Михаил Тырин - Желтая линия
– Тихо. – Щербатин вдруг насторожился. Я присел на корточки.
Здесь были люди, несколько человек. Они ползали среди светящихся растений и, видимо, собирали останки нашего кораблекрушения.
– Зря мы ушли, Щербатин, – сказал я. – Наше место уже захватили аборигены.
– Они его и так бы захватили, – ответил он и смерил меня взглядом. – С такими-то защитниками...
Нас заметили. Худые оборванные фигуры вдруг зашевелились совсем рядом, заблестели глаза. Костлявые пальцы сжимали палки или пики вроде нашей.
– Проваливайте, – сипло проговорил один незнакомец.
– Да мы... – Щербатин шагнул вперед, но едва не наткнулся грудью на пику.
– Проваливайте.
– Это наш ледоход, – клялся Щербатин. – Мы только что на нем...
– Это не ваш ледоход. Проваливайте.
Аборигены вообще не желали с нами разговаривать. Придвигаясь маленькими шажками, помахивая пиками и дубинами, они оттесняли нас от трофеев. Я мог их понять. Когда еды на всех мало, любой незнакомец – враг.
– Ты вроде людей искал? – произнес я, когда нас отогнали и ледоход скрылся из вида. – Нашел, поздравляю. Хорошо, хоть не раздели.
– Мы идиоты, Беня.
– За всех не говори.
– Нет, я за всех скажу. Ты тоже идиот. Ты тоже не догадался, что в машине мог сохраниться ящик с комбикормом.
– О-о, черт! – простонал я. – Но ведь мог и не сохраниться?
– Да, Беня, мог и не сохраниться. Будем утешать себя этим. Два идиота...
Мы побродили немного, потом посидели. Потом снова отправились бродить. Нашли почерневшие обрывки бумажного носка.
– Надо было хоть спросить, что они тут жрут, – подал голос Щербатин.
– В данный момент – наш комбикорм.
– Давай, что ли, присядем.
Видимо, голод уже начал пробирать. Ноги не хотели ходить, руки – шевелиться. Наступила апатия. Мы сидели прямо на светящихся растениях и даже не разговаривали.
Потом я прилег. Но лежать было не очень удобно, я снял теплую куртку и подстелил под себя. И, кажется, уснул.
Сколько спал, не знаю. Но когда открыл глаза, послышался какой-то гул. Щербатин был рядом, он тоже прислушался. Мы оба решили, что очередная ледяная глыба обрушилась с потолка. Впрочем, для нас этот потолок был небом.
А глыба оказалась вовсе и не глыбой.
Мы решили, что начался какой-то катаклизм. С потолка-неба очень быстро опустилось нечто черное, огромное и подвижное. Там, где оно касалось светящихся зарослей, оставались черные полосы и кучи поднятого грунта. Ледяная крошка вперемешку с громадными кусками валилась непрерывным потоком, это был настоящий ледопад.
Мы со Щербатиным, естественно, уже удирали изо всех своих слабых сил. Он даже позабыл про пику.
– Все, стой, – выдавил вдруг он. – Не могу....
– Что... – Я тоже тяжело дышал. – Что это было?
– Это червяк. – Щербатин с шумным выдохом опустился на колени. – Это чертов ледяной червяк, он жрет свою траву.
– Он мог нас придавить и даже не заметить.
– Мог, Беня...
Мы посидели, отдышались. Переглянулись.
– Ну пошли, что ли, поглядим, – вздохнул Щербатин. – Он уже, наверно, не вернется. Он там все сожрал.
Мы ходили по вспоротой земле, присыпанной ледком. Медленно угасали обломки светящихся веточек. Было жутко видеть это: так, наверно, выглядит земля после бомбежки.
Щербатин нашел свою пику и нехотя поднял ее, словно не очень стремился принимать на себя лишнюю тяжесть.
– Посидим, – предложил он.
Мы сперва помалкивали. Щербатин задумчиво обнюхивал обломок светящейся ветки, потом лизнул его, попробовал укусить. Наконец бросил под ноги.
– Щербатин, – вяло проговорил я, – вот скажи: тебе плохо было в твоей пятикомнатной квартире?
– Плохо, – просто ответил он.
– Что, даже хуже, чем здесь и сейчас?
– Хуже.
– Не понимаю... – пробормотал я. – Ну ладно я – спьяну, можно сказать, сюда попал. Но ты! Сознательно ведь!
Щербатин воспроизвел нечто среднее между вздохом и стоном. Мы не понимали друг друга.
– Что у тебя там осталось, Беня? – проговорил он, стараясь выглядеть спокойным и терпеливым наставником.
– Жизнь! – воскликнул я. – Нормальная человеческая жизнь! Ты что, идиот?
– Жизнь, – кивнул мой приятель. – Хорошо. Нормальная жизнь. Дай-ка я попробую ее себе представить. Итак...
Он прищурился, подперев голову кулаком.
– Итак, – повторил он, – жизнь. Утро. Ты просыпаешься в несвежей постели. И из холодильника наверняка воняет. Это твое утро. Оно начинается с затхлых простыней и такого же холодильника. Продолжать?
– Зачем?
