Андрей Ерпылев - Выход силой
Крысы...
«Так меня живьем сожрут! – Игорь вспомнил, что придавленных завалами людей частенько находили полуобглоданными. – Нет, нельзя ждать. Надо как-то выкручиваться...»
Он дернулся, забился сильнее и – о чудо! – ощутил, что левую ногу уже можно согнуть в колене! Уцелел ли фонарик? Старшина давно чувствовал под лопаткой врезающийся в тело предмет. Может быть это он?
Вывернув до боли в суставах руку, Игорь умудрился выковырнуть помеху и с радостью увидел, как тьма вокруг отступила перед призрачным зеленым свечением.
Ему повезло, что в момент падения пробирка сама собой вдвинулась в футляр и теперь выступала наружу лишь чуть-чуть. Много, видно, было разбито подобных ей, пока не родилась такая простая и надежная конструкция, способная уцелеть при падении – жесткая трубка и резиновая нашлепка на выдвижном конце. Хвала изобретателям, которые продолжают творить даже после Конца Света! Не будь их – жизнь замерла бы... А его, Игорева, жизнь, и вовсе бы оборвалась.
Даже при тусклом свечении действующего на пять процентов «фонарика», он увидел то, что ему было нужно. Его придавливала лишь одна балка. Бетонная, кажущаяся неподъемной, но всего лишь одна! И поэтому можно попытаться выбраться самостоятельно, без посторонней помощи. Что еще ему остается? Сгнить.
Вновь и вновь он напрягал все мышцы – до красных кругов перед глазами, пытаясь расшатать, сдвинуть с места чудовищную тяжесть. Сжав зубы, сдирая кожу прямо через химзу, Игорь высвободил из каменного капкана руку... Есть! И вдруг балка пошла вниз, на него. Думал – все, конец. Дернулся из последних сил – иначе сейчас разотрет его в кровавую кашу... Но она остановилась, упершись во что-то твердое. Заорав от напряжения и боли, Игорь вырвался на свободу.
- Ненавижу! – Князев от души пнул балку. – Ненавижу, паскуда!
Бетон все стерпит.
Адреналин, кипящей волной пробежавший по телу, уходил, оставляя опустошенность и смертельную усталость. Похмелье после этой маленькой победы: он спасся, выбрался, хорошо, но что дальше? Между ним и остальными бойцами – завал, за спиной – враждебная станция. И он, Игорь – один на один с неведомыми врагами.
Можно было, конечно, отсидеться здесь – в относительно безопасном закутке, прикрытом с тыла завалом и ждать, пока с той стороны пробьются ему на помощь. Но только вот пробьются ли?
Странным человеком был капитан, который вел их в этот поход. Даже жизнью своего собственного, проверенного бойца был готов пожертвовать – оставил Байкальцева на Измайловской – возможно, подыхать оставил, хотя можно было вернуться назад, на базу, ведь за потерянную жизнь с него Батя спросит! Да и не только Батя, у Байкальцева и родня есть...
И если с такой легкостью капитан мог бросить на Измайловской – затерянной в джунглях сторожке – истекающего кровью товарища, то с какой стати он будет бороться за жизнь Князева – чужака, безусого мушкетера, салаги?
Пойти в туннель было ошибкой. Но почему Игоря отправили туда первым, почему остальные держались на расстоянии? Ошибка ли? Или...
Нет, дожидаться, пока проберутся к нему из-за завала нельзя. Только на себя можно рассчитывать.
Может быть, таинственных похитителей брата ему стоит бояться меньше, чем своих, первомайских? В конце концов, здешние жители были беспечны: не додумались даже хиленькой баррикады соорудить, чтобы перекрыть вход на свою территорию, в туннели.
Ну, хорошо, допустим, людей тут не опасаются – считают метро за Измайловской таким же мертвым, как считало большинство первомайцев Партизанскую и остальные станции. Но не могут же здесь мириться и с шастающими по джунглям мутантами?
Князев вспомнил мохнатое чудище, будто крысенка за загривок утащившее могучего Байкальцева в заросли, и у него мороз пробежал по коже. А ведь это был далеко не самый крупный зверь, и уж точно не самый ужасный. Случалось, «горожане» поопытней рассказывали о таких страшилищах, что волосы на голове дыбом вставали от одних их историй. Да и исследователи туннелей-лабиринтов вроде Антона могли удивить такой байкой о подземных чудовищах, после которой со станции и выходить было жутко.
Воспоминание об Антохе встряхнуло Игоря окончательно.
Как говаривал майор Балагур, на которого молодняк молиться был готов, солдат спецназа – боевая единица в себе. Он сам себе целое подразделение – и разведка, и штурмгруппа, и огневая поддержка. Правильно? Правильно.
