Сергей Чичин - Отстойник
— Молчит? — уточнил я для проформы.
— Этот не хочет отвечать, — Мик указал ногой на Рамона. — А этот — (Эл) - Спрашивать этого. Ну и как ковать железо с такими кадрами?
— Мучить людей — отвратительно, — выдавил Эл — Мы не должны… Ибо уподобляемся ИМ. ИХ тянет причинять страдания…
— Знал бы ты, куда меня тянет, — пробурчал фон. — Я туда и пошел. Причиню страдания белому другу… Уподобляйтесь сами, кто кому считает нужным. Эл, ты лучше подоткни салфетку — от трудов Мейсона обычно много крови. Вот все, что было ценного.
Он уронил мне на руки бумажник, степенью измятости однозначно соответствующий Рамону, и удалился в сторону туалета.
Ничего ценного в бумажнике, вопреки прогнозу Мика, не нашлось. Деньги, две сотни. Будем считать, не было денег. Водительские права. Зовут его Гильермо (черт, черт, черт, теряю хватку), фамилия у него гнусная. Фотография толстой тетки с двумя маленькими мексиканышами на руках. Как трогательно. Муа рыдаль и сморкался в скатерть.
— Никаких наводок, — пожаловался я Элу. — Может, ты согласишься хотя бы покрутить ручку мясорубки?
— Лучше я прочту его мысли.
А я знал! А я знал!
— И давно это с тобой?
— Что?
— Мыслечитание. Это типа болезни или достигается упражнением?
— О, это совсем нетрудно. Надо только сосредоточиться и погасить все свои мысли.
Пускай фона научит. У того мысли сами собой гаснут при виде стакана пива. Показать канистру — произойдет внеплановое переформатирование харда. Грандиозные предпосылки к телепатии.
— Ну, прочитай. Все мне не нужны! Хотя не думаю, что их там много.
— Мне нужно тихое темное место, где я могу сосредоточиться.
В холодильник он, пожалуй, не поместится. В единственном откровенно тихом темном месте обосновался Мик. Куда бы деть этого трюкача?
— Подвал есть, — подумал я вслух. — Прямо под нами. Сырой и вонючий, как трехнедельный утопленник, я так думаю.
— Подойдет!
Я сдвинул стол и откинул старомодно вделанную прямо посреди кухни крышку подвала. Вон стоят штабеля тушенки. А я все жду, когда она кончится. Запасец лет на полста. Увы мне. А на чердаке еще полтонны сушеных килек, тоже не фонтан. А лестница в подвал шаткая.
Эл легко взвалил Рамона на плечо, отстранил меня и отважно полез в темноту.
— Осторожнее, — посоветовал я..
— А что?
Хрусть.
Бубух.
— Лестница хрупкая, — пояснил я вдогонку и прикрыл крышку подвала. Не будем мешать экстрасенсу. Вот будет штука, если все мысли Рамона только о бабах.
И остался я таким образом на кухне один. И делать мне было нечего. И есть мне тоже было нечего. Все, что было съедобного — потребил Эл. Чайник давно остыл. А сейчас, того и гляди, примчится орда маньяков с автоматами. И полиция, конечно, как всегда в кино поспеет. Вот будет достойное развитие богатого на события дня. Что ли выклянчить у Билли еще одну сосиску? Да ну его, вон один нажрался, теперь мысли читает. Для полного счастья мне не хватает только чтения мыслей фон Хендмана.
Я заглянул в холодильник. Там была картошка а–ля мистер Микки, кое–как очищенная и непоправимо холодная. Ее было много. Еще там было пиво. Меньше, но тоже было. Я взял баночку, сел на всякий случай на пол под окном и постарался расслабиться. Помнится, с утра я собирался частым бреднем собирать жизненные блага. Пусть девица досталась странная, пусть фон набирает обороты, пусть в подвале завелся шизик–телепат — а я смирно посижу, хлебну «Гиннесса» и вкушу малость блаженного спокойствия.
Дзинннннннннннннь!
Да пошли вы, в натуре.
Дззззииииннннннннннннннннннннннь!!!! Бах, бах, бах!
Головой, что ли? Еще один Рамон?
— Мейсон, открой по–хорошему, а? Так ведь тебя звать?
Можно и так. Но лучше нежным голоском девушки в исчезающе малом бикини, чем хриплым и сиплым басом незнакомого курителя гашиша. Сейчас выйду и убью всех, кто не спрятался. Выдам Билли пушку и двадцать баксов, на которых он уже поставил крест, и пускай считает себя моим секретарем. Будет говорить приятным голосом: «Муж–жик, твою мать, Мейсон типа занят и все такое!». А Мик в сортире. Нашел время, сволочь.
Я встал. Я поставил банку на стол. Я подобрал со стола револьвер Рамона и пошарил в кармане. Двадцатью долларами и не пахло. Было четыре трофейных полтинника, но не такой уж я и филантроп.
За дверью какие–то ненормальные ругались с Билли. Уфф. Я уж думал, убивать будут. Приоткрыл дверь, высунулся из нее правой стороной. Левую, с револьвером и всаженным в кобуру «вилсоном», оставил пока под ее прикрытием.
