Антон Медведев - Иллюзион
— Никем, — ответил Кузнечик. — Он мне безразличен. Могу заверить, — тут парень почему-то усмехнулся, — что вам мое безразличие не грозит.
— Спасибо и на этом, — кивнул старый учитель. Кузнечик налил в кружку чаю, добавил сахара. Помешивая чай ложкой, задумчиво посмотрел на старика.
— Вы собирались завтра на охоту?
— Да, — согласился старик. — К утру метель утихнет. Хочешь сходить со мной?
— Нет, — покачал головой Кузнечик и встал из-за стола. — Меня не интересует охота на зайцев. Я предпочитаю дичь покрупнее… — Он прошел к шкафу и достал из него ружье, затем снял с гвоздя патронташ.
— Которые с картечью?
Кузнечик вытянул из патронташа патрон, «переломил» ружье и вставил патрон в патронник. Затем бросил патронташ на пол и повернулся к старику. Губы юноши изогнулись в улыбке.
— Я ведь сказал, что тебе не грозит мое безразличие, верно? — Кузнечик снял оружие с предохранителя. — И знаешь, почему? Потому что ты для меня опасен. — Он направил дуло на старика.
— И ты сможешь это сделать? — поинтересовался тот и вновь отхлебнул чаю. Его взгляд был все так же спокоен.
— Ты для меня ничем не лучше того петуха. Все, что мне было нужно, я у тебя взял, — Кузнечик неприязненно усмехнулся. — Хочешь, открою тебе одну тайну? Все эти месяцы ты считал меня своим учеником. На деле же я учусь совсем у другого Человека.
— В самом деле? — Старик удивленно приподнял брови. — А я-то все гадаю, кто научил тебя всем этим глупостям?
— Ты зря смеешься… — Парень зло прищурился. — Может быть, я бы и оставил тебя в покое, но не хочу, чтобы ты научил всем этим штучкам кого-то еще. Как любят сейчас говорить — ничего личного. Только бизнес. — Зло усмехнувшись, он приподнял ружье и спустил курок.
Послышался щелчок.
— Попробуй еще раз, — посоветовал старик, отхлебнув чаю.
— Старый козел! — прошипел Кузнечик. Переломив ружье, вставил новый патрон, снова прицелился и выжал курок. Опять раздался щелчок.
— Может, патроны отсырели? — предположил старик и потянулся к вазе с печеньем. — Ты ведь так не любишь топить печь.
Губы Кузнечика сложились в узкую полоску. Он в третий раз перезарядил ружье, прицелился. Опять осечка. Парень выругался.
— Не стреляет? — посочувствовал старик. — А знаешь, почему? — Учитель сунул в рот печенье, прожевал. Запил чаем. — Потому что даже у такого старого козла, как я, в запасе всегда отыщется парочка хитростей. Как раз на такой случай. — Он демонстративно улыбнулся.
— Старый маразматик! — Кузнечик шагнул к деду, замахнулся прикладом — и… отлетел прочь, отброшенный неведомой силой. Больно стукнулся о шкаф, выронил ружье и сполз на пол. Старик так же спокойно продолжал пить чай.
— Ты ведь сказал, что научил меня всему?! — с пола произнес Кузнечик.
— Я тебя обманул, — отозвался старик. — Вспомни, ты сам не раз говорил, что в этом мире никому нельзя верить. А теперь уходи. Ты мне больше не нужен.
Кузнечик поднялся с пола, подобрал ружье и патронташ. Спрятал их обратно в шкаф.
— На улице метель. — Он исподлобья взглянул на старика. — К тому же уже темно. Не выгонишь же ты меня ночью?
— С чего бы мне тебя жалеть? — поинтересовался старик. — Ведь таких понятий, как жалость и сострадание, не существует, верно? — Он едва заметно усмехнулся. — Но так и быть, позволю тебе остаться до утра. Как только рассветет, ты уйдешь.
— Хорошо, — покорно кивнул Кузнечик.
Стрелка настенных часов уже давно перевалила за полночь. На улице все так же мела метель. Старик спал. Кузнечик лежал с открытыми глазами, прислушивался к его храпу. Спит или притворяется?
Вот старик перестал храпеть, заворочался, несколько минут было очень тихо. Затем вновь послышался тихий храп. Парень приподнялся, осторожно прошел к печи. Открыл дверцу, его лицо осветилось красноватым светом догорающих дров. Взяв несколько поленьев, он кинул их в печь, снова взглянул на старика — тот продолжал храпеть. Рука Кузнечика сама нашла рукоять стоявшей у стены тяжелой кованой кочерги.
Он подходил к старику осторожно, на цыпочках, каждую секунду ожидая какого-то подвоха. Вот и голова учителя с редким ежиком поседевших волос. Глубоко вздохнув, Кузнечик взмахнул кочергой.
Бил он сильно, сплеча. Раз, другой, третий. Затем еще и еще. Старик даже не вскрикнул.
— Вот так вот… — зло прошипел Кузнечик, крепко сжимая окровавленную кочергу. — Никто не может стоять у меня на пути… Никто…
Вернув кочергу на место, он подошел к столу и зажег керосиновую лампу. Потом закрыл дверцу печки — свет горящих дров больше был не нужен. Взглянул на старика — тот не шевелился. Из разбитого затылка учителя на подушку стекали струйки крови.
Дальше Кузнечик действовал быстро и уверенно. Сначала он отыскал на полочке свечу. Потом накинул на плечи фуфайку, надел шапку. Сунув ноги в валенки, вышел в сени и выскользнул за дверь.
Вернулся он через несколько минут с канистрой в руках. Снял шапку и фуфайку, скинул валенки, поставил канистру чуть в стороне от стола, взял нож, огляделся. Затем отхватил кусок от протянутой рядом с печью веревки — на ней обычно сушили одежду. Взял спички, зажег свечу, накапал воска на стол. Прилепив свечу, потушил ее. Проверил, хорошо ли она держится. После чего открыл канистру и опустил в нее шнур. Вытянул, опустил другим концом. Запахло бензином.
Снова вынув веревку из канистры, Кузнечик воткнул в столешницу, сантиметрах в тридцати дальше свечи, нож. Привязал конец пропитанного бензином шнура к рукояти. Второй конец опустил на пол, при этом бечевка касалась свечи чуть выше ее основания. Отставив подальше канистру, парень подошел к умывальнику, вымыл руки. Затем быстро оделся: натянул на себя куртку, брюки. Обулся в теплые зимние сапожки. Собрал в сумку вещи. Проверил, не забыл ли чего-то, вынес сумку в сени. Затем вернулся, взял спички и аккуратно поджег свечу. Убедившись, что все нормально и пропитанный бензином шнур не загорелся раньше времени, придвинул канистру к столу и опустил свисающий конец шнура в горловину. Подумав немного, погасил керосиновую лампу — ее свет могли увидеть с улицы. После чего вышел из комнаты и притворил за собой дверь. Пару минут постоял в сенях, вспоминая, все ли сделал правильно. Свеча будет гореть несколько часов. Затем огонь дойдет до шнура, пламя по нему перекинется на канистру с бензином. Вспыхнувший пожар не оставит следов — вряд ли в глухой деревеньке кто-то станет вести расследование. Мало ли домов горит холодными зимними ночами?
За те часы, что будет гореть свеча, он успеет добраться до станции, все следы заметет снегом. Оттуда первой электричкой доедет до города, возьмет билет до Москвы. Даже если кто-то и вспомнит, что у деда жил какой-то парень, никто не сможет его отыскать.
Все было сделано как надо — убедившись в этом, Кузнечик покинул дом. На улице все так же мела метель, в лицо швырнуло горсть колючих снежинок. Подняв воротник, парень взглянул на небо, закинул сумку за спину. Сунул руки в карманы и медленно направился в сторону станции, за его спиной ветер жадно зализывал следы.
Прошло несколько минут. Все так же завывала метель, Кузнечик давно исчез в темноте. И лишь за окошком дома мягко мерцал огонек неумолимо тающей свечи.
* * *Наступила зима. Я все глубже и глубже погружался в мир магии: если сначала с моей стороны это было просто любопытством, то теперь оно трансформировалось во что-то иное. Мне стало казаться, что я наконец-то нашел то, что всегда искал и к чему стремился. Чуть позже пришло более глубокое понимание: я обрел не то, к чему стремился, а только путь к нему. Сам же источник моего стремления, моя цель и мой дом, из которого я когда-то ушел и тягу к которому теперь так остро чувствовал, находился где-то за пределами этого мира. Очень далеко — и в то же время совсем близко. Порой мне казалось, что я почти чувствую его, что тайна моей жизни, моего бытия вот-вот станет доступной. Что-то буквально разрывало меня изнутри, но когда я, казалось, уже готов был прикоснуться к Источнику, все исчезало. Оставалось только чувство печали — настолько острой, что порой просто хотелось умереть. Кто умножает познания, тот умножает скорбь, сказал Экклезиаст, и был тысячу раз прав.
Прошло чуть больше полугода с начала моих магических изысканий, но изменения, которые во мне произошли, просто потрясали. Я не стал пока магом — просто стал другим. К этому времени я уже не один раз перечитал книги Кастанеды и его соратниц по миру магии, изучил труды Шри Ауробиндо, познакомился с лайя-йогой, суфизмом и многими другими учениями. Я впитывал в себя знания, как губка воду, — каждая прочитанная книга давала частичку понимания. Из книг Кастанеды мне было известно, что проходят долгие годы, прежде чем ставший на путь магии человек сможет реально чего-то добиться. Поэтому я приготовился к очень долгому и трудному пути и не ждал немедленных результатов. Возможно, именно такое отношение и стало тем ключиком, который начал одну за другой открывать для меня двери магического мира. Удивительно, но у меня получалось практически все, за что бы я ни брался. Да, пока не было каких-то выдающихся результатов: я не мог менять миры, как это делал славный дядюшка Хуан, учитель Карлоса Кастанеды. Не мог изменять предметы, как это делала Настя. Я не мог совершать чудес — тем не менее мне удивительно легко давались самые разные магические техники. Той же остановкой ВД я овладел всего за месяц, весьма успешно прошло изучение азов игр с реальностью. Я начал не то что предполагать, а просто чувствовать, видеть, что меня ведет по жизни какая-то сила. Более того, я вдруг очень ясно осознал, что эта сила вела меня всегда, но я ее просто не замечал. Не обращал на нее внимания, хотя ее присутствие порой проявлялось очень явно. Теперь, после начала магической практики, я стал видеть проявления Джары на каждом шагу. Порой доходило до смешного: так, в декабре у меня сломался холодильник. Вызванный мастер, изучив проблему и задумчиво почесав в затылке, заявил, что нужно менять компрессор. Узнав, сколько это будет стоить, я решил просто купить новый холодильник, так как оставшийся от Сергея был довольно стар.