Не важно, с каким противником он должен столкнуться, неважно, насколько многочисленным окажется враг. По сноровке и умениям, по отваге и ярости боец спецназа должен превзойти десяток неприятельских солдат.
Первомайским спецназовцем так просто не сделаться. Это звание почетное, его надо заслужить. Первомайский спецназ с честью выходил из таких передряг, что то положение, в котором сейчас оказался Игорь, можно смело считать обычной увольнительной. Глотки зубами рвал, грудью на пули, руками чудовищ душил. Первомайский спецназ – легенда!
Чем же хуже остальных старшина Игорь Князев? Может, и он станет легендой, и о нем потом будут рассказывать слушающим, разинув рты, сопливым пацанам, героические сказания?
Пути назад нет.
А, значит, надо идти в метро. В неизвестность. На приступ.
Осмотреть только арсенал, проверить боеготовность оружия, и... Игорь подобрал с земли «Бизон», заглянул в ствол, проверил магазин...
Что за чертовщина?!
Немыслимое, невозможное дело, но автомат, который сунул ему в руки капитан Федотов перед самым обвалом, оказался не заряжен!
Игорь бессильно опустился на балку и, отчаянно матерясь, тупо разглядывал пустой цилиндрический магазин к «Бизону». В сотый, наверное, раз передергивал затвор... Пусто. Быть того не может, но пусто.
А его собственные патроны в четырех запасных рожках к АК-74, к этому чуду техники не подходили никак.
Что бы это ни значило, поделать тут ничего было нельзя. Что у него остается, кроме никчемных патронов от калаша? Две гранаты, упрятанные в сумкианы на поясе, да мушкетерская «шпага». Негусто. Но ничего, если только противник подпустит Игоря поближе, «шпаги» ему хватит с лихвой. Если только подпустит...
Князев оглянулся на завал, до минимума снизил светимость «фонарика» и осторожно, прижимаясь к стене, тронулся вперед.
* * *
Игорь открыл глаза и долго лежал, бездумно глядя в темноту.
Не пригодились ни автомат без патронов, ни шпага, ни кулаки. И уж тем более гранаты, применять которые в подземелье, где старые стены и перекрытия держались на честном слове, было бы равнозначно самоубийству.
Здесь, в этом огромном склепе, оружие ему не пригодилось.
Потому что живых тут не оказалось.
Игорь вспоминал, как он, крадучись, двигался по туннелю, локтем придерживаясь за стену, чтобы хоть как-то ориентироваться в кромешной тьме. Фонарик он выключил – задвинул в пенал до отказа – почти сразу, потому что сообразил: пятнышко света в темном пространстве – самая лучшая мишень, которую только мог бы пожелать себе стрелок, обороняющий подступы к следующей станции. Но зря выключал – ни стрелка, ни кого иного он не встретил на своем не столь уж и длинном пути.
Когда локоть провалился в пустоту, он решил, что это одна из то и дело попадавшихся по пути ниш, которые раньше строили для путевых рабочих, чтобы тем было где укрыться от проходящих составов. Или, может, ответвление туннеля. Но очень скоро Игорь понял, что добрался до цели и пустота под локтем – чуть ли не бесконечна.
Станция Партизанская была мертва. Мертва абсолютно. Во всем огромном помещении не было ни следа какой-либо жизни. Ни людей, ни мутантов, ни крыс.
И это обстоятельство было особенно странным.
Исследуя окрестности Первомайской, Игорю приходилось забредать в разные места. Но нигде ему не случалось сталкиваться с такой совершенной пустотой. Зараженная радиацией природа, сошедшая с ума, пухнущая нехорошей, зловещей жизнью как раковая опухоль, не терпела пустоты, немедленно заполняя ее своими жуткими созданиями.
Стоило хотя бы на время перестать пользоваться помещением – будь то неудобно расположенный туннель под землей или одна из сотен тысяч брошенных жилых ячеек в многоэтажках на поверхности – как тут же находились легионы квартирантов, готовых до конца грызться за жизненное пространство.
А тут...
Игорь долго бродил по огромному гулкому залу, разглядывая мраморные барельефы на стенах, и представлял, как в былые времена здесь толпились люди, звучали голоса, смех, с шумом подкатывали поезда...
Антошка говорил, что им приходилось каждый день из тихого Северо-Восточного округа ездить почти через весь город: ему, старшему – в школу, маленькому Игорьку с бабушкой – в ясли. Что-то было связано с отцовской работой. И вот он всегда со смехом вспоминал, что Игорь беспрекословно вставал в шесть утра, чтобы только полюбоваться на поезда.
