их руках, — ответил он.

— Да какое тебе дело до Мэри?!

Джикс выскользнул из рук Джил, развернул её к себе спиной и крепко, но нежно захватил её в «замок».

— Ты знаешь обо мне не всё, — сказал он.

Джил пыталась вырваться, но он понимал — она трепыхается только для виду. Если бы действительно хотела, то легко высвободилась бы.

— Чего не знаю? Что тебя послали сюда твои боги-ягуары?

— Почти угадала. Его превосходительство и вправду считает себя богом.

— Что ещё за его превосходительство? Я думала, ты сам по себе.

— Вообще-то я этого в точности никогда не утверждал. Это твой собственный вывод.

Вот теперь показная борьба Джил перешла в настоящую. Джикс отпустил её.

— Я отдала свою монету, чтобы спасти тебя! За тобой должок, так что выкладывай всё начистоту!

— Очень хорошо. Но не сейчас. Здесь слишком много посторонних ушей.

И точно — пока они выясняли отношения, через комнату прошагало несколько Кошмаров, и все они обратили внимание на возню бывших пленников.

Джил нехотя кивнула.

— Ух, как же я тебя ненавижу! — прошипела она и вылетела из комнаты.

Сказать по правде, у Джикса имелось несколько причин, чтобы остаться среди Кошмаров. Захватить Мэри и доставить её к королю была только одной из них. Другая — музыкальный автомат. Было в нём нечто, что запало в ум Джиксу. Только окончательные идиоты станут поклоняться какой-то дурацкой машине, а Кошмары, хоть и не особо блистали интеллектом, но сумели как-то избежать длинной и загребущей руки его превосходительства. Может, причина как раз в Вурлитцере? Может, благоговение, которое грозные вояки испытывали перед этим механизмом, основано на чём-то действительно значимом?

Джикс знал: в Междумире существуют особые, символические явления и предметы. Они указывают на что-то запредельное, находящееся по ту сторону. Самый яркий пример — монеты: не принадлежащие ни миру живых, ни миру мёртвых, они служили средством перемещения душ дальше, в Неведомое, куда уходят все.

И были ещё китайские гадательные печенья — о них было известно даже на Юкатане, хотя там они появлялись не так часто. Все знали: их пророчества в Междумире всегда сбываются. Они точно указывали путь каждому отдельно взятому послесвету и никогда не ошибались.

Как-то раз Джикса заслали лазутчиком в одну банду послесветов в Мехико-сити — те собирали вокруг себя новоприбывших с целью возродить в Междумире Великую Ацтекскую империю со столицей в Теночтитлане. Благодаря помощи Джикса его превосходительство покорил мятежников, и лазутчика наградили одним гадательным печеньем из личных запасов короля. Это был не какой-нибудь простецкий кусок пресного теста. Печенье Джикса было глазировано белым шоколадом — в таких, как считалось, содержались наиболее значительные, судьбоносные предсказания.

«Ты их освободишь» — вот что сказало печенье Джикса.

Когда его превосходительство спросил, что там написано, Джикс ответил: «Боги-ягуары улыбаются тебе». Это был единственный раз, когда Джикс солгал своему королю. Пророчество постоянно маячило на окраинах сознания юноши, и он часто ломал голову, кого же это он должен освободить.

Вот так и с музыкальным автоматом. В нужный момент он сказал именно то, что должно было быть сказано — и это наводило на мысль, что Вурлитцер мало чем отличается от гадательного печенья.

Глава 17

И вот явилась Мэри [116]

Несколько дней спустя гроб со спящей Мэри таинственным образом переместился из спальной палаты междусветов в середину общего жилого зала. Никто не имел понятия, как он там оказался. Авалон, слишком гордый, чтобы признать, что в его владениях происходят вещи, над которыми он не властен, прикинулся, будто это его рук дело.

— Можете любоваться моей собственностью, — говорил он всем и каждому, — но трогать не смейте!