Нейромант. Трилогия «Киберпространство» - Гибсон Уильям
Кейс встал, натянул мятые черные джинсы, лежавшие в ногах, и опустился на колени возле сумок. Первая принадлежала Молли, в ней оказались аккуратно сложенная одежда и какие-то миниатюрные, дорогие с виду приспособления. Во второй лежали книги, кассеты, симстим-дека, одежда с французскими и итальянскими ярлыками; Кейс не мог вспомнить, когда он все это купил. Под зеленой футболкой Кейс нашел что-то небольшое, хитроумно укутанное в японскую оберточную бумагу.
Когда он взял пакет, бумага порвалась, и в щель между паркетинами воткнулась блестящая девятиконечная звезда.
– Сувенир, – сказала Молли. – Я заметила, что ты всегда на них смотришь.
Кейс обернулся и увидел, что она сидит на кровати, скрестив ноги, сонно потягивается, поскребывает живот бордовыми ногтями.
– Тут придут ставить охранную сигнализацию, – сказал Армитидж.
Он стоял на пороге со старомодным магнитным ключом в руке. Молли варила кофе на крохотной немецкой плитке, которую достала из своей сумки.
– Я и сама могу, – откликнулась она. – У меня все для этого есть. Инфрасканирующий периметр, сирены…
– Нет, – перебил ее Армитидж и закрыл дверь. – Я хочу, чтобы понадежнее.
– Была бы честь предложена.
На Молли была темная сетчатая футболка, заправленная в черные мешковатые хлопчатобумажные брюки.
– Вы служили когда-нибудь в полиции, мистер Армитидж? – спросил Кейс; он сидел на полу, прислонившись к стене.
Армитидж был одного с ним роста, но имел военную выправку и такие широченные плечи, что казался не у́же той двери, через которую вошел. На нем был темный итальянский костюм, в правой руке – небольшой чемоданчик из мягкой телячьей кожи. Спецназовская серьга исчезла. Аккуратные, но невыразительные черты – стандартная красота дешевых косметических салонов, иными словами – некая амальгама лиц, чаще всего мелькавших на телевизионных экранах в прошедшем десятилетии. Холодный блеск бесцветных глаз только усиливал ощущение лица-маски. Кейс начал сожалеть о своем вопросе.
– Я хотел сказать, многие бывшие спецназовцы подались в копы. Или в охрану, – добавил Кейс, чувствуя себя крайне неуютно; Молли протянула ему кружку дымящегося кофе. – Просто вот это, с моей поджелудочной, сильно смахивает на полицейские штучки.
Армитидж закрыл дверь, пересек комнату и остановился напротив Кейса:
– Тебе крупно повезло, Кейс. Ты должен сказать мне спасибо.
– А за что? – Кейс шумно подул на кофе.
– Ты нуждался в новой поджелудочной. И мы достали тебе такую, которая освободила тебя от опасной зависимости.
– Благодарю, но мне нравилась такая зависимость.
– Вот и хорошо, потому что теперь у тебя появилась новая.
– Это как? – Кейс перевел глаза с кофе на Армитиджа. Тот улыбался:
– В стенки нескольких главных артерий тебе заложили пятнадцать капсул с ядом. Их оболочки растворяются. Медленно, но верно. В каждой капсуле содержится некий микотоксин. Ты уже знаком с его действием. Именно эту отраву вкололи тебе в Мемфисе.
На Кейса смотрела ухмыляющаяся маска. Кейс недоуменно сморгнул.
– У тебя есть время, чтобы выполнить мое задание, но и только. Выполнишь задание, и я введу тебе фермент, который отслоит капсулы, не разрушая их оболочек. Потом тебе сделают переливание крови. В противном случае капсулы растворятся и ты вернешься в то же самое дерьмо, из которого я тебя вытащил. Так что, Кейс, мы тебе нужны… Сейчас ты зависишь от нас не меньше, чем когда мы выгребли тебя из сточной канавы.
Кейс вопросительно посмотрел на Молли. Она пожала плечами.
– А теперь иди к грузовому лифту и принеси коробки, которые там лежат. – Армитидж вручил Кейсу магнитный ключ. – Действуй. Они тебе понравятся, Кейс. Как подарки на Рождество.
Летом в Муравейнике праздные толпы шумят и колышутся как трава на ветру – поля человеческой плоти, пронизываемые неожиданными вихрями желаний и счастья.