– Буду продолжать. Работа. Нет, дорога на работу. В троллейбусе ты смотришь на красивых женщин. Ты думаешь: «Когда-нибудь, может быть...» Верно?
– Все смотрят!
– Верно. Смотрят, а потом действуют. Ты – просто смотришь. Тебе ничего не светит, ты это знаешь и поэтому только смотришь. Дальше – работа...
– Да заткнись же ты!
– Тихо, тихо... Слушай. Работа. Начать с того, что в твоем театре здороваться с тобой, пожалуй, не считает нужным даже вахтер. С тобой не пьют. И курить ты ходишь один...
– Я не курю!
– Соболезную. Даже в этом ты в стороне от коллектива. Над тобой посмеиваются. Стоит тебе просто споткнуться на лестнице, это превращается в местный анекдот. Так?
– Щербатин, хватит, – с угрозой проговорил я.
– Хорошо, хорошо. – Я заметил, как он отставил пику подальше. – Похоже, я угадал все в точности. Но самое ужасное, что это ты назвал нормальной жизнью! Для тебя это норма, Беня!
– Я не это имел в виду!
– Да знаю я, что ты имел... Ну, теперь скажи – чем хуже сидеть тут со мной и думать, как выбраться отсюда? Беня, учти, что мы будем хотя бы бороться. Пробовать. Ведь там ты и этого не делал.
– А если делал?
– Да перестань, не верю. О, чуть не забыл! Твоя жена, Беня! От тебя ведь убежала жена. Уверен, это потрясающая история. Немедленно расскажи ее мне. – Он даже уселся поудобней, готовясь слушать.
– Щербатин, я не собираюсь это вспоминать.
– Ну, пожалуйста! – взмолился он и потер ладошки от нетерпения.
– Ладно, – проговорил я после непродолжительной паузы. – Раз уж тебя так разбирает... Это и вправду потрясающая история. Меня до сих пор трясет.
– Ну давай же, давай!
– Прихожу домой. Шкафы вывернуты, в серванте пусто. Я сразу понял, что она ушла. А потом увидел кассету на телевизоре – явно для меня положили. Я пошел к соседу – у меня видео нет...
– Естественно, – обронил Щербатин.
– Включаю. Там – она во весь экран. Улыбается. Говорит: «Смотри, дурачок, и учись». Отходит – и с учителем физкультуры... В разных позах. В спортзале. На кожаном мате. На коне. Долго, со стонами. Никогда не слышал, чтоб она так стонала...
– И это естественно.
– Меня тут словно паралич прохватил. Прихожу в себя – сосед на свою кассету копию переписывает.
– А дальше?
– А все.
– А ты? – изумился Щербатин.
– Что я?
– Так и жил? Так ничего и не понял?
– Что я должен понять?! Черт возьми, я ждал от тебя сочувствия, а не нравоучений. Больше никогда и ничего не стану рассказывать.
– Беня, Беня... – Он устало покачал головой. И вдруг повел по сторонам глазами. – Слушай, мне это кажется или?..
Он прислушался. Я тоже.
– Какой-то стук, а? Или глючит?
– Вообще, да, – неуверенно согласился я. – И уже давно. Я думал, капли падают...
– А ну... – Он поднялся, подхватив пику.
Мы принялись ходить взад-вперед, определяя, откуда идет звук. Я остановился возле гигантского ледяного столба, наполовину обрушенного. Похоже, его зацепил во время обеда червь. Я уже почти прошел мимо и вдруг встал как вкопанный.
Это было невероятно. Внутри столба что-то двигалось, дергалось и прыгало. Стук шел изнутри.
Я так испугался, что бросился бежать. Из моего горла вырывался бессвязный крик – я пытался позвать Щербатина. Он и сам бежал ко мне, догадавшись, что дело неладно.
– Ну?!
– Там! – только и смог выдавить я.
Вдвоем было не так страшно. Я набрался смелости подойти, хотя и держался за спиной Щербатина.
– Там человек, Беня, – сказал он.
– Вижу.
– За работу. – Он перевел дух и поплевал на ладони.
* * *Пика вгрызалась в лед, но он был прочным, сплошным, и отковырнуть большой кусок удавалось редко. Через несколько минут я сменил Щербатина и тут же убедился, насколько этот труд тяжел. Столб был огромным – как дом, он уходил вверх, в черную пустоту. Я со своей железкой ковырялся у его подножия, словно муравей с соломинкой.
Мы со Щербатиным сменили друг друга уже по два раза. Человек внутри, похоже, заметил наши старания. Он больше не колотился о стены ледяного склепа, терпеливо дожидаясь освобождения.
Наконец очередной удар Щербатина вывернул и обрушил здоровенную глыбу. Образовалось отверстие размером с форточку, из него к нам протянулись две тонкие, посиневшие от холода ручонки. Щербатин осторожно тюкал железкой, расширяя проход.
– Бог послал нам женщину, Беня, – сказал он.
Это и в самом деле была женщина. Миниатюрная дамочка с короткой стрижкой. Сколько ей лет, я понять не смог. Может, двадцать, а может – тридцать пять. Это была типичная женщина без возраста.
