Евгений Прошкин - Смертники
Неизвестно, о чем грезил юнга до появления гостей, по он определенно коротал вахту в мечтаниях, и это была какая-то «войнушка». Не стесняясь Гарина, детина водрузил на край фальшборта натовский пулемет и принялся бджикать и ту-ту-тукать в сторону леса, кося мнимого противника мнимыми очередями. Олегу даже сделалось неловко, словно он застал старшего брата за единоличным сексом. Причем конфуз заключался не в том, что застал, а в том, что — старшего. Не важно, сколько лет было Татарину по паспорту, и не важно, был ли вообще у него паспорт. В руках он держал мощное оружие, заряженное не воображаемыми, а вполне реальными патронами, однако вел себя не более ответственно, чем карапуз в песочнице.
Олег с невольным сочувствием понаблюдал за этими играми и начал рассматривать судно. С внутренней стороны борта были снабжены полочками, на одной из которых темнела забытая кем-то и давно размокшая пачка сигарет. Вертикальные укрепления заканчивались стойками для стрелков. До оборудования бойниц местная инженерная мысль не поднялась, хотя это было бы логичней. Впрочем, и без них баркас, как кажется, держал оборону вполне успешно. По углам палубы темнело множество закатившихся гильз. Пятен крови не было видно нигде.
Прогулявшись вдоль левого борта, Гарин обнаружил чудом сохранившийся спасательный круг. Бесполезное пенопластовое кольцо, местами покрошенное или, быть может, расклеванное безумными птицами, висело возле прикрытого входа в рубку. Более всего Олега поразила надпись на круге. Краска давно потрескалась и рассохлась, но название баркаса все еще читалось, и это название было «Мечтатель».
Олег попытался представить судно живым — не бандитской крепостью в Зоне, а реальным баркасом, с веселым тарахтением бегающим по воде. Звякает рында, трепещут сигнальные флажки на ветру, крепкие мужики в выгоревших тельниках занимаются тяжелой, но честной работой...
— А этот с тобой, он кто — очередной фраер на сафари или так, шестерит от души? — внезапно донесся из рубки трескучий голос Шипра.
Гарин затаил дыхание. Тоска по чужому прошлому мгновенно улетучилась, он невольно вжался в стену и прислушался.
— Студент, — весомо ответил Камень. — Ученый сотрудник. Звук шел откуда-то из глубины, но благодаря металлическим переборкам негромкие голоса воров звучали вполне отчетливо.
— Помню, в семьдесят девятом уходили мы в рывок, — благостно произнес старик, — тоже взяли с собой пару таких. На консервы.
— А пару-то зачем?
— Путь неблизкий был, а кентов много шло, да все по северу. Зима лютая стояла, теперь уж и нету таких.
— Ну и что дальше? Сразу двоих?..
— Зачем сразу. Сперва того, который похлипче был. Второй потом еще два дня своим ходом полз.
— Видел, что вы сделали с первым, и все равно шел с вами дальше?
— Да он не только видел, ему пайку дали. Не воздух же ему чифа-нить. Всякому червячку пропитание требуется. Потом, конечно, и его черед настал. Идти уже недалеко было, могли бы и без хавки обойтись денек. Но это было бы несправедливо по отношению к его корешу.
— Так я не понял, зачем он с вами-то продолжал идти. Деваться было некуда?
— Всегда есть куда деться, даже в тайге. Но ему сказали: того съедим, а тебя не тронем. И он поверил. Люди любят верить в счастливый конец, особенно когда это касается их жизни.
— Дали надежду, стало быть
— Просто развели. — Шипр искренне рассмеялся, затем на секунду умолк и вновь продолжал так же умиротворенно: — Ты вот Татарина нашего чертом назвал. Быкует он сверх меры, это да. Но масть не путает, честный пацан. Кто из вас настоящий черт — так это ты, мил человек. Пальцы гнешь, а за базаром совсем не следишь. Ты со мной мурчать вздумал, гнида? Татарину закон объяснить собирался? Что ты знаешь о законе, апельсин гребаный? Я таких, как ты, стадами под нары загонял.
В рубке повисла тишина, и Гарин кожей почувствовал, как за дверью нарастает напряжение. Некоторое время не было слышно вообще ничего, словно собеседники перестали дышать, потом кто-то из них горячо прошептал:
— Ты на кого гонишь, пес?!
Спустя еще мгновение до Олега донесся всхлип рассекаемого ножом горла. Гарин не в силах был объяснить, с чего он это взял. Такой звук могла бы издать, например, тряпка, которую полощут в мелком тазу. Однако версия о том, что Шипр внезапно решил постирать носки, выглядела не очень убедительно.
Окончательно свести себя с ума подобными размышлениями Олег не успел: железная дверь приоткрылась, и за ней показался Камень.
