Генезис - Поселягин Владимир Геннадьевич
Я возглавлял колонну, проводя разведку. А через два часа, как мы отдалились от реки, ушли максимум километров на пять, может чуть больше, начало светать. Я предложил комполка встать на дневку, отдохнуть, переждать световой день и ночью двинуться дальше. Так больше шансов у нас будет добраться до наших. Чем питаться, имелось на ближайшие сутки, два ранца с продовольствием в мотоцикле нашлись. Однако тот слушать не стал, приказал после получасового отдыха продолжить движение. Вздохнув, худо будет, я это отлично понимал, нас ведь наверняка ищут, найдут мотоцикл и место, где мы переправились, дальше сузят зону поисков, выставят наблюдателей на высотах и днем точно обнаружат.
Я как будто в шар предсказаний глядел. Через три часа, когда мы встали на отдых, в этот раз готовили пищу, даже поесть успели, застрекотали моторы, появились мотоциклы, несколько бронетранспортеров и шесть грузовиков с пехотой. С другой стороны повозки с полицаями. Форма вроде красноармейская, но повязки белые на рукавах и все вооружены.
– Я же говорил, худо будет, – сказал я полковнику, пока тот в трофейный бинокль мотоциклистов изучал и других прибывших немцев. Те, выстроившись в цепь, направились к нашей ложбине, где мы в кустарнике укрылись. – Не вырваться, окружили и пулеметы установили. Осталось только жизнь подороже продать. Они точно знают, что мы тут, наблюдатели на высотах или на деревьях сообщили, по дымку костра поняли, что встали на отдых, и вот, дождались.
– К бою, – скомандовал подполковник.
Хмыкнув, я подтянул лежавший под рукой карабин и стал доставать из подсумков патроны, распихивая их по карманам. Снял подсумки и бросил рядом. Когда немцы найдут карабин, будут искать, кто стрелял, найдут подсумки, решат, что кто-то из летчиков, а не я. Не любят немцы тех, у кого обнаруживают свое оружие, могут и мучительно убить. Хорошо еще, что награды в штабе моего транспортного авиаполка хранятся, как и документы. Это правило дня два назад ввели, до этого летали и с документами, и со всеми регалиями. Когда начался бой, я привставал для одного выстрела, всегда в разных местах, и выбивал пулеметчиков и офицеров. Четыре обоймы выпустил, и ни одного промаха. Пулемет наш стрекотал короткими очередями, пусть запас патронов к нему в коляске мотоцикла найден был, все равно экономили. Я уже и офицеров перебил, и часть унтеров, командира предателей тоже заземлил, зама его, те залегли и не вставали, пытались из двух ручных пулеметов ДП нас покосить, но я снял пулеметчиков и те больше не пытались привлечь к себе внимание.
Пользуясь тем что оружия дальнобойного у нас мало, пулемет да мой карабин, немцы рывком сблизились, тут по ним включились в работу оба автомата, но все равно не помогло. Враги, добежав, закидали нас гранатами. Дальше уже закипела рукопашная. Да и какая рукопашная, если нас трое осталось? Причем капитан со сломанной ногой с двумя пистолетами в руках обстреливал немцев, что появлялись на склоне, десяток точно завалил, пока один ретивый рядовой не пристрелил его из своего карабина. Меня вырубили ударом приклада; пока двое немцев пытались меня удержать, третий подкрался и сделал свое дело. Комполка вязали, тот ревел что медведь, раскидывая солдат, видели его петлицы, живым брали, а вот почему меня брали, не понятно. Вряд ли им интересен обычный лейтенант ВВС.
Очнулся я в каком-то сарае. Открыв глаза, определил, что вокруг ночь, поэтому стараясь не шевелиться, поднял руку. Я не был связан, потер затылок, где имелась шишка. Шлемофона не было, комбинезон тоже пропал, как и сапоги, осталась только форма, и все. Сев, невольно зашуршав старой слежавшейся соломой, я прислушался. Хм, в сарае я был один, ворота заперты, но, судя по едва слышному сопению, кто-то находился за ними. Также рядом находилась железная дорога, слышал, как прошел состав, да и свистки паровоза доносились.