В тусклом солнечном свете Кейс сидел рядом с Молли на краю сухой бетонной чаши неработающего фонтана; бесконечный поток проплывающих мимо лиц напоминал ему этапы собственной жизни. Сначала прошел малолетка с козырьком над глазами – обыкновенный уличный мальчишка с расслабленными, но всегда готовыми к действию руками, затем подросток с лицом симпатичным и загадочным под красными стеклами очков. Кейс вспомнил, как в семнадцать лет он молча и ожесточенно дрался на крыше среди нежного розового сияния геодезических куполов, озаренных первыми лучами солнца.
Он чуть поерзал: через тонкую ткань брюк отчетливо ощущался холодный шершавый бетон. Ничего похожего на электрический танец улицы Нинсэй. Здесь, среди запахов гамбургеров, духов и молодых загорелых тел, заключались другие сделки, жизнь текла в другом ритме.
А там, на чердаке, его ждала дека – «Оно-Сэндай-Киберспейс-7». Пол усеивали куски белого упаковочного пенопласта, мятые обрывки клеящей ленты и сотни крошечных пенопластовых бусин. «Оно-Сэндай», а также самый дорогой в будущем году компьютер фирмы «Хосака», монитор «Сони», дюжина дисков со льдом корпоративной выделки и кофеварка «Браун». Как только Кейс одобрил каждую из покупок, Армитидж сразу же ушел.
– Где он остановился? – спросил Кейс у Молли.
– Он любит отели. Большие. По возможности вблизи аэропорта. Слушай, давай пройдемся.
Молли надела старый, с распродажи военных излишков, бронежилет с дюжиной странной формы карманов и огромные темные очки, полностью скрывавшие зеркальные линзы.
– Ты знала раньше про эту хрень с токсином? – спросил Кейс; она помотала головой. – Думаешь, это правда?
– Может, да, а может, нет. Так или иначе, он взял тебя за жабры.
– А нельзя ли как-нибудь проверить?
– Нет, – ответила девушка и одновременно правой рукой сотворила знак «Молчи!». – Изменение слишком тонкое, чтобы выявиться при сканировании. – И снова ее рука сделала знак «Подожди!». – Да и какая тебе разница? Видела я, как ты оглаживал свой «сэндай», это же чистая порнография. – Она расхохоталась.
– А что он всадил в тебя? Что заставляет пахать на него работящую девушку?
– Только профессиональная гордость, малыш. – И снова она призвала его к тишине знаком. – Слушай, давай позавтракаем. Яичница, натуральный бекон. Отравишься, наверное, ведь ты так долго питался в Тибе лишь переработанным крилем. Давай сядем в «трубу», поедем на Манхэттен и устроим себе настоящий завтрак.
Потухшая, вся в пыли неоновая вывеска, большие, согнутые из стеклянных трубок буквы: «Метро гологрэфикс». Кейс ковырял в зубах, пытаясь выудить застрявшие кусочки бекона. Он бросил бесполезные попытки узнать, куда и зачем они идут, так как на все вопросы получал только толчки под ребра и молчаливые призывы к тишине. Молли болтала о модах сезона, о спорте, о каком-то политическом скандале в Калифорнии.
Кейс смотрел на безлюдный глухой тупик. По перекрестку катился мятый газетный лист. Густо натыканные купола что-то такое делают с конвекцией, и в Ист-Сайде всегда дуют странные ветры. Кейс посмотрел сквозь окно на безжизненную вывеску. Ее Муравейник – совсем не его Муравейник, решил он. Молли провела его через дюжину баров и клубов, о которых он никогда не слыхивал, и везде какие-то дела, чаще ограничивающиеся многозначительными кивками. Поддерживание связей.
В тени за «Метро гологрэфикс» что-то двигалось.
Дверь представляла собой лист ржавой жести. Молли молча изобразила рукой запутанную последовательность знаков, которую он почти не понял. Уловил только потирание большого и указательного пальца, означавшее «наличные». Толкнув дверь, она ввела его в какое-то пыльное помещение. Они стояли в просвете среди плотных куч всякого хлама, которые тянулись до самых стен, увешанных полками с ветхими книжками в мягких обложках. Казалось, что хлам этот прямо здесь и вырос, такая себе плесень из металла и пластмассы. Кейс начинал было различать отдельные предметы: внутренности телевизора, столь древнего, что из него торчали пеньки разбитых радиоламп; мятую тарелку спутниковой антенны; коричневую текстолитовую коробку с кусками каких-то ржавых трубок, – но затем все снова слилось в единую массу. Когда Кейс следовал за Молли по узкому каньону среди прессованного мусора, огромная кипа старых журналов вдруг осыпалась на свободный пятачок и загорелая плоть давно минувших лет вперила незрячие взоры в потолок. За спиною защелкнулась дверь. Кейс не обернулся.
