Игорь Алгранов - Никогда не играй в пятнашки
Из дыры послышались подозрительные, хотя и далёкие, шорохи.
— Ну вот, ползут уже, гады.
Волк, сидя на краю шахты, забрал «палыч» у Нанда, кинул ему винтарь, со стоном повернулся к одному из окон и выстрелил. Решётку выбило метра на три и в открывшемся проёме стало видно тёмные дома окраины Ромова, а между ними редкие звёзды на сумеречном небе брезжившего утра. Как я был рад этому рассвету!
Едва мы выбрались наружу, поддерживая Волка, и отошли метров на десять, Нанд развернулся, подскочил к вывороченному окну, дёрнул чеку и швырнул гранату прямо в дыру в бетонном полу.
— Ложись!
Мы опустились на землю и притихли. Секунд через пять под землёй глухо рвануло. Дошедшая до поверхности взрывная волна подбросила и потрясла в воздухе бункер, словно он был из дешёвого упаковочного пластика, и тот сложился как карточный домик. Во все стороны повалили дым и цементная пыль. Когда клубы пыли, наконец осели, все стали энергично отряхиваться.
— Ну вот, отлегло… — Волк благодарно посмотрел на Нанда. — Хвалю, напарничек.
Мы устало развалились на жухлой травке небольшого холма, на вершине которого стоял разрушенный Нандом бункер. Нужно было выпустить пар и дать крови разогнать избыток адреналина по телу.
— Однако, надо что-то делать, друзья, — глубокомысленно прохрипел я, прочищая горло от пыли, глядя в светлеющую синеву неба между острых бесконечных чёрных игл этажек.
— Да-а… — протянул Волк.
— Что? — не оборачиваясь, спросил я. Кажется, он меня не слушал.
— Хорошо, что это была вспомогательная дыра, без активной системы вентилирования. А то намотало бы нас на какие-нибудь лопасти, как жилы в мясорубке, на радость слизистым.
Я представил себе картину и передёрнулся. Надя положила голову мне на бок. Малышка очень устала. И всем нам после переглядывания со смертью не мешал хороший долгий отдых на базе. А до неё ещё надо добраться.
— К дрезинам, пожалуй, уже нет смысла соваться. Но туннель к нашим при отступлении подорвать надо…
Волк вдруг снова застонал и отключился. Весь бинт на его ноге был пропитан кровью. Я посмотрел на Надю.
— У нас осталось обезболивающее? Не дотащим ведь…
— Сейчас посмотрю, — она села, скинула рюкзачок с плеч и достала из него немного помятую аптечку.
Волк, перед тем как потерять сознание, успел сказать важную мысль. Канал, о котором он упомянул, смыкал две ветки подземки на окраине города. Одна была частью сети пассажирских линий, вторая — линией позаброшенной системы снабжения старой воинской базы, где сейчас были наши. И он был прав, этот канал нужно было взорвать. В городе ловить больше нечего.
Я повернулся к Нанду.
— Ты рацию где оставил?
— Армейскую? Там у входа в поземку бросил, тяжёлая зараза! Думал, не понадобится уже…
— Думал! Давай дуй поверху за ней и мигом назад!
— Ладно, — Нанд нехотя поднялся. — Километра полтора топать.
— Вернёшься сюда — попробуй связаться с базой. Спроси, остался ещё кто из наших в городе. Скажи, что на всякий пожарный постараемся взорвать тоннель на базу перед отходом, но у нас раненый и… всё такое. Я пойду поищу транспорт — как-то ведь надо дотуда добраться.
Он кивнул и, нехотя, поднялся. Надя обеспокоенно посмотрела на меня. Мы старались не разлучаться без насущной необходимости. Я успокоил её взглядом и улыбкой, и показал рукой на небо. Уже рассвело.
— Я буду недалеко. Может в какой тачке из брошенных в городе при эвакуации остался бензин в баке. Говорят, чудеса ещё случаются.
Я очень надеялся на такое чудо.
* * *— Егорыч? Ты где?
Призрачная фигура, которая совершенно бесшумно двигалась вдоль стены по тёмному коридору института, замерла на месте и повернула свою прозрачную плоскую клиновидную голову в сторону источника звука. Постепенно на поверхности тела странного ящера проступил рисунок, повторявший едва видимый в унылом сумраке раннего осеннего утра белый силуэт плаката на окрашенной синей краской стене позади рептилии. Даже во мраке коридора были видны трещины и сколы на видавшем виды старинном покрытии стены. Скопировав и этот замысловатый узор, тварь почти исчезла. Только два больших глаза рептилии иногда сверкали недобрым отражённым светом.
Человек маленького роста и небольшой массы, странно согнувшийся, медленно и неуверенно шёл по коридору с другой стороны и постоянно оглядывался. Клиновидная голова мгновенно проанализировала степень угрозы и значимости жертвы. В конечностях объект держал длинный, резко пахнущий железом предмет, выставив его вперёд. Угроза небольшая, значимость — приемлемая.