Осторожно встал, болели ребра, все тело, похоже, один сплошной синяк, но не издав и стона, я осмотрелся. Наверху были балки, разбежавшись, я оттолкнулся от стены и, долетев, ухватился за одну из высоко находившихся балок. Хорошо уцепился, закинул ногу и забрался на балку. Дальше, пройдя по ней к внутреннему скату крыши, стал аккуратно, стараясь не шуметь, убирать дранку. Придерживал, иногда не удавалось работать без шума, но, когда чувствовал, что нашумлю, старался дождаться громких звуков с железной дороги и тогда драть. Наконец отверстие, через которое я пролезу, было готово, так что, протиснувшись, осмотрелся и нахмурился. Сарай окружен солдатами вермахта. Не думаю, что это засада, многие солдаты спали, другие у костров грелись, но больно уж количество часовых с этой стороны меня насторожило. Слишком много их, а это подозрительно. Меня те видеть не могли, темнота скрывала, поднявшись по скату наверх, я еще раз осмотрелся, и убедился, немцы со всех сторон. Вернувшись к отверстию, я также аккуратно закрыл его и спрыгнул с другой стороны сарая. Снимать часового у ворот не стал, мало ли приманка, сразу на шум сбегутся засадники, ну и отойдя, по-пластунски прополз мимо ближайшей засадой, прямо под бронетранспортером, а дальше рванул прочь по улице села, в котором находился.
Количество войск в селе меня поразило, вот я и решил выяснить причины такого столпотворения. Нашел часового, вырубил, закинул на закорки и, отбежав в тихое место, связал его же ремнем, сунул кляп в рот и, растормошив, стал задавать вопросы, велев кивать, если я прав. Но если мы не понимали друг друга, прижимал к горлу его же штык-нож и, доставая кляп, расспрашивал. Я думал тут интрига, меня охраняют, а оказалось двигающаяся к фронту часть из-за поврежденного нами моста была вынуждена разместиться здесь. До моста было шесть километров. Они ожидали, когда прибудет транспорт, на котором их повезут в сторону передовой. Если что, тут в селе был высажен пехотный полк со всей положенной артиллерией. Часового я прирезал, о советских летчиках тот ничего не знал, даже не подозревал, что меня содержат в селе, так что подсумки на себя, застегнул ремни, а вот сапоги снимать не стал, не мой размер. Карабин за спину, нож в руку, и побежал к месту, где меня содержали. Думаю, пленители остановились рядом. Нужно их найти и, если мои вещи там, забрать обратно. До наступления рассвета три часа, я часы у часового позаимствовал, мои-то пропали, так что знал, сколько времени. Хм, на затылке было рассечение, однако немцы даже не удосужились перевязать меня, закинули так в сарай и бросили, хорошо кровь засохла, да и волосы помогли, и кровотечение прекратилось. Немцы не особо заботятся о пленных, так что я не был удивлен отсутствием медицинской помощи.
Двигался я через огороды, но вернулся к небольшой железнодорожной станции. Тут не было узла, поезд приходилось задним ходом перегонять обратно до ближайшей узловой станции. Несколько пакгаузов, здание вокзала, вот и все. Содержали меня не на территории станции, просто рядом, в частном сарае. Найдя его, осмотрел ближайшие дома, обнаружив вдруг, что вход одного из домов охраняет не привычный уже часовой в форме солдата вермахта, а полицай. Переодеть в черную форму не успели, тот в красноармейской щеголял.
Снять его удалось без проблем. Проник в дом и вырезал полтора десятка полицаев, что спали внутри, но своих вещей не обнаружил. Одного из полицаев, думаю, он старший, кобура с пистолетом в изголовье лежала, был мной вырублен. Потом привел его в сознание и допросил, намекнув, что кричать не стоит, почки могут не выдержать моего недовольства, а уж если в печень постучу, так и не переживет этого. От него и выяснил все, что хотел. Для начала взяли меня одного, комполка был убит, когда его вязали, случайность. Других летчиков брали другие поисковые группы, а в нашей выжил только я. Довезли на машине до села и бросили пока в сарай. Утром бы отправили в лагерь военнопленных. Без сознания я был меньше суток. А вот как меня через реку перевезли и доставили сюда, не понятно, мыто бой приняли километрах в тридцати отсюда, на другой стороне реки. Оказалось, на машине привезли, по понтонному мосту. Кстати, эти полицаи в том бою не участвовали, они из местного гарнизона.