«Как тут дела?» — спросил он одними глазами.
Гарин вжал голову в плечи, и такой ответ уголовника вполне устроил. Бесшумно выскользнув на палубу, он коротко махнул рукой в сторону Татарина, будто послал ему какое-то мелкое проклятие, не страшное, но обидное. Молодой бандит вздрогнул и свесился через борт наружу.
— Откинь его, чтоб не светил, — распорядился Камень, — и бегом сюда, поможешь мне в трюме. Живее! — крикнул он.
Олег тяжело сглотнул и двинулся к носу баркаса, где торчала задница Татарина. Юнга не шевелился. Плохо понимая, что он делает и где вообще находится, Гарин взял парня за ремень и потянул на себя. До последнего момента Олег верил, что ничего страшного не случилось и он всего лишь стал участником коварного тюремного розыгрыша. По крайней мере он заставлял себя так думать. И даже увидев массивную рукоятку ножа, ушедшую в шею Татарина до упора, — даже тогда он не разрешил себе осознать, что произошло на его глазах. Сейчас бандит должен обернуться и сказать что-нибудь вроде «один — ноль, ха-ха!».
Татарин медленно повернул голову и, раздувая красные пузыри, выдавил:
— Сссукааа...
— Это не я, — искренне проговорил Олег, заваливая тело на палубу.
Степень его вины Татарина уже не интересовала, бандит был мертв. Никаких пронзительных чувств Гарин не испытал, просто отметил смерть человека как медицинский факт. Не удивляясь ничему, даже своему неожиданному спокойствию, он выдернул нож и тщательно обтер лезвие о рубашку покойника. При этом из раны выплеснулся слабый ручеек, как отголосок последнего удара сердца. Олег поспешно убрал ногу, чтобы не испачкаться в крови, запах которой мог с равным успехом привлечь и хищников, и падальщиков. Да и вообще кровь на штанах — не полезно для кармы.
— Что это за бред? — сказал Гарин вслух. — Какая еще карма? Он резко выпрямился над Татарином и всмотрелся в его лицо.
Без трепета, без волнения. И простым — привычным и твердым — движением закрыл покойнику глаза.
— Что ты там копаешься? — раздалось из рубки.
Олег потряс головой и, неожиданно легко избавившись от странного состояния уверенности, на полусогнутых ногах поплелся в надстройку.
Камень внутри что-то искал и, судя по беспорядку, искал уже по третьему кругу. Матрасы валялись в углу ужасающей темной кучей, белье на единственной кровати было перевернуто особенно тщательно, подушка и вовсе была выпотрошена. Между опрокинутыми стульями в позе эмбриона лежал мертвый Шипр — удивляться этому у Гарина уже не было сил.
— Чего так напрягся, студент? — бодро произнес Камень. — Не майся, покойные были не очень великолепными людьми. А старенький — тот вообще, считай, с семьдесят девятого года взаймы живет.
— Уже не живет, — механически возразил Олег.
— Ну, вот и ништяк, — заключил уголовник. — Помогай искать. В соседней каюте еще. Хотя я там уже смотрел... но все-таки свежим взглядом попробуй.
— А что искать-то?
— Что-нибудь странное.
Гарин ожидал услышать более развернутое пояснение, но Камень счел это не обязательным.
— Конкретнее можно? — не выдержав, спросил Олег.
— Нет. Сам толком не знаю. Ищи, говорю, все, что не похоже на самовар или на тапочки.
— Или на акваланг.
— Совершенно верно, — без тени улыбки ответил Камень.
— А-а, так вот оно что, — разочарованно протянул Гарин. — Ну да, конечно... Я все думаю — что это за человек в служебном вертолете, откуда он взялся, почему в наручниках... За трофеями прибыл? Вернее, за хабаром, как тут говорят. Да?
— В наручниках — и за хабаром? Не вижу логики, — спокойно заметил Камень, продолжая обшаривать раскиданное по полу тряпье. — Ты очень некстати присел мне на уши со своей моралью. Хуже времени просто не найти. Если Пух с братвой вернется сюда раньше, чем мы найдем его сами, то нам будет настолько плохо, что даже больно подумать.
— Да уж это конечно! — воскликнул Гарин. — Какого черта ты меня впутываешь?
— Знал бы ты, студент, кто кого впутал на самом деле, — молчал
бы в тряпку.
Это было сказано настолько искренне, что Олег опешил и даже почти устыдился.
— Немного терпения, — продолжал уголовник, — и ты все узнаешь. Но сейчас не время, так что просто ищи. И, кстати, нож. Принес?
Камень приготовился аккуратно взяться за рукоятку, но увидел чистое лезвие и слегка вздернул брови. Кажется, он хотел что-то сказать по этому поводу, но передумал и сказал другое:
