Игорь Николаев - Боги войны
— Вы дважды сказали «странный», «уникальный». — Я зацепился за ключевые слова. — При вашем очень солидном опыте двух мировых войн… История со сражением против англичан в восемнадцатом? Да, действительно, для тех времен встречный танковый бой являлся событием редкостным, — но весной сорок пятого? После того, как вы прошли всю войну?
Грейм скупо улыбнулся углом рта.
— Вы, юноша, не дослушали. Не опережайте события. Если вам действительно интересно, я могу рассказать в подробностях, тогда вы поймете, что я подразумевал под словами «странный» бой.
— Конечно! Я не отнимаю ваше время, герр Грейм?
— Оставьте. Я… гм… очень пожилой человек, времени у меня более чем достаточно. Курите, если хотите, в баре есть французские папиросы — держу для редких гостей, я бросил лет двадцать назад.
Рассказ Эвальда Грейма…К 20 апреля 1945 года даже завзятым оптимистам стало окончательно ясно: все кончено. Выбор был невелик: подороже продать свою жизнь или отходить к западу. Натиск русских войск, устремившихся к Берлину с севера и юга и охватывавших столицу огромным кольцом, остановить было невозможно никакими силами. Достаточно упомянуть, что Третья и Четвертая танковые армии русских всего за двое суток прошли больше девяноста пяти километров — они отлично усвоили теорию танкового прорыва и глубокого охвата…
Ладно бы только русские! Постепенно терялось управление войсками, оборонявшими Берлин, в штабах царила жуткая неразбериха. Умника, которому пришло в голову провести в начале апреля оргштатную реформу, следовало бы расстрелять перед строем: ни один штабной, начиная от офицеров ОКВ-ОКХ и заканчивая ротными командирами, не мог толком объяснить, какая из «новых» дивизий является танковой, а какая панцергренадерской.
Количество разнообразных «боевых групп», отдельных рот с собственными наименованиями и прочих непонятных подразделений росло как на дрожжах и учету не поддавалось — что ни день, то новшество. Разумеется, порядка и организованности эта бесконечная сумятица не добавляла, вовсе наоборот — становилось только хуже. Однако куда уж хуже!
…Я тогда был назначен начальником штаба полка танковой дивизии «Курмарк», входившей в девятую армию группы «Висла». Впрочем, к двадцатым числам апреля что от самой группы армий, что от дивизии мало что осталось. Русские наступали по широкому фронту, прорвав оборонительные рубежи в районе Котбуса — Шпремберга, часть войск противника рвалась строго на запад, к Торгау, навстречу американской Первой армии, но основная масса танков устремилась на северо-запад: через Фенау на Ютеборг и далее к Потсдаму.
К вечеру 26 апреля положение стало критическим — как бы плохо ни было со связью и разведкой, стало ясно: дивизия и части, державшие оборону в нашей зоне ответственности, оказались в полном окружении. Руководство девятой армии на вызовы не отвечало и полностью потеряло управление над нами, приказы из Берлина противоречивы и неадекватны сложившейся обстановке.
Одно мы знали точно: с Эльбы для деблокады котла идет группировка, созданная в двенадцатой армии генерала Венка.
Наконец мы получили приказ прорываться на запад. Пускай части были измотаны непрерывными оборонительными боями, пускай не хватало боеприпасов и горючего, но оставаться в котле означало верную смерть.
Часть самоходных орудий пришлось бросить, оставшееся горючее слили в танки — прорыв начался в ночь на 29 апреля, и ко второй половине дня дивизия «Курмарк» при поддержке пехоты прорвала слабую оборону не успевшего окопаться противника и создала коридор на Луккенвальде шириной два километра.
Я выходил из окружения вместе с первой ротой нашего полка — в ней осталось четыре «Тигра», две «Ягдпантеры», восемь «Пантер» и четыре «Хетцера», не считая небольшого количества вспомогательной техники. Сразу за нами шел арьергард, обязанный прикрыть отступление.
Чтобы избежать ненужного риска, дивизия отступала небольшими группами, обязательно в сопровождении пехоты: нас прикрывали фанен-юнкера дрезденской кадетской школы. Точкой встречи был назначен Шперенберг, в двух десятках километров южнее Берлина — туда русские пока не добрались, и Венк шел в том же направлении. В соответствии с поступившим приказом уцелевшие подразделения нашей дивизии должны были усилить группировку двенадцатой армии.
Нам несказанно везло — это был лесистый район с большим количеством озер. Зная дороги, можно было не рисковать и двигаться ночью. По моим предположениям, к вечеру 30 числа мы оторвались от противника не менее чем на двадцать пять километров, русская авиация и штурмовики не появлялись: они сосредоточились на оставшейся позади линии фронта и оборонительных рубежах. Пока что здесь была территория Германии.
Район Берлина густо населен, поселки встречались через каждые несколько километров. Я отметил, что мирных жителей почти совсем не осталось: большинство эвакуировались на Запад или ушли в столицу, с непостижимой гражданской логикой рассуждая, что в городе якобы безопаснее. Пропаганда твердила — Берлин будет обороняться «всеми имеющимися в наличии силами», и сдача города абсолютно невозможна, ни в какой ситуации. Это при том, что столица была сильно разрушена бомбардировками и переполнена беженцами.
Те, кто остались, а также бойцы фольксштурма, полицейских формирований и вооруженных пожарных поглядывали на танковую колонну мрачно — что мы делаем здесь, когда фронт в совершенно другой стороне?
Я находился не в командирской машине, а в «Тигре» номер 112 как офицер с неплохим опытом, исполняя роль командира экипажа — бывает и так, что подполковники садятся на место убитого лейтенанта. Люк отодвинут, я оперся локтями о командирскую башенку. Два танка следуют перед нами, остальные позади. Разведывательный батальон мы вперед не отправляли за полным его отсутствием, полегли все. Надеялись, что обойдется.
Пейзаж вполне мирный — никаких разрушений или следов пожаров в поселке я не заметил, разве что редкие люди на улицах поголовно вооружены, оконные проемы каменных зданий прикрыты мешками с песком. Настоящих оборонительных сооружений здесь я не заметил, они находятся ближе к городу.
Канонада на востоке и юго-востоке не смолкала ни на минуту. По моим оценкам, артиллерия противника громила укрепрайон Шпреевальд. Если так пойдет и дальше, линия фронта пройдет в этих местах завтра-послезавтра.
К десяти утра мы миновали Вальдек и вышли на дорогу к Вюнстодорфу. До точки встречи оставалось чуть больше полутора десятков километров. Командир роты капитан Готтов сообщил мне, что есть устойчивая радиосвязь с двигающимися южнее третьей и четвертой ротами, они подходят к Шперенбергу с юга. А мы, наоборот, минуем озеро Меллензее, затем повернем на…
Стоп.
Ну конечно!
— Готтов? — вызвал я капитана по рации. — Сколько осталось горючего после марша?
— Девятьсот литров резерва — все в канистрах, — немедленно отозвался капитан. — Мизер.
— Скверно. Хватит, чтобы наполнить баки двух «Тигров». Боекомплект тоже на исходе — в моем «сто двенадцатом» осталось двадцать четыре снаряда из девяноста двух. Положение не лучшее.
А выход из этого положения — в двенадцати километрах к западу. Куммерсдорф. Танковая школа, артиллерийский полигон и склады. Если, конечно, Куммерсдорф не разбомбили.
Впрочем, полигон находится на очень большой площади, уничтожить весь комплекс получилось бы только после нескольких больших налетов, а в последние месяцы я не слышал о серьезных разрушениях в Панцершуле. Заезжал туда в январе, после получения предписания о переводе в создаваемую дивизию «Курмарк» — большинство зданий и производства были целехоньки.
— Готтов, направление — Куммерсдорф, — передал я. — Задержимся там на час-полтора.
— Слушаюсь, господин подполковник, — раздалось в наушниках. В голосе капитана слышались обрадованные нотки. — Я правильно вас понял?..
— Вполне правильно. У нас появилась возможность получить топливо и боеприпасы. Комендант гарнизона не вправе отказать — мы боевая часть.
В соответствии с приказом Ставки боевым частям, оборонявшим столицу, любые необходимые припасы должны были предоставляться незамедлительно и в полном объеме как гражданской администрацией, так и тыловыми подразделениями. Однако сейчас уже не поймешь, где фронт, а где тыл…
Слева синело озеро, по правую руку тянулся светлый сосновый лес. Грунтовка неожиданно закончилась, появился асфальт, побитый траками; следовательно танки по этой дороге проходили совсем недавно. Поворот к северо-западу, белый указатель с готическими буквами «Rehagen. 1 Km».
Сразу за этим поселком — деревня Куммерсдорф, а еще и двух километрах полигон, производственные цеха и небольшой аэродром, спрятавшиеся в лесу. Много лет назад я изучил эти места как свои пять пальцев, каждую тропинку знаю.