— Вот ведь я дурень, «пойду отолью, я быстро»… Где он теперь? Может, уже кисельный ходит, меня ищет с этим своим… ружьишком, — бормотал себе под нос согнутый.
Ящер стал абсолютно неподвижен и полностью слился окраской со стеной. Он начал готовиться к трансформации и его прозрачное тело слегка помутнело, смазав чёткие границы копируемых предметов. Когда человек прошёл мимо шкафа, за которым пряталась полутораметровая ящерица, и удалился на пару метров вперёд, та, издав пронзительный свист, резко метнулась к жертве. Объект почти готов, — выдал последнюю дозу информации стремительно меняющийся мозг.
Дикий страх сковал Фёдора, повернувшегося было на свист и отпрянувшего назад, и он выронил обрезок ржавой трубы, который держал в руках для самообороны. Старик запоздало и нелепо поднял правую руку, словно пытаясь защититься этим от страшной переливчатой массы, летящей на него и быстро теряющей форму. Внезапно раздался оглушительный двойной выстрел. Необратимый, казалось, процесс превращения и соития был решительно прерван в воздухе уверенным зарядом крупной дроби. Коридор отозвался на грохот выстрела мощным раскатистым эхом от крашенных каменных стен и посыпавшейся с далёкого потолка штукатуркой. От испуга Складка громко вскрикнул и упал на спину.
Изрешеченное полумесиво-полуящер с хрипом шмякнулось на старую пыльную ковровую дорожку неясного цвета, в паре сантиметров от своей более удачливой жертвы. В воздухе запахло странной смесью. Пороховой дым от выстрела и сладковатый запах от большого пятна недозрелого «киселя» на ковровой дорожке, сплелись в спёртом воздухе в неожиданно приятный ароматный коктейль.
От декоративного углубления в стене между окнами напротив шкафа бесшумно отделился Егорыч с обрезом наперевес. Он осторожно подошёл к расползающейся розоватой куче на полу, в сумраке утра казавшейся почти белой, подождал немного и, с глухим щелчком переломив ружьё, вытряхнул дымящиеся гильзы.
— Н-ну т-ты… Фу-ух!.. — оглушённый Фёдор потихоньку начал приходить в себя. Увидев рядом останки ящера, старик быстро отодвинулся.
Пётр многозначительно покачал головой и оглянулся.
— К-как ты его заметил? — дрожа, спросил-выкрикнул Складка.
— Охотничья привычка. Постоял тихонько в укромном закоулке, подождал, гляжу — в углу что-то переливается, ну я совсем притих, а тут и ты нарисовался… — старый бомж хитро улыбнулся приятелю, но глаза его оставались серьёзными.
— Д-д… дай выпить, — попросил-потребовал Фёдор, всё ещё дрожа от последних впечатлений.
Егорыч вытер влажную от пота ладонь о штанину, достал из кармана затёртой кожанки патроны и перезарядил оба ствола.
— Погоди ещё. Они поодиночке редко ходят.
Фёдор резво схватил худыми руками трубу с пола и оглянулся.
— А я тоже хорош, — продолжил Пётр, — сразу из обоих засадил, дуплетом. А если бы промашку дал или еще одна тварь нарисовалась?
Старичок-партнер замахал на него обеими руками, в очередной раз выронив железку.
— Да ты что? Жизнь мне спас. Должник я теперь твой, Петя.
Егорыч усмехнулся и тут же поспешно зажал нос — жижа на полу начинала смердеть. Минут через пять в коридоре будет не продохнуть.
— Брось ты это. Кто меня с бореллиозом выходил? Пойдём, воняет уже, да и светает. Жрать охота! — он развернулся, двинул по коридору в сторону закутка с уютной ночлежкой на трубах. Не оборачиваясь, он бросил через плечо: — Железяку-то подбери, пригодится.
Фёдор снова подхватил красно-бурыми от ржавчины руками своё боевое оружие, опасливо обошёл зловонную лужу на полу и бодро засеменил следом за другом, всё время оглядываясь и жалея, что не имеет глаз на затылке.
* * *Сорс и Нтонга лежали на крыше припортовой этажки, грелись в лучах весеннего октябрьского солнца и лениво наблюдали за эвакуацией. Пока ещё многолюдный, кишащий людьми как мальками в яслях, Кейптаун грузился на баржи и сухогрузы, в которых ещё осталась солярка, чтобы добраться до берегов Австралии. Там пока было спокойно, о пятнашках слышали только в страшных байках беглецов-переселенцев. И говорили, что у австралийцев ещё есть топливо, и даже довольно много. Так что, возможно, люди смогут вернуться, когда всё поутихнет. Правда, никто не знал, чем и когда всё это закончится. Из порта доносились какие-то вопли, смачная ругань, плач детей и печальные крики чаек и альбатросов.