Пятеро гнусных молодцов обижали Билли. Словесно. Хотя один нахально осмелился пнуть тележку. Тот, что стоял на крыльце и был на два золотых зуба гнуснее прочих (он, видимо, и наяривал в дверь) что–то держал в руке. Маленькое что–то. При моем появлении он сделал жест пальцами, и нечто преобразовалось в абсолютно однозначный выкидной нож с трехдюймовым лезвием. Ого. Нападение безвременно покрутевших покемонов, не иначе.
— Это в каком смысле? — уточнил я, взирая на ножик. Свой смэтчет, что ли, из–за спины вытащить, померяться? Эх, жалко, Эл меч уволок!… И сам ушел в подполье. Ему бы не мешало немножко просветиться насчет тутошних нравов.
— Ты будешь Мейсон? — вопросил золотозубый с мажорной интонацией.
— Если ничего не изменится, — не люблю, знаете, зарекаться.
— Ты, что ли, этого поца покрываешь? — зубастик ткнул в Билли. — Ни хрена отстегивать не хочет. Грит, к бухгалтеру идите. К Мейсону, грит.
Билли победно ухмылялся. Где умоляющий вид? Где положенные жертве кровавые сопли? Вот устроился. Знает, что я парень с совестью и свои хот–доги отработаю. Верно рек зубастый — поц и есть.
— А. Так он ошибся. Я и бухгалтер — два разных человека.
Билли малость побледнел (видели бледного негра? То–то, а то все «большой рогач, большой рогач»…).
— Ну и где он?
— Потерпите немного. Он какает.
Золотозубый в некотором замешательстве потер загривок, и я, как намедни Мик с Рамоном, просто не удержался. Вывернулся из–за двери и выпалил фронт–киком прямо под грудину собеседнику. Хорошо пошло. Пострадавший отбыл с крыльца, пересек дворик, сложился гармошкой и улегся под почтовый ящик.
Остальные ребята, хотя и воняли поголовно тухлыми помидорами и дихлофосом, никак не могли пожаловаться на плохую реакцию. Как один ломанулись, минуя Билли, прямиком ко мне. И так же слитно — от меня, завидев в каждой руке по хэндгану. Я не Мик, которому за счастье кулаками поработать. Эти ж и обидят — недорого возьмут, а нервные клетки ни разу не восстанавливаются.
— Ста–аять, — повелел я скорбно. — Этого вашего забрать. Зачем мне тут такой мусор? Вон еще один лежит — тоже забрать, за компанию. Кто еще тронет моего личного поца — сожрет весь его запас приправ. И будет занят тем же, чем наш главбух, три дня беспрерывно, покуда щеки не ввалятся. Вы, между прочим, кто?
— Засранцы они, Джерри, — пояснил Билли.
— Новая банда? Колоритно.
— Мы, твою мать, Вайперы! — рявкнул один из засранцев обиженно.
— А куда делись эти, как их — Огненные Твари? — вроде бы так звали оголтелых ребят, которые бегали тут совсем недавно, нагоняя страх на старушек. Мик даже как–то ходил к ним на слет, что–то объяснял. Вернулся в новом жилете и со связкой цепей… вот кому может быть ведома судьба тех отроков. Почему–то вызнавать ее расхотелось. От знания — один шаг до пособничества.
— Они — история, мужик!
Вроде белый, а гонит по–черному. Парадокс.
— Короче, Вайперы. Минуточку внимания. Вы тут меняетесь по три раза в неделю, а я питаюсь у Билли каждый день. А питаться я люблю в тишине и спокойствии. Потому советую вам присмотреть себе другую кормушку. Усекли?
— Никто не заступает дорогу Вайперам!
И ничто так не затыкает глотку разговорчивому юнцу, как простреленная коленка.
Хотя нет. Простреленный череп затыкает даже лучше.
Но тут вступил в беседу собственно Билли, чья светозарная харизма, отточенная на пузырях с горчицей, упорно норовила выплеснуться в какое–нибудь блистательное публичное выступление.
— Эй, амиго! Я знаешь почему Мейсона позвал? Потому что он справедливый. Тот, кто бухгалтер, он бы вам уже все поотрывал. А что не отрывается — сломал бы. Вы на них лучше не катите! Верно, Мейсон?
— Угу, — подтвердил я немного прибалдело.
— Так что утаскивайте свои вайперские задницы! — бушевал Билли. — А то пожалеете что родились! Видите этого малого? Два часа здесь валяется. А все почему? Сосиски мои ему, видите ли, не понравились! Верно, Мейсон?
— Угу.
— Так что топайте! Билли на сторону не платит — зарубите это себе! Двигайте, парни, а то Мейсон разозлится — мало вам не покажется!
— Угу, — согласился я без особой надобности. — И никому не покажется.
Билли поймал намек на лету и принялся стесненно лепить хот–дог. Да так решительно, что Вайперы скисли, подобрали своего предводителя, после краткого колебания и латина (вот кому не завидую) и отчалили. Я немножко посмотрел им вслед, убирая «вилсон» в кобуру. Билли сварганил чудный образчик западной еды, способный повергнуть в ужас голодающего африканца, подумал и вручил мне. Надо думать, вместо спасибо.
